– Ты простила меня?
– А разве ты не видишь?
Голос Елены был глубоким и таким проникновенным, который бывает только у по-настоящему влюбленной женщины.
– Я, наверное, круглая дура, – с грустной усмешкой сказала она, – если бы я была нормальной, то ни за что не стала бы сидеть тут с тобой после того, что ты со мной совершил. Но я тебя простила. Знаешь почему?
Герман пожал плечами.
– Потому что это был не ты.
Поймав недоуменный взгляд Германа, Елена пояснила.
– Это не ты меня насиловал. Это зверь, который в тебе сидит.
Он почувствовал, что его прошибает холодный пот.
– О чем ты?
Елена округлила свои и без того большие глаза.
– Ты одержим. Тебе нужно сходить в церковь и причаститься.
Герман облегченно перевел дух.
– Чушь какая-то, – пробормотал он.
Елена с жаром начала доказывать свое утверждение.
– Послушай, – перебил он ее, – давай поговорим об этом как-нибудь после. У меня осталось не так много времени и я хочу провести его с толком. Во-первых, я изрядно проголодался. У тебя, помнится, есть какая-то снедь. Как ты смотришь на то, чтобы поесть?
Елена проворно достала пакет, вынула из него купленные продукты. Освещение в салоне „Нивы“ не работало, поэтому им пришлось есть в темноте.
– Я купила вина, – сказала Елена, – выпьем?
– Ты пей, а я не буду. Мне еще нужно кое-что сделать.
– Хорошо, – сразу согласилась женщина, – тем более, ты ведь за рулем теперь.
– За рулем будешь ты, я уже тебе говорил об этом.
– Тогда и я не буду пить, если только совсем чуть-чуть.
Она сделала два глотка и заткнула бутылку пробкой.
– Какой дряни ты набрала, – сказал Герман, отведав докторской колбасы.
Ему не понравилось ничего из того, что купила Елена. Привыкший к натуральной пище и особым концентратам, он тот час же распознавал вкус приправ и консервантов и они ему совершенно не пришлись по душе.
– Что будет потом? – робко спросила женщина, когда они закончили трапезу.
Задумавшись, Герман пропустил вопрос мимо ушей.
– Я спрашиваю, что будет потом? – громче произнесла Елена.
Он перевел на нее взгляд.
– Потом мы с тобой расстанемся.
В лице женщины отразился испуг.
– Ты бросишь меня? – жалобно спросила она.
– Я сделаю так, как обещал. Ты получишь деньги, машину и отправишься к себе.
– А ты?
– Какое тебе до меня дело? Мы встретились, провели вместе время. Надо заметить, это было не слишком приятно для тебя. Теперь пришло время каждому из нас пойти своей дорогой.
– Пошел ты к черту! – истерично крикнула Елена. – Я тебя ненавижу!
Она выскочила из машины и пошла к берегу. Он с удивлением проводил ее взглядом.
Хозяин, как и всегда, оказался прав, когда говорил, что женщины – существа, не поддающиеся никакому логическому анализу. Однако, как это ни было странно, его это не раздражало.
Неужели он успел привязаться к этой пустой, нагловатой, испытывающей перманентный сексуальный голод бабенке? И снова, уже в который раз, его охватила буря противоречивых чувств. Это становилось невыносимым. Трудно было осознать, что все, представлявшееся прежде таким простым и ясным, на деле оказалось запутанным, сложным и почти не поддающимся контролю.
Хватит с него этих романтических терзаний. Он просто смешон, если позволяет обстоятельствам выводить себя из равновесия.
И каким обстоятельствам? Он посмотрел на Елену, застывшую у самой воды. Женщину обдавало холодными брызгами, но она будто не ощущала этого.
Занимался серый рассвет. Елена ежилась от пронизывающей сырости, но упорно не желала возвращаться в машину. Ему вдруг стало жаль ее, как бывает жалко побитую собаку, жмущуюся от страха и холода.
Он представил себе, как посмеется Хозяин, когда услышит трогательную историю прощания у моря. Он уже слышал этот саркастический смех и обидные, бьющие наотмашь слова. Кровь ударила в голову. Этого нельзя допустить! Он должен доказать Хозяину, что чего-то стоит!
Стремительно поднявшись, он выскочил из машины, громко хлопнув дверью. Елена, услышав звук, обернулась. В ее глазах стояло обреченное ожидание.
Дзержинец совершил ошибку, которые романисты обычно называют роковой. Самое смешное, что он сам превосходно осознавал, к каким последствиям может привести, и, скорее всего, неминуемо приведет этот шаг. Но, не взирая ни на что, Дзержинец сделал это. Причина была простой: он попросту не мог поступить иначе.
Он прекрасно знал, что его поступок не останется незамеченным кое-кем, но в то же время не сделать этого он не мог.
В аэропорту, когда Президент и сопровождающие его лица садились в самолет, Дзержинец отстал от делегации. Ни одна душа не знала, был ли Президент в курсе неожиданной отлучки полковника Безопасности. Да и вряд ли много людей заметило, что Дзержинца нет в самолете.
Самолет Президента взмыл в безоблачное голубое небо, а полковник ГосБеза уселся в поджидавшую его „Волгу“ и направился в сторону морского побережья. Он держал курс на дельфинарий. Директор, бывший, по всей видимости в курсе повторного визита Дзержинца, ждал полковника.
– Как все прошло? – с волнением спросил он.
– Очень хорошо, – ответил Дзержинец, – у вас, действительно, отлично налажена работа.
Директор выглядел польщенным.
– Ну, при таком стимуле… – неопределенно ответил он.
Дзержинец не стал интересоваться, что имеет в виду директор дельфинария.
– Мне не понравилось, что вы так настойчиво приглашали Президента совершить прогулку на катере, – вдруг обронил Дзержинец по дороге вдоль канала.
– Но это было предусмотрено программой визита, – оправдывался встревоженный директор.
– Программой много чего бывает предусмотрено, но из этого не следует, что все должно быть выполнено.
Директор дельфинария молчал.
– Если бы Президенту взбрело в голову проехаться на катере, то он мог обратить внимание на вышки. Стал бы задавать лишние вопросы.
– Но такой центр, как наш, непременно должен хорошо охраняться, в этом нет ничего подозрительного.
– Так-то так, но всегда могут найтись особенно дотошные люди, которым такое объяснение не покажется правдоподобным, даже если оно соответствует реальности, – возразил Дзержинец.
Вообще-то, у него не было особых причин быть недовольным своим ставленником в дельфинарии. Этого человека Дзержинец пристроил в Центр изучения китообразных еще в конце восьмидесятых, после того, как секретная лаборатория заработала полным ходом. Ему необходим был свой человек в дельфинарии. Василий Адамович Ровенский, чистокровный еврей, жаждавший переехать в Израиль, благодаря Дзержинцу сумел избежать многолетнего тюремного заключения. И теперь был в неоплатном долгу перед своим спасителем и благодетелем. От воли полковника Безопасности зависел не только он сам, но и его многочисленное семейство. Он полностью находился в руках Дзержинца и оба они прекрасно об этом знали. Ровенский по сию пору вполне удовлетворительно справлялся со своими обязанностями, будучи не только хорошим исполнителем, но и отличным организатором. Редко эти взаимоисключающие качества сочетаются в одном человеке. Дзержинцу никогда нельзя было отказать в умении находить подходящих людей. Директор дельфинария не был исключением.
