Внезапно я понял: от листка надо избавиться. Сжечь. Но что толку? По почте будут приходить все новые и новые шифровки. Пока они не добьются своего.
И снова у меня в голове раздался голос. Теперь я вспомнил: голос сивиллы, я слышал его во снах.
— Позвони в ДАН. Я буду говорить за тебя.
Взяв телефонную книгу, я нашел контактный телефон штаб–квартиры ДАНа в Южной Калифорнии.
— Ты что делаешь? — настороженно спросила Рэйчел. — Ты собираешься позвонить… в ДАН? Но зачем? Боже милостивый, Ник, ты себя погубишь! Сожги эту бумажку!
Я набрал номер.
— Друзья американского народа.
Прорицательница у меня в голове зашевелилась, и я утратил контроль за голосовыми связками; меня поразила немота. А затем начала говорить сивилла.
— Я желаю сообщить, — произнес мой собственный голос, правда, с несвойственными мне интонациями, — что меня преследует угрозами коммунистическая партия. Несколько месяцев они пытались добиться от меня сотрудничества в деле, связанном с моей работой, но я отказывался. Теперь они пытаются добиться своего угрозами и насилием. Сегодня я получил по почте зашифрованное послание. Я не собираюсь выполнять их требования и хочу передать это послание вам.
— Одну минутку, — после некоторой паузы сказал агент ДАНа. В трубке наступила тишина, затем послышались щелчки соединений.
— Важно действовать без промедления, — объяснил я Рэйчел.
— Добрый день, — раздался в трубке голос человека постарше. — Вы не могли бы повторить то же самое, что только что сказали оператору?
— Путем шантажа и угроз коммунистическая партия пытается склонить меня к сотрудничеству в одном деловом вопросе.
— В каком именно?
— Я занимаю ответственный пост в фирме звукозаписи, специализирующейся на народной музыке. Компартия заставляет меня записывать прокоммунистических исполнителей, чтобы их песни, несущие закодированные послания, звучали на радиостанциях Америки.
— Назовите, пожалуйста, ваше имя.
Я назвал свое имя, адрес и номер телефона.
Рэйчел не сводила с меня ошеломленного взгляда, не в силах поверить в происходящее. Да я и сам не мог в это поверить.
— Как именно вас шантажируют, мистер Брейди?
— Я получаю корреспонденцию угрожающего характера.
— Угрожающего характера?
— Меня вынуждают действовать, угрожая расправой.
— Мы кого–нибудь к вам пришлем. Улики не выбрасывайте.
— Там еще есть имя человека, с которым мне надлежит связаться.
— Ничего не предпринимайте. Из дома не выходите. Ждите наших представителей — вас проинструктируют, как себя вести. И спасибо за сообщение, это очень патриотично, мистер Брейди. — Человек на другом конце провода повесил трубку.
— Дело сделано, — сказал я Рэйчел, почувствовав волну облегчения. — Я уже не на крючке. Полагаю, что в течение ближайшего часа в наш дом ворвалась бы полиция.
Теперь же это не имело никакого смысла — я сообщил кому следует. Кризис миновал, хотя и благодаря не мне, а сивилле.
— Но предположим, — пробормотала Рэйчел, — что послание действительно от партии?
— Не может быть. Я никого там не знаю. Я даже не уверен, что партия вообще существует. Стали бы они писать мне, тем более шифровки!
— Может, это какая–то ошибка, и письмо предназначалось другому.
— Тогда пошли они к черту, — отрезал я. Хотя я знал точно, что это провокация. Вернее, знала сивилла. Знал ВАЛИС, в критический момент пришедший мне на помощь.
— Они могут принять тебя за коммуниста, — сказала Рэйчел.
— Ничего подобного. Ни один коммунист не стал бы им звонить. Меня примут за того, кем я и являюсь — за простого американца–патриота. А вообще, ну их к дьяволу, по мне что власть, что коммунисты — одно и то же. Кто безжалостно расправляется со своими политическими соперниками? Кто, борясь за власть, убил Кеннеди, доктора Кинга и Джима Пайка? Враг у нас один — товарищ Феррис Фримонт.
Жена потрясенно смотрела на меня, не в силах вымолвить ни слова.
— Прости, — тихо добавил я, — однако такова правда. Люди не должны это знать. Но я знаю. Мне сказали.
— Феррис не коммунист, — пробормотала Рэйчел, бледная как полотно. — Он фашист.
— Весь Советский Союз во времена Сталина превратился в фашистское государство. Америка была последним оплотом свободы. Нас захватили — изнутри, тихой сапой. Фримонт — первый президент от коммунистической партии. И я собираюсь с ним покончить.
— Боже всемогущий! — прошептала Рэйчел.
— Именно, — кивнул я.
— Ты ни к кому не проявлял раньше такой враждебности, Ник, ни к кому!
— Сегодняшнее письмо, — едва сдерживая ярость, произнес я, — якобы безобидный рекламный листок — это попытка убийства. Меня хотели убить. И до своего последнего вздоха я буду мстить ублюдкам.
— Но раньше ты не питал ненависти к Партии! В Беркли…
— А раньше меня и не пытались убить.
— Думаешь, многие… — Рэйчел не могла говорить. Дрожа, она опустилась на диван возле Пинки. Кот продолжал дремать. — Думаешь, многие знают правду? Ну, про президента?
— Взгляни на его внешнюю политику: торговые сделки с Россией, продажа зерна нам в убыток… Он дает им то, чего они хотят. Соединенные Штаты снабжают Советы, пляшут под их дудку. Нет зерна? Пожалуйста, вот вам зерно. Кончился…
— А наша огромная армия?
— Чтобы держать в узде собственный народ.
— Вчера ты этого не знал, — заметила Рэйчел.
— Все стало ясно, когда я увидел рекламный листок. Когда получил послание от Коммунистической партии — и одновременно от ДАНа. Они работают не против КГБ, а вместе с ним, они заодно; единый разведывательный и карательный орган, и мы все его жертвы, где бы мы ни жили.
— Мне надо выпить, — пробормотала Рэйчел.
— Не расстраивайся. Перемены начались. Достигнута поворотная точка. Мы их разоблачим, и они ответят перед судом за все свои преступления.
— Благодаря тебе?
— Благодаря ВАЛИСу.
— Ты какой–то другой, Ник, — сказала Рэйчел. — Тебя словно подменили.
— Верно.
— Кто же ты?
— Их враг. Который проследит, чтобы они не остались безнаказанными.
— Ты не в силах один…
— Мне назовут имена других.
— Таких же как ты?
Я кивнул.
— Значит, это письмо, — сказала Рэйчел, — не пришло бы без ведома американских властей?
— Именно.
— А как же Арампров?
Я промолчал.
— ВАЛИС и есть Арампров? — неуверенно предположила Рэйчел. — Или ты не имеешь права говорить? Наверное, мне не положено знать?
— Я скажу тебе…
