Я вздохнул.
— Он заложил двоих, которые не заплатили ему дань. Держал в страхе всю группу. Эти двое были обыкновенными дубоцефалами. Их взяли. По-моему, он просто клинический подлец с манией величия, а когда я ему так и сказал, он заявил, что это, мол, не моего ума дело. Ну, тогда…
— Дальше я знаю, — поморщился Сашка. — Тебе это не понравилось, и ты совершил героический поступок. Отправил человека в больницу, а толстолобики тебе помогали по мере сил. Очень хорошо. Мы проследим, чтобы подобные случаи больше не повторялись. А вам, Сергей Евгеньевич, от меня добрый совет — не увлекаться самодеятельностью. Это ставит нас в один ряд с теми, кто идет за событиями, вместо того чтобы управлять ими. Вы меня поняли?
— А без стукачей никак нельзя? — спросил я.
Рожа у Сашки поехала вширь, будто он собирался заржать. Но он не заржал. Какую-то секунду казалось, что сейчас он хрюкнет, хлопнет себя по ляжкам и начнет трястись и давиться, вытаскивая из себя сквозь приступ радостного смеха: «…ну, ублажил… ну, ты юморист, Серг Гиеныч… не могу… как-как ты сказал?..»
— Предложите что-нибудь взамен, — серьезно посоветовал Сашка. — Мы бы рассмотрели, даю вам честное слово. Но я чувствую другой ваш вопрос, поправьте меня, если я не прав. Доколе этот хлыщ будет тут маячить и мешать работать всем, кому можно. Вот именно такой вопрос я в вас и читаю: доколе? Это верно?
— Допустим.
— А вы заелись, Сергей Евгеньевич, — сказал Сашка. — Я понимаю, что вам так не кажется, я также полностью в курсе ваших личных проблем, но все-таки вы заелись. Вам бы иногда пройтись по городу, оглядеться вокруг — неужели у вас не возникает такого желания? Вы же все-таки ученый, пусть даже технарь, это не суть важно, главное здесь подход, — вы должны понимать, куда мы с вами катимся. И вы ведь это понимаете! — Сашка повысил голос. — Вы прекрасно все понимаете, только не желаете об этом думать. Вы привыкли считать, что у государства обязательно имеется кто-то, кому по должности положено думать за вас. Так вот он я! — Сашка ткнул пальцем себя в грудь. — Не нравлюсь? Хотите кого-нибудь другого? А не много ли вы от государства хотите, господа техническая элита? Вот я сижу здесь, думаю за вас и стараюсь сделать все от меня зависящее, чтобы вы остались жить и могли работать. Я вас спрашиваю: желаете ли вы — я имею в виду отнюдь не только вас персонально, — желаете ли вы остаться с этим миром один на один? Нет? Ну, разумеется. А ведь вы очень, очень плохо знаете этот мир. Вам когда-нибудь приходилось бывать в покойницкой при полицейском участке? Наверняка вы даже не знаете о том, что при каждом полицейском участке теперь имеется покойницкая. Пришлось учредить. А отрезанную голову ребенка вы когда-нибудь видели? А придурка, который режет себя вдоль и поперек осколком стекла и даже, сволочь, не чувствует боли? Уверен, что не видели и не стремитесь. Но кто-то обязан это видеть каждый день, кто-то должен заниматься этим дерьмом, чтобы вы могли работать, потому что вся надежда теперь только на вас, на то, что вы исхитритесь, извернетесь, встанете на уши и наконец придумаете, как нам остановить этот кошмар. Вам известно, что сейчас творится на Юге? Сейчас туда перебрасывают войска и вообще невозможно предсказать, чем все это кончится. Вы знаете, что представляет собой наша армия? Там служат дубоцефалы! Кстати, в армиях других стран примерно такое же положение, хотя они, естественно, не делятся с нами этой информацией.
Что говорить о рядовом составе — мы вынуждены отдавать дубоцефалам ряд младших офицерских должностей! Кроме пока еще стратегических сил, но и о них, боюсь, скоро нельзя будет сказать ничего определенного. В девяноста процентах случаев командование просто не знает, что может выйти из самого немудрящего приказа. Государство освобождает всех мало-мальски пригодных людей, к которым, кстати, относитесь и вы, для работы на свое будущее, пока кто-то еще способен позаботиться о настоящем. Никто не принуждает вас разделять все тяготы народа, а взамен от вас просят только сотрудничества, которое вам безусловно по силам и вдобавок в той или иной форме оплачивается, и еще чтобы вы не воротили носы при виде золотарей, потому что кому-то нужно заниматься и этим. А что делаете вы?
— Вообще-то я сотрудничаю, — сказал я. — И потом, все это я слышу довольно регулярно. Сельсин дает накачку.
— Пусть в меня так стреляют, как ты сотрудничаешь, — сказал Сашка. — Я, конечно, понимаю, твои чувства к приятелю, но и ты должен осознать, что в нашем деле оправданы даже ошибки, если они не ведут к катастрофическим последствиям, а в деле с Юшкевичем это заведомо не так. Имей в виду, мне проще всего было бы считать, что скрытым адаптантом и убийцей по меньшей мере троих преподавателей был этот самый исчезнувший Решетов, тем более что убийства теперь прекратились, — тебя устроит такая версия?
— Нет.
— Меня пока тоже. Ты сам прекрасно понимаешь, сколь многого эта версия не объясняет. Значит, будем работать, да или нет?
Да, кисло подумал я, кивая. Работать-то мы будем… Вацек отпал, кто следующий? Чтобы найти тупик в конце темного коридора, нужно пройти его весь. Может быть, конечно, там окажется и не тупик. Только ужасно не хочется идти этим коридором…
Я не услышал, как отворилась дверь, да и не все услышишь за вакуум-фильтром. Я только увидел, как в комнате беззвучно, как привидение, появился Вацек. Оправданная ошибка… Он шел по лаборантской со странной плавностью сомнабулы, временами осторожно прикасаясь к стенам и предметам, ощупывая их кончиками пальцев — он словно бы вспоминал пальцами окружающее. Судя по всему, нас он не видел, это уже было что-то новенькое. Приглядевшись, я заметил у брелока-кошки третий горящий глаз.
— Ага! — закричал Сашка, схватив брелок и что-то с ним делая. — Вот и именинник. Марина! Маришечка, можно тебя?
Шаги. Молодая женщина. Ого! Все при ней, ничего не скажешь. Цыпа.
— Вацек, это Марина, — Сашка подскочил, устремился и подвел женщину за руку. — Помнишь, я тебе обещал? Маришка, это тот самый Вацек. Ну, совет да любовь, как водится, женился Тарас, не спросился у нас. Так?
— Так, — сказал Вацек без выражения. — Спасибо вам, Александр Генрихович.
— Не Александр Генрихович, — вразумительно сказал Сашка. — Какие церемонии между коллегами. Сашка — и все. Лаборант Сашка Столповский. Такой-сякой. Ты понял?
— Понял, Александр Генрихович, — еле слышно сказал Вацек.
Цыпа состроила гримаску.
— Сашка!
— Простите. Да-да, я помню. Саш… Я оправдаю. Я обязательно… Простите, очень спать хочется…
Сашка метнул на меня молниеносный взгляд.
