Разозленный шофер хлопнул дверью. Гарри осел в кресле, вытер пот со лба и потянулся за сигарой. Рука его слегка дрожала.
— Нам конец, Джером. Все уже замечают…
От страха голос Гарри сбился на низкий шепот.
Джером попытался успокоить его:
— Что замечают? Ребята неразговорчивы? — хорошо, сделаем, чтобы они разговорились.
— Ты вообще-то слышал, как они говорят? Это ужас.
— Они, кажется, в Конгресс не метят. «Привет» и «пока» — этого вполне хватит.
— Мало, Джером.
— Хорошо, проведем в цеха радио. Будут слушать новости, про спорт, погоду, хиты всякие.
— И телевизор.
Успех ошарашил Гарри. Десяти дней не прошло, а зомби уже общались между собой: «Как дела, приятель?» — «Порядок, малютка». Недели шли, репертуар их расширялся, в него вливались все новые и новые выражения. Ходовые лозунги из рекламы и спортивных трансляций, какие-то фразочки из мультиков, строчки из последних шлягеров ходили по всему заводу. Гарри стал примечать группки зомби, сбивавшихся в кружок погоготать над анекдотами или поспорить о бейсболе.
Как-то Гарри и Джером сидели р конторе. В дверь постучали. Стук был приглушенным, будто кто тыкался губкой в стекло. Гарри и Джером удивленно переглянулись. Они никого не ждали. Прочистив кашлем горло, Гарри попросил посетителя войти.
— Как. Идут. Дела. Мистер. Гарри? — произнес Вернон, станочник. Одежда на нем была опрятной, хотя и изрядно поношенной. Кожа отсвечивала бледной зеленью.
— Привет, Вернон. В чем дело? — спросил Джером.
— Ребята. Послали. Меня, — нудил Вернон на одной ноте.
— Что-нибудь не так?
— Мы. Хотим. Смотреть. Ответные. Матчи.
Гарри повернулся и уставился на пришельца.
— Ответные матчи?
— И. Чемпионат. Мира.
— Ну и смотрите себе в свободное время.
Джером склонился к дяде и шепнул:
— У них его нет, дядя Гарри. Надо освобождать их на ночь. Они станут работать лучше.
— Ты думаешь?
— Я сам собирался это предложить. Пусть развлекутся — работа пойдет веселее. А в это время мы проветрим цеха.
Это убедило Гарри, и он объявил:
— Вернон, передай ребятам, что отныне по вечерам они могут отдыхать. Пусть малость подышат свежим воздухом.
— Порядок. Босс, — прогундосил Вернон. — Всего. Доброго. Мистер Гарри. Мистер Джером.
Верно# ушел, а Гарри обратился к племяннику. Его снова обуревали сомнения. Но прежде чем он успел высказать хотя бы одно из них, Джером успокаивающе вскинул руки.
— Дядя Гарри, позволь кое-что сказать.
— Скажи мне, что мы разорены! Своими собственными руками срезал производство почти наполовину!
— Не беспокойся, я создал ночную смену.
Гарри недоуменно вскинулся:
— Какой идиот согласится работать ночью?
— Тут такое дело… Найдется у нас чистый сухой склад, где я мог бы держать кое-какие ящики?
— Есть чердак. Жуткое место. Летучие мыши, пауки, темень кромешная даже в разгар дня. — Гарри содрогнулся от собственных слов.
— Это как раз то, что нужно! Завтра же сюда доставят ящики.
— А в ящиках что?
— Ночная смена.
Какое-то время Гарри приходил в себя, потом взорвался:
— Тебе мало зомби, так ты решил приискать вампиров?!
— Они одеты куда лучше. И не воняют. И большинство из очень приличных семей.
С вампирами все оказалось еще проще. Сплошь обвивший окна и двери чеснок сделал их пленниками завода. Никаких полетов в ночном небе, никакого беспокойства соседям. Вместо этого — работа, с энтузиазмом и выдумкой, причем безо всякого дурного запаха.
Гарри был доволен ночной сменой. Через несколько дней он уже стал поговаривать о «европейском классе производителей» и расточал хвалы их аккуратности. Вампиры, как он убедился, имели всего одну неприятную черту. Раз в неделю, примерно за полчаса до заката солнца, Джером взбирался на чердак с ведерком свежей крови, взятой на местной бойне, и оставлял его посреди уставленных в кружок гробов. На следующее утро он убирал пустое ведерко. В ночь кормежки производительность была выше обычной.
Все потекло своим чередом. Перед самым закатом зомби неуклюже тащились прочь к своим вечерним занятиям. Когда уходил последний из них, Гарри с Джеромом осматривали гирлянды чеснока и спешили домой. Когда поутру они возвращались, зомби уже хлопотали у станков, а вампиры покоились в гробах. Большего Гарри и желать не мог.
Но вот настало ноябрьское утро, когда ему довелось испытать весьма неприятные минуты. Придя в контору, Гарри обнаружил записку с просьбой о встрече в тот же вечер. И подпись: «Граф Раду».
Когда явился Джером, Гарри трясся от страха.
— Обвешаемся чесноком, — успокаивал его Джером. — Он к нам не притронется, — уверял племянник.
— Видел подпись? Румынское имя. А румыны обожают чеснок.
— Только живые, дядя Гарри.
На закате, все в чесночных гирляндах, они сидели в конторе, поджидая гостя. Граф Раду обставил свое явление дешевыми театральными трюками: возник в дверном проеме с внезапностью ветра. Бледный, с черными, как смоль, волосами, алогубый человек в элегантном вечернем одеянии предстал перед ними, неторопливо оправляя складки плаща, обвившего худощавую фигуру.
— Вечер добрый. Я — граф Раду, — произнес он с сильным акцентом.
— Голос — ну точь-в-точь, как у Белы Лугоши в «Дракуле»! — прошептал Джером.
— Рад познакомиться с вами, граф. Меня зовут Гарри. Я владелец завода. Это мой племянник Джером, директор по кадрам.
— Как вам у нас нравится, граф? — поинтересовался Джером.
— Работа наша… утомительна, — ответил граф, делая ударение на последнем слове.
— Тяжести ведь таскать не приходится. Целый день вы спите в безопасном месте, каждую неделю — ведро крови, безо всяких перебоев, — напомнил Джером. — Дядя Гарри — весьма цивилизованный работодатель. Согласитесь, вам здесь гораздо лучше, чем было бы на государственной службе.
— В мире есть многое помимо крови и сна. Мы хотим летать сквозь тьму… навещать местных крестьян… чувствовать ветер в крыльях и слушать детей ночи…
Чувствуя себя за чесноком, как за каменной стеной, Гарри решился:
— Вы распугаете весь окрестный люд. Я категорически против!
— Вы намерены диктовать условия графу Раду? — пророкотал вампир, подаваясь вперед и запахивая плащ.
— Спокойно! На мне чеснок, — предупредил Гарри.
— Ах, да. Чеснок. Моя любимая приправа, — уведомил граф с улыбкой, обнажившей здоровущие клыки.
Гарри забился в кресло.
— Говорил же я тебе про этих румын! — взвизгнул он.
