Учитель призывал к ложу и своих покойных родственников, — шептал Зейцов, — призывал родственников и живых, но отсутствующих; что самое паршивое, те по зову умирающего прибывали, во всяком случае, Ачухов вел себя так, словно те прибыли: беседовал с ними, улыбался им, молча выслушивал их слова, гладил по головкам деток невидимых и пожимал руки друзей молодости. А потом снова скручивало его в приступах кашля или удушья, от которых попеременно делался он синим и красным, и от недостатка сил западал в сон, едва-едва отделенный от смерти. Никто не осмеливался его будить — пока не пробуждался сам, через пару десятков минут, через час или сутки, и вновь отзывался к гостям своим, видимым или невидимым, языком трезвым или явно лунатическим, а то и на такой их смеси, что человек и не знал, то ли мозговую горячку через уста его слышит, то ли мудрости священные; льдом, льдом бы его обложить, быть может, правда и замерзнет.
— …которые судят, будто бы подобным образом с Богом общаются. Хррркррр! Но, друзья, спрашиваю вас, неужто Бог не знал, что лежит в сердце человечьем, пока человек Ему того в молитве, вслух или в мыслях своих не выскажет? Не таков это разговор! Кхрррххрр! Не таков!
…Так что не в том сила и смысл молитвы. С Богом мы разговариваем не словами и пением, не ритуальными жестами всяческими, ибо то все орудия Лжи — кххррккхррр — говорю вам, орудия Лжи! Нет, друзья мои, с Богом мы разговариваем только лишь через Правду, то есть, через то, чего солгать невозможно: через нас самих, то есть, посредством жизни нашей и смерти нашей. Единственная то человека с Богом беседа: что человек таков, каков он есть, что жил — как жил, что поступал так, кхрркрр, как поступал. И точно так же Бог обращается к нам, ибо не голосами самозванцев, Его авторитет себе приписывающих, среди которых человек откровенный не в силах Правду рассудить — но через деяние Свое, то есть, посредством Творения, голосом света, голосом реальности, которая является Истины первой и последней инстанцией. Потому, кхррр, и запомните это себе хорошенько, потому чистейшей молитвой Бога является Истина науки, то есть — язык мира материального, который поддерживает в бытии жизнь человеческую.
…А что же с миром духа, спросите. В том, как кажется мне, суть молитвы. Хрркхррр. Ведь есть молитвы для терпения, молитвы для отваги, молитвы для сердечного покоя, для силы прощения, стойкости к страданиям, стойкости против несправедливости и неправды. Только грешит суеверием и верой в глупую магию тот, кто глядит на нее, словно на ведьминские заклятия: произнесу или продумаю слова предписанные, паду на колени или поцелую идола золотого — и Бог одарит меня милостью, которую выпрашиваю. Как же можно торговлей и фокусничаньем дух свой марать! Крррххррр! Ложь то! Ложь! Кхрррххрр!
…Так как же мы молимся? А поразмыслите, братья мои, разве не проводим мы в жизни будничной различных молитв тела? Чтобы набрать энергии и пробудить члены свои, выполняем движения быстрые, сильные, кровь в мышцах разгоняя. Чтобы удержать химию гнева, стискиваем зубы и кулаки, закусываем губы. Чтобы вернуть равновесие страсти и разума, сдерживаем дыхание, замедляем удары сердца. Удивляют ли кого те или иные, хррр, гимнастические ритуалы, проводимые атлетами? Дивит ли нас солдатская муштра? Или тренировки боксеров, борцов?
…Такова в отношении их разница, что молитв духа не видно, и один человек научить им другого человека не в состоянии. Зато истинных людей молитвы узнать несложно — кхрррххрр! — точно так же, как легко узнаете вы опытных силачей и гимнастов. Атлет тела правит своим телом и накапливает его силу; атлет духа управляет собственными чувствами, страхом и желаниями, управляет сердцем своим и мыслями, и тренирует их силы. Человек сильного тела менее боится за свое тело, кххрр, потому он более спокоен и честен в ситуациях, требующих отваги. Человек сильного духа не лжет, даже если это приводит на него преследования в свете материи, ибо никакое давление материи не изменит его Правды.
…Но остерегайтесь, дорогие мои, ибо точно так же существуют и молитвы гадкие: призывающие к зависти, бешенству, к черным желаниям, к ненависти. Кхррркххрр! Как часто мы проговариваем их, совершенно не понимая, что творим! Повторяя в ожесточении мысль гневную, проклятия ближнему словно литанию нашептывая, запинаясь в мечтаниях злых, видя сны об унижении иных людей, учась радоваться их несчастьям, учась радоваться их поражениям. Кхрррхрр! Хор! Мы и не ведаем, что молимся, а ведь молимся — а о чем молимся; кому молимся — Сатане молимся, Сатане, Сатане! Кхррррррр!
Обессиленный, упал он на подушки и явно потерял сознание. Господин в костюме протянул руку, чтобы проверить, дышит ли еще Сергей Андреевич. Тот дышал. Хозяйка загремела кочергой — все вздрогнули, словно освободившись от шаманских чар. Я-оно отступило в прихожую.
Зейцов тем временем заварил кофе, правда, совершенно гадкого, пахнущего словно подмокшая онуча; впихивал собравшимся чашки насильно, один Щекельников не дался. Чингиз глядел с порога на лежавшего на смертном ложе Сергея Андреевича Ачухова и, о чудо, никаких обвинительных комментариев либо мужицких пагаварок не провозглашал. Только что он зарезал человека; вначале пошел помыть руки, а теперь, наполовину скрытый за дверью, следил за Ачуховым со спокойной увлеченностью.
— И сколько это уже длится?
Зейцов шепотом рассказывал про долгие месяцы умирания в муках. Прежде чем Филимон Романович прибыл сюда с царской грамотой и родительскими деньгами, Ачухов гнездился в какой-то населенной вшами и тараканами избе, в убежище для пострадавших от Льда, отгоняя от себя врачей, которых насылали друзья, лишь молясь долгими часами.
— А это правда, что говорят? — обратился Щекельников, когда Зейцов на момент отошел. — Будто бы они от этого наслаждение особое переживают?
— Вы про религиозный экстаз спрашиваете?
Разбойник покачал головой с отвращением.
— Даже в разврате следует знать умеренность.
Хихикание я-оно заглотнуло вместе с гадким кофе. Откуда берется такое, что человек, охотнее всего, наглым смехом встречает подобные сцены смертельных трагедий? Ачухов умирает — смешно? Нет. И все же, во всей этой ситуации есть нечто такое, что единственным здравым ответом, похоже, должен быть взрыв грубоватого смеха. Есть ли еще какой народ, у которого в обычае на похоронах рассказывать анекдоты?
А может, всему виной теслектрические токи в голове…?
Ночь уже наступила, любопытство успокоено, пора возвращаться домой. На сегодня смертей уже хватит.
