Он знал, что пока открывает последнюю дверь, в центральном отделе Базы уже знают о его приходе и готовятся к встрече. Так оно и было.
– Добрый день, полковник, – услышал он.
В просторном помещении с несколькими дверями, ведущими в разные отделы Базы, стоял человек среднего роста, нормальной комплекции, одетый в синий костюм, в коричневом галстуке. Темно-русые волосы зачесаны назад, открывая небольшие залысины на лбу. Глаза водянисто-голубые, смотрят насторожено и, кажется, немного неприязненно.
– Здравствуйте, Антон Николаевич, – полковник пожал протянутую руку.
– Милости просим, я давненько вас поджидаю.
– А разве была такая договоренность?
– Послушайте, полковник, – мужчина засмеялся неприятным блеющим смехом, – я все-таки слежу за развитием событий в мире. Я прекрасно знаю, что здесь некоторое время назад побывал президент страны. Кстати, этим вечером работники местного телевидения обещают показать репортаж, снятый в дельфинарии. С удовольствием посмотрю его. Может быть, наконец я смогу получить представление о том месте, которое находится надо мной…
– Вы чем-то недовольны? – спросил полковник, перебив говорившего на полуслове.
– Я? – Антон Николаевич растерялся и не сразу нашелся, что ответить. – Вы не так меня поняли, полковник, – все с тем же неловким смехом сказал он. – Я, как всякий человек науки, немного любознателен, только и всего.
– Я предлагал вам превосходную поездку на север страны, – продолжал давить Дзержинец, – вы сами отказались, заявив, что не имеет никакого желания покидать лабораторию. Я прав?
– Разумеется, вы правы! – Антон Николаевич больше не смеялся, он смотрел на визитера со страхом и долей раболепия.
Полковник остался доволен результатами сделанной выволочки. Он знал, что этот человек, как никто другой, нуждается в периодическом „промывании мозгов“. При чрезмерно лояльном к нему отношении, Антон Николаевич неизменно начинал вести себя недостаточно корректно, позволяя себе саркастические выпады. Дзержинец взял за правило пресекать подобные выходки еще до того, как они совершались.
Характер Степанова представлял собой гремучую смесь из многочисленных комплексов неполноценности, сочетающихся с непомерно большими амбициями. Столь опасное сочетание требовало строжайшего контроля. Допусти полковник слабину хотя бы один раз, и Антон Николаевич начал бы предъявлять всевозможные требования и мог бы и вовсе выйти из повиновения.
Они прошли в кабинет Степанова, оснащенный компьютерами и техникой последней модели.
– По-моему, вы выглядите гораздо лучше, по сравнению с тем, каким я вас запомнил по нашей последней встрече. Надеюсь, и настрой у вас соответствующий.
Вместо ответа Антон Николаевич только улыбнулся и пожал плечами.
– Что у вас новенького? – поинтересовался Дзержинец уже другим, благожелательным тоном.
– Новенького? – переспросил Степанов, как всегда, оттягивая время, чтобы обдумать ответ.
– Как идет работа над пятой серией?
– Полным ходом, полковник, полным ходом, – поспешно ответил Антон Николаевич, пожалуй, даже слишком поспешно.
– Когда планируете начать адвентацию?
Степанов ответил не сразу. Он был очень взволнован, это не укрылось от взгляда полковника.
– Мне еще необходимо провести серию различных операций, – уклончиво ответил он.
– Но вы можете назвать хотя бы приблизительные сроки? – настаивал Дзержинец.
Антон Николаевич начал раздражаться, что также насторожило посетителя.
– Мне трудно говорить с вами об этом, вы ведь не имеете представления о всех тех биологических процессах, которые происходят в моей лаборатории. Но поймите хотя бы то, что я действую вслепую и сам не могу предсказать результаты своих работ. Все, что я могу – это наблюдать, фиксировать и делать выводы. Последняя серия качественно отличается от всех предыдущих и что она будет собой представлять, для меня самого остается пока загадкой. Можете мне не верить, но в этом заключается специфика моей работы…
– Я все это знаю, – снова перебил Степанова полковник, – вы говорили мне в точности то же самое и в период работы над предыдущими сериями.
– Тогда тем более, не стоит давить на меня и требовать ответов на вопросы, которые мне самому еще неизвестны.
– Что-то вы слишком горячитесь, – заметил Дзержинец, усаживаясь на кожаный диван.
Степанов опомнился и мгновенно преобразился, вновь превратившись в подобострастного хозяина, принимающего почетного гостя.
– Я – ученый, – произнес он извиняющимся тоном, – и когда дело касается моей работы, теряю все представления о приличиях, – снова раздалось блеяние, от которого Дзержинец слегка поморщился. – Простите меня, полковник, я забыл о долге гостеприимства. Не желаете ли кофе или, может быть, чаю?
– С удовольствием выпью кофе, – ответил Дзержинец.
– Как всегда?
Гость утвердительно кивнул головой и откинулся на спинку дивана. Он чувствовал небольшую усталость – день сегодня выдался чересчур богатый событиями.
Степанов заспешил к выходу.
– А где же ваш ассистент? – спросил Дзержинец вдогонку.
– Михаил Анатольевич? – по своему обыкновению переспросил Степанов.
– А что у вас есть и другие ассистенты? – Дзержинец нахмурился, что не предвещало ничего доброго.
Антон Николаевич опять затрясся от смеха.
– Увы, полковник! – ответил он, избегая взгляда Дзержинца. – Михаил Анатольевич у меня один, хотя порой я мечтаю о том, чтобы у меня в подчинении было побольше умных, знающих, исполнительных людей.
– В вашей власти ковать себе собственные кадры. Как раз такие, о каких вы мечтаете, – ответил Дзержинец.
– О, если бы все было так легко! – усмехнулся Антон Николаевич и исчез в дверях.
Дзержинцу совсем не понравилось поведение Степанова. Он и сам не мог бы сказать, что конкретно его настораживает. На первый взгляд ученый вел себя как обычно. Он всегда был нервозным, трусоватым и каким-то скользким. Дзержинцу нередко приходилось использовать весь свой дар убеждения и силу характера, чтобы заставить этого человека вести себя так, как это нужно для дела.
Дзержинец имел обыкновение говорить негромким голосом, как-то вкрадчиво. Никто никогда не слышал, чтобы полковник кричал или даже повышал голос. Напротив, в особых случаях, если он был разгневан или раздражен, его голос становился еще тише, но приобретал зловещие нотки. Это действовало безотказно. Собеседник неизменно бывал повергнут в тревогу.
Через несколько минут Степанов возвратился с кофе.
