Она начала лягаться, стараясь попасть ему пяткой в коленку. Он тянул ее назад и повторял:
— Только не кричи… не кричи, погибнешь, сука!
Она поняла, что ей не выбраться — он затаскивал ее обратно, но тут из яркого света, бьющего из коридора, возник еще один человек.
Он был черный, вернее, темный — силуэт против света.
Он подхватил Лену под мышки и легко приподнял ее вместе с прилепившимся к ней, как рыба-лоцман, Васей, и когда физиономия Васи появилась на свету, человек в дверях коротким и, видно, болезненным ударом своротил Васе челюсть. Вася охнул, совсем по-детски, и упал внутрь комнаты.
Лена встала, прислонилась к стене.
Ее спаситель оказался тайским солдатом, крупным словно европеец, скорее толстым и, главное, очень могучим.
Его мундир был обшит нашивками и увешан значками.
— Вери гуд, — сообщил он Лене.
— Спасибо, — сказала Лена.
Солдат подхватил бесчувственного Васю под мышки и потащил его по коридору. На ходу он сказал ей:
— Спать, спать, спать хорошо, больше не придет. Я буду тут стоять.
Лена подчинилась. Она закрыла дверь. Она поняла, без сомнения, что солдата поставил у ее дверей сержант Наронг. За что ему большое спасибо.
И не будет сержант Наронг нападать на нее по ночам, как пошлый Вася. Здесь встречаются благородные мужчины.
И с такой счастливой мыслью она заснула.
Проснулась почти сразу — так ей показалось.
В комнате было полутемно: горел ночник перед кроватью — она его не выключила или кто-то его включил?
В приоткрытой двери в желтой подсветке маячил силуэт солдата, при всем параде, даже в каске.
— Госпожа, — громко прошептал он. — Время.
Он выговаривал эти слова, словно вызубрил вечером и боялся забыть.
Лена посмотрела на часы.
Половина седьмого. Ей надо сделать выбор — на автобусе с соотечественниками в известный всему человечеству «Центр Золотого треугольника» или с иноземным сержантом, тоже, разумеется, небескорыстным, от которого так легко, как от Васи, не отделаешься — у сержанта небось целый взвод под началом.
Но Наронг уже доказал, что способен ее защитить, а Вася не только не доказал, но и не докажет.
Если за ней следят, а за ней следят, то в семь утра они будут спать и не обратят внимания на сержанта. А вот в русский туристический автобус заглянут обязательно.
Видно, подсознательно Лена уже ночью приняла решение, потому что солдат еще не успел закончить свою краткую речь, как она побежала в гулкий, обширный, облицованный розовой плиткой туалет и пустила воду в душе. Когда еще удастся помыться горячей водой!
Лена быстро привела себя в порядок. Со времен спортивного детства она знала, как плохо последней подняться в ожидающий автобус, когда именно на тебя выплеснется утреннее раздражение.
Когда она вернулась в номер, солдат все еще стоял в полуоткрытых дверях, и Лена сразу выставила его в коридор.
Проверив, что дверь закрыта как следует, она сняла со шкафа пластиковый пакет с заветным зельем и записками Николая. Сунула на дно сумки, затем переоделась — третьей смены белья не будет. Надо вечером постирать.
Сумка была тугой — хоть и мало в ней вещей, но ведь чемодана нет. Лена взяла сумку и взглянула на балкон. Ей показалось, что некто, возможно, Вася, нет, скорее вчерашний грабитель, метнулся в сторону — значит, подглядывал. А может, показалось? Лучше бы показалось.
Лена вышла в коридор. Солдат улыбнулся ей, как долгожданной приятельнице. Она была чуть выше его ростом.
Солдат показал ей, куда идти, сам пошел сзади.
Но ни у лифта, ни у главной лестницы не остановился, подтолкнул Лену дальше, к винтовой лестнице, служебной, узкой, железной.
Они спустились куда-то в тартарары, по крайней мере у Лены было ощущение бесконечного кружения по серым ступенькам. Кое-где по стенам горели маленькие лампочки, забранные в сетки. Потом они прошли через пустой склад, сквозь строй ящиков и мешков, никто их не окликнул и не заметил.
Летучая мышь сорвалась с потолка и понеслась, суматошно ударяясь о стены, к выходу, будто спеша предупредить там, впереди, что идет Лена.
Они оказались на задворках гостиницы, солдат не закрыл за собой дверь. Он обогнал Лену, будто убедился в том, что она не убежит, и пошел впереди, сквозь непроницаемый в полумраке рассвета строй кустов.
Лена пошла за ним, кусты хватали за платье, за волосы, но через несколько метров кусты кончились, и они оказались на асфальтовой дороге, где стоял открытый джип, не то чтобы военного образца, но довольно старый. Сержант Наронг стоял возле него и курил длинную тонкую сигару. Он был в мундире — куртке и фуражке и форменных брюках, ботинки начищены.
— Вы быстро собрались, — сказал он негромко, как бы поощряя дрессированного медведя конфеткой.
— Я привыкла.
— Тогда поехали, — сказал сержант, показал ей место сзади, сам сел рядом. Солдат, который охранял Лену, сел за руль. Но никуда они не двинулись. И ясно почему — через несколько секунд из кустов выскочил еще один солдат, он нес два термоса и картонную коробку. Он положил добро в багажник, а сам сел рядом с первым солдатом.
Сержант больше ничего не сказал, солдаты и без него знали, куда ехать. Так как Наронг молчал и солдаты молчали, Лена тоже молчала. И даже хорошо было молчать и чувствовать, что ничего тебе не угрожает, а у солдат есть автоматы.
По сторонам дороги росли кактусы — изгороди кактусов, за ними бамбук. Сначала дорога была покрыта асфальтом и казалась темно-лиловой, потом джип съехал на грунтовую дорогу, и сзади джипа возникли почти непроницаемые клубы пыли, их пронзали горизонтальные лучи утреннего солнца, и где-то в пыли отчаянно брехали местные собаки — голоса у них были как у наших.
— Надо заехать в одно место, — сказал сержант.
Он дремал, повернув лицо к солнцу, и оно казалось бронзовым. Фуражка лежала на коленях.
Они въехали в деревню или поселок, джип затормозил у длинного одноэтажного дома, скрытого высокими деревьями с кронами, как у рыжиков. Сержант в сопровождении одного из солдат быстро зашагал к тому дому. Он не успел подняться на крыльцо, как из дома выскочили несколько военных в небольших, видно, чинах, которые вытянулись при виде сержанта.
Тот прошел в дом, лишь кивнув им, а военные задержались еще на секунду или две, разглядывая Лену.
И тут Лене пришла в голову мысль, что он нарочно приехал в свою часть, чтобы товарищи по оружию увидели, какая красивая женщина поднимается ради Наронга на рассвете.