— Воительница, — выплюнул с презрением и сморщился, всхлипнув, глаза ладонью прикрыл. — Паул, сука! Найду, — кулак сжал, не зная, какую б пытку придумать, чтоб смерть в радость Паулу показалась.
Кирилл зубы сжал, покосившись на него, да затылок потер, голову почти до колен склонив, чтоб блеска в глазах больного да злого не приметили.
— С кем бы еще поговорить?
— Миролюб, побратим ее — вона стоит, — кивнул князь на парня у плетня. — Аще Ханга, ведунья. Закамурила она мне, дескать, Морану Халена обошла, да ненадолго. Мол, баяла она ей как обережеться да глупая не слухом рожена и в лапах у Мораны таперича, и как оно повернется — Грому ведомо. А какой неслухом, коль по чести жила, какой обошла, ежели смерть лютую приняла…
Кирилл задумался: что за ведунья, и что она знает? Причем тут Гром?
Покосился на парня и понял, что не хочет с ним разговаривать — сил нет, сердце итак сбивчивым рассказом князя изранено, словно гвоздей в него натыкали. А как представит Анжину, против которой какие-то лютичи- дикари, идут, убивают, а в это время Кирилл клон сторожит, по кабакам да мегасам ее сопровождает, так вообще, хоть вой от ярости и безысходности.
Крис просто развернулся и потопал к разбитому у подножья холма палаточному городку. Кирилл посмотрел ему в спину, прекрасно понимая, отчего сбегает граф, и спросил глухо у князя.
— Хангу как найти?
— Вверх и по праву руку изба, на отшибе.
— Спасибо, — поблагодарил вставая.
И поплелся в указанном направлении. Прошел мимо парня, взглядом перекинулся и понял — правильно разговаривать с ним не хотел — глаза-то у того дикие и больные — не в себе видать, мирянин. Точно, не в себе — за Кириллом пошел. Шерби повернулся, уставился на него:
— Что надо?
Молчит, смотрит и не уходит. Кирилл дальше поплелся. Так и дошел до указанной избы с сопровождением. А у избы на лавке старушка сидит, на клюку руки сложив. Смотрит в упор на гостя синими глазами и молчит. Шерби неуютно под ее взглядом стало, затоптался не зная, то ли рядом сесть да поздороваться, то ли дальше идти, дать круг да в лагерь вернуться.
Старуха головой еле заметно кивнула в сторону свободного места на лавке — пригласила. Делать нечего, подошел, поздоровался, сел. Минута, пять — тишина. Сидят на Миролюба глядят, а тот у соседней избы стоит и тоже на них смотрят.
`Ничего, душевно беседуем', - мысленно усмехнулся Кирилл.
— Не скалься, — проскрипела неожиданно Ханга. — Мерекаешь дурни одни вокруг?
— Нет, — серьезно посмотрел ей в глаза. — И в мыслях не было.
Старушка вздохнула:
— Ох, паря и тебе она люба. Знать беда твоя впереди.
`Что к чему'? — затылок погладил озадаченно.
— Гром-то что?
Мужчина отвернулся: глупый вопрос. Что — что? Как чувствует себя? А как себя почувствует человек, у которого сердце и душу вынули да на погребальный костер возложили?
Что делать думает? Так на лице написано — за Анжиной следом. Не сам, конечно, а через лютичей. Устроит вендетту, всех положит и сам с чистой совестью ляжет, завещав друзьям Паула найти, да детей воспитать.
— Нет. Морана его не возьмет, — бросила ведунья. Мужчина нахмурился:
— Вы мысли читать умеете?
— Не у всех, у тех, кто сердцем чист. У нее зрила. У тебя тож. Все думки без закомуры — длань дитячья.
— Я вижу вам многое известно, скажите, Анжина… Халена… — жива? — хотел спросить: лежит-то ведь, как живая. Но осекся, понимая — странный вопрос.
— Ты себя слухай молодец, все оно внутрях ужо сговорено. За любую свою бойся да бережь шибко. Твоей будет, коль не замешкаешь. Хоть и ненадолго. Она ж голубка жизнью своей смерть суженного выкупила. Таперича вместе им не бывать. Я дура старая сподобилась, брякнула…
`Значит, Ричард жить будет', - сделал вывод Кирилл.
— Лютовать он будет, себя не чуя, а тебе да ей в ответе быть.
— Как это, бабушка? Анжина, она же… — и слов нет. Как скажешь — мертва? Язык отсохнет.
— Померла? А кто сказал, что померла? Разве ж Боги умирают?
— Она человек.
— Иной человек, превыше Богов встать сподобится, да не каждный удержится. Иным блазнится тепло местечко, а не дается. А иным и не надобно, а для него рожены.
`Ох, и витиевата бабулька', - вздохнул Шерби.
— А ты меня шибче слухай, ежели б не она, что род наш бережила, ежели б не ты пришел, а Стынь — слова б не молвила. Хлебнешь ты аще лиха, ежели полезешь — с Мораной-то шутки плохи. А и выбор небогат: тебе токмо и дадено дело-то поправить.
— Какое дело, как? — нахмурился, ничего не понимая.
— А по чести живи как жил. Светел ты да чист, вота свет к свету-то и притянется, да хмарь наведенную разведет. Морок сымет. А коль черной злобе уступишь, Морана-то через то, душу твою и вынет.
— Простите, бабушка, не понимаю я, о чем вы.
— А не время, вота и не мерекаешь. Погодь чуток, оно и откроется. Завтрева в путь тронетесь, так Халену не берите — не ваша она.
Кирилл вздохнул: поговорили…
— Я про Анжи… Халену спросить хотел: как она погибла?
— Боги забрали.
Ясно. Новость.
— Дома она, в небесном тереме Грома поджидает.
— Угу. Но они не встретятся.
— Отчего ж? Дай срок.
Мужчина потер затылок: голова заболела загадки разгадывать, да клубок из мыслей, что бабулька накрутила, разматывать. Извилина за извилину уже заходит.
— Спасибо, — поднялся. — Пойду.
— Иди. Свидимся аще, — усмехнулась беззубо.
Это вряд ли, — покосился на нее, но промолчал.
Кирилл шел в лагерь, поглядывая по сторонам — тишина, безлюдно, такое чувство, что вымерло городище… ели б не парень за спиной, картину не портил.
— Ну, что ты ходишь за мной? — развернулся к нему.
Молчит, смотрит, а в глазах и испуг и решимость — дикарь-дикарем. Шерби пугнуть его решил, пошел на него, но тот даже шага в сторону не сделал.
— Ты побратимом был, да? — остановился перед ним. — А что ж ты побратим сестру свою бросил?
— Своих упредить должон был, — голос глухой, зябкий.
— А-а, упредил? — разозлился мужчина. — Ты-то жив бугай, а она?!
— А ты меня не позорь, не за что! — расправил плечи, исподлобья в глаза Кирилла уставился. — Она б не хаяла.
— Она? — отвернулся, злость теряя, посмотрел с тоской в сторону холма, где тело Анжины лежало. — Она — нет, — согласился. — Ей всегда было легче самой погибнуть, чем близкого потерять.
И пошел, а парень опять за ним:
— Не забирай ее! Не по чести то!
Кирилл остановился:
— Ты в своем уме? Как не забирать?
— Не отдам! — кулаки сжал, того и гляди, на мужчину кинется, не убоявшись, что Бог. Шерби внимательно посмотрел на него и понял:
