Белозеров неожиданно, но мягко опустился в заросли медленно волнующихся зеленовато-бурых водорослей. Глубина была невелика: метров шесть, не больше, и Белозеров балансировал на вершине небольшой скалы, конусом расширявшейся в глубину. Видимость оказалась неважной, чудилось, что и далеко внизу скала покрыта водорослями.
За всю свою "подводную жизнь" Белозеров не смог преодолеть в себе яростной брезгливости к неожиданному прикосновению студенистого тела медузы - и мягким объятиям водорослей. Ему стоило большого труда тут же не сорваться со скалы, чтобы скорее ощутить всем телом чистую, свободную воду, но он вспомнил, что видел именно эту скалу сегодня на пленке: как раз по ее пологому скату сползала камера. Выходило, что погружался Белозеров изумительно точно.
Он снова проверил снаряжение, удивляясь тревоге, негодуя на смутный страх, от которого не мог избавиться, если водоросли, тихо вздымаясь, вдруг касались его колен. Наказывая себя, Белозеров решил повременить с погружением и походить по скале, привыкая к ее скользкой, шевелящейся жизни.
Найдя щель на краю крутого выступа, он лег плашмя и заглянул под шатер водорослей. Тяжелые слоевища, словно стволы могучих, но низкорослых кедров, стояли недвижно, цепляясь за скалу "корнями"-ризоидами. Вода здесь была абсолютно недвижима и очень прозрачна - это напоминало безветрие в густом лесу на суше. Однако камень, чудилось, дышал: присмотревшись, Белозеров увидел шевеление микроскопической жизни. Почему-то лишь в море да под звездооким небом он вдруг начинал столбенеть перед таинством, именуемым сотворением мира. Ведь все, все - от почти невидимых существ, рождающихся и умирающих на этом скользком камне, до самой дальней звезды, даже до Порфиролы! - возникло, по сути, из одного первозданного, воистину мирового вещества. И большее изумление, чем даже шестидневно созидание Творца, вызывало у Белозерова именно это искрометное, волшебное преобразование чего-то единого - в столь необозримое, неисчислимое, щедрое множество!..
Белозеров машинально поднял с камня морского гребешка, но тому, видно, не понравилось новое знакомство, и, вдруг хлопнув створками, он пустился наутек - такое, во всяком случае, впечатление производило это быстрое перемещение, которое сопровождалось не то угрожающим, не то испуганным щелканьем створок раковины.
Белозеров невольно усмехнулся: паническое бегство гребешка успокоило его. Он решил выбираться из этого карликового леса и продолжать погружение. Однако выбраться оказалось непросто: плети водорослей зацепились за баллоны.
Белозеров знал, что запутаться в подводных зарослях просто, и первое дело тут - не впадать в панику. Он поерзал, подергался, пытаясь высвободиться, но напрасно. Нечего было и думать отрывать водоросли от скалы, никакой силы не хватит. Досадуя на нелепую ситуацию, на себя, что залез сюда, Белозеров снял с пояса нож. Худо было, что он не мог повернуться и резал почти вслепую. Так в два счета можно было повредить воздушный шланг, перекинутый через плечо. Помаявшись минут десять, Белозеров наполовину высвободился из ремней, державших баллоны, однако и это ничего не дало. Оставалось одно: вовсе снять снаряжение и всплыть только на запасе воздуха в легких, благо глубина невелика. Акваланг придется бросить, да бог с ним: самое большее через час можно спуститься с другим аппаратом и вызволить этот. Не в том беда! Главное, какая нелепость… Погулял, называется, в лесу! Это же надо: на зыбкой почве моря, как говаривали поэты древности, мог держаться хоть сутки, чувствуя себя как дома, лишь бы медузы не досаждали, а тут… Он ощущал себя в этом водорослевом лесу мальком, который попался в хищно захлопнутые створки ликаматантара. Дурацкая история, дурацкая примета!
Наконец Белозеров освободился от акваланга, в последний раз припал к загубнику, глотнув воздуху, и, не снимая маски, легко скользнул меж водорослей.
*
Налега стоял на мостках, приподняв гарпун. Тихо было, тихо. Но по некоторым признакам - недаром Налега был известен как лучший гарпунщик на Нирайя! - он понял, что к нему приближается большая волна, гонимая чьим-то быстрым движением. Это мог быть дюгонь, нет, даже не один дюгонь, наверное, целое стадо. Ведь удача сопутствует беандрике и поату с тех пор, как жрецы отдали в жертву Богине Ночи белого чужеземца. Хотя… кто знает! Рассказывают старики, что когда гарпунщик стоит ночью на мостках, он часто видит всякие чудеса. Он может рассмотреть морского змея, чье тело светится как огонь. Или видит подводных духов. Да мало ли кого! Известно, что заметив какое-то неведомое существо, гарпунщик должен предупредить своих товарищей на мостках, и все они опускают, а то и просто кладут гарпуны и не берутся за них до тех пор, пока неведомое чудовище не проплывет прочь.
Нет, это и правда не дюгонь… От греха подальше! Налега положил гарпун и с любопытством вгляделся в темноту. Он увидел волну. Волна надвигалась - белеющая пеной, молчаливая, без шипения и ропота. Было что-то мертвенное и мертвящее в непреклонном ее движении… Налега изготовился свистом дать сигнал опасности соседям, как вдруг почуял, что у него замирает, останавливается сердце. Мана, жизненная магическая сила, покидала его! В последнем усилии оглянулся… слева мостки были пусты. Где Зимон, он ведь должен там стоять? Справа виднелась поникшая, скорченная фигура Никома, двоюродного брата Налеги. Что с ним?..
Голова кружилась, кружилась, Налега против воли опустился на колени, припал лбом к шершавым мосткам. Он уже не увидел, как мертвая вода подземной реки, прорвавшаяся в Океан, пронеслась мимо, оставляя за собой пустую полосу моря, берега, воздуха - и канула в глубину.
Белозеров сильно оттолкнулся от камня, чтобы поскорее всплыть. Но что это?.. Он не смог подняться над камнем, словно его ноги защелкнулись створками гигантской тридакны. Да какая там тридакна! И не водоросли оплели колени, нет, они жалко опали, словно увяли, умерли. Что такое? Словно какой-то невообразимый сток свершил гигантский ядовитый выброс в океан - и враз уморил всех, кто попался на пути. И Белозеров вдруг ощутил всем телом и лицом, теми его участками, которые не были защищены маской, резкий холод, будто внезапно ударил студеный ветер. Так бывает на обимурских берегах в февральском предрассветье, и тогда кажется, что разгоряченную кожу обернули залубенелым от мороза полотенцем. Почему так внезапно охладилась вода?
Но думать было некогда, кровь уже стучала в висках. Толкнулось воспоминание: когда он проснулся после своего странного сна, подушка рядом с его головой была примятой и влажной, словно кто-то лежал на подушке, тяжело и беззвучно плача… оплакивая? Кого? Что?
