Народ ответил радостным ревом, но внутрь не ринулся, а выставил вперед всевозможные посудины. Такого Семен не ожидал, но сориентировался быстро – схватил тяжелый деревянный черпак и начал метаться между жбаном и дверью. Добрая половина жидкости проливалась на землю, но на это никто не обращал внимания. Снаружи слышались смех и радостные крики, желающих не убавлялось, а скорее наоборот. Семен вычерпал один сосуд и принялся за другой. Когда там осталась половина, он бросил ковш, ухватился за плетеные ручки, выворотил емкость из земли и поволок к двери:
– Налетай, подешевело!
На выходе ему помогли справиться с грузом, и он оказался посреди пьяной толпы. Кое-как Семен протиснулся сквозь нее в задние ряды. Прямо перед ним два мужичка выясняли отношения, толкаясь руками и что-то злобно доказывая друг другу. На ногах нетвердо стояли оба, но один был явно слабее и быстро сдался – пропустил соперника вперед. Когда тот отвернулся, Семен, не долго думая, дал ему пинка по тощей заднице. Мужик развернулся, замахиваясь кулаком.
– Ты что!? – сделал изумленное лицо Семен. – Это не я. Это – он!
Кулак немедленно отправился на свидание с чужой челюстью. Он с ней встретился, но в ответ хозяин тут же получил по уху. Начался обмен любезностями. Как уже отмечалось, один из противников был слабее (или пьянее). Он почти сразу запутался в собственных ногах и упал. Правда, тут же вскочил, но получил удар в лоб и собрался снова падать. Семен его поддержал и посоветовал:
– А ты кол возьми! – и подал свой посох.
Дело сразу пошло веселее – с уханьем и кряканьем. Выбрав подходящий момент, Семен завопил:
– Городские наших бьют!! Полундра!!!
Призыв был услышан и понят правильно. Как при таком освещении народ отличал своих от чужих, было непонятно, но через минуту драка стала почти всеобщей – наверное, коллективное мордобитие соответствовало местным традициям. В ход пошли кулаки, черпаки и древки рогатин. Правда, как заметил Семен, упавших не били. В общей свалке он не без труда отловил одного из зачинщиков и отобрал у него посох, выдав взамен увесистую оплеуху.
Создавшейся ситуацией просто грех было не воспользоваться, и Семен пробрался к клетке, в которой слабо шевелился полуживой Пит.
– Пьянь подзаборная! – сказал ему Семен, вытянул наружу клинок и принялся рубить веревки, которыми были связаны бревна клетки. Десятка ударов хватило, чтобы сооружение потеряло форму, и Пит вывалился наружу. Он с трудом встал на четвереньки и собрался было куда-то ползти, но в этот момент на них налетела толпа дерущихся. Точнее, на них налетела группа безоружных мужиков, которую гнала по кругу толпа с палками и кольями. Первые мгновенно расхватали тонкие бревна, из которых была связана клетка, и с радостными криками пошли в контратаку. Семен при этом почти не пострадал, а по бедному Питу не раз и не два прошлись ногами. Семен еще и добавил – пнул в волосатый бок и прорычал:
– Ползи, сволочь, раз идти не можешь!
Пит покорно поднялся на четвереньки и принялся вяло перебирать конечностями. До спасительной темноты ему было еще далеко, когда драка начала стихать, хотя представить такое было трудно. Во-первых, вмешались женщины и с криками принялись растаскивать дерущихся, во-вторых, появились двое старейшин, которые волокли откуда-то здоровенный жбан с пивом. Что местные сделают с питекантропом, обнаружив его на свободе, выяснять Семен не хотел. Значит, нужно было срочно брать инициативу в свои руки. Он засунул клинок обратно в ножны и направился к старейшинам и жбану, благо находились они на свету. Метрах в двух он остановился, воздел руки и, потрясая посохом, заревел мрачно и грозно:
– Вихри враждебные реют над нами,
Темные силы нас злобно гнетут!
В бой роковой мы вступили с врагами,
Нас еще судьбы безвестные ждут!
Народ перестал считать синяки, ссадины и выбитые зубы. Он начал группироваться вокруг жбана, старейшин и Семена. Певец почувствовал общественное внимание и двинулся ему навстречу: добавил громкости, начал рисовать в своем воображении соответствующие картинки и «отсылать» их слушателям:
…На бой кровавый, святой и правый,
Марш-марш вперед, рабочий народ!
Песня закончилась, люди обалдело и озадаченно смотрели то на Семена, то друг на друга. Исполнитель уловил общую реакцию зала: «Круто, но непонятно!»
– Ничего, – сказал он. – Вы просто еще не доросли до классовой борьбы. Я вам спою что-нибудь родное.
И он, напрягая воображение и голосовые связки, завел:
…В заповедных и дремучих,
Страшных Муромских лесах
Всяка нечисть бродит тучей
На людей наводит страх…
В двух местах сразу заплакали дети. Взрослые делали какие-то торопливые жесты скрещенными пальцами – вероятно, творили охранные знаки. Это Семена вдохновило еще больше:
– …В заколдованных болотах там кикиморы живут,
Защекочут до икоты и на дно уволокут.
Будь ты конный, будь ты пеший – заграбастают,
А уж лешие так по лесу и шастают.
Страшно, аж жуть!…
Для пущей убедительности Семен устроил некое подобие танца или пантомимы – он угрожающе размахивал посохом, гримасничал, тряс волосами и прицельно бросался «мыслеобразами» то в одного, то в другого слушателя.
…Из заморского из леса, где и вовсе сущий ад,
Где такие злые бесы – чуть друг друга не едят.
Чтоб творить им совместное зло потом,
Поделиться приехали опытом…
Семену чуть самому не стало страшно от буйства собственной фантазии. Персонажей он воображал не мультяшными куклами, а настоящими живыми – слюнявыми, клыкастыми, смердящими.
… Соловей-Разбойник главный им устроил буйный пир,
А от них был Змей трехглавый и слуга его – Вампир.
Пили зелье в черепах, ели бульники,
Танцевали на гробах, богохульники!
Кто такой Соловей-Разбойник, Семен понимал плохо и, на всякий случай, представил его огромным полуразложившимся трупом. Напряжение в толпе нарастало, люди прямо-таки обмерли, охваченные ужасом:
… Змей-Горыныч влез на дерево, ну раскачивать его:
– Выводи, Разбойник, девок,
Пусть нам лешие попляшут, попоют,
А не то, я, матерь вашу, всех сгною!
Образ трехголовой зубастой рептилии, сидящей на дереве, вызвал у слушателей стон. Несколько женщин, стоявших в первых рядах, начали проталкиваться назад. При этом они закрывали лица руками и тихо подвывали. Мужчины сжимали в руках оружие (у кого оно было) и поглядывали по сторонам, прикидывая пути отступления. Бежать было некуда, а Семен надрывался – вслух и «ментально»:
… Все взревели как медведи – натерпелись,
Ведьмы мы или не ведьмы? Патриотки или нет?!
Налил бельма, ишь ты клещ, отоварился!
А еще на наших женщин позарился!
С образом ведьм тоже возникла некоторая проблема, но Семен ее решил с ходу: припомнил здешние «избушки на курьих ножках» и представил, как из них встают покойницы.
