– Отомстил мне старик на прощанье… – протянул Михаил. – Красиво отомстил, ничего не скажешь! Самое обидное, что это только моя вина, я неправильно себя повел с ним. Рассердил, спровоцировал…
– Я мало знал Деденёва, увы, – сказал Рыбников. – Но он точно был не из тех, кто любит сжигать рукописи в печке. И он всегда открыто выступал против запретов.
– Выступал? Да он фабер уволок из института! У него, по-моему, никогда своего фабера не было. А едва их начали изымать у частных лиц, Дед выписал себе здоровенный «Х-П», порошка к нему центнер, погрузил в машину, сам сел за руль, чтобы водителя не подставлять, – и увез куда-то. Сказал, пригодится в хозяйстве… И это еще ерунда, видали мы фокусы и покруче… А ноутбук он не выносил из офиса последнюю неделю. Думаете, я поверю, что у такого монстра ноут без дела валялся? Да я прямо вижу, как Дед его развинчивает и по частям рассовывает в цветочные горшки!
Рыбников молча ждал продолжения.
– Нету там, – коротко сказал Михаил. Подумал и добавил: – И в канализации нет.
– Ну и плюньте. Значит, все-таки безопасники его нашли. Но кое-что осталось у людей в головах, и это забрать не могли. Наверняка многое знает Семенов. Очень многое, он ведь не простой техник, ох, не простой…
– Ну и поговорите с ним, – бросил Михаил беспечно. И улыбнулся.
– Я что-то не то сказал? – насторожился Рыбников.
– С меня фээсбэшники содрали три шкуры, а с Семенова все семь. И взяли подписку. Он поэтому и не в вашем секторе – чтобы вы не донимали его расспросами. Лично мне он пообещал свернуть челюсть, если буду слишком нажимать. А я в ответ дал слово, что пока Нанотех мой, Семенов может тут работать. Да, это был такой… Сентиментальный порыв. Но я однажды видел этого бирюка с той стороны, с которой его знал наверное только Дед…
Михаил умолк и задумался.
Вертолет в руке Семенова. «Это ведь модель нашего репликатора? – Ну, да». Игрушка для ребенка. Добрый человек Семенов. Угрюмый, но добрый.
– Обидно, – сказал Рыбников, глядя в стол и не замечая того, как директор погрузился в себя. – Я пытался нащупать, в каком направлении шел Деденёв, но без толку. Возможно, с ним действительно случился припадок гениальности. Нам бы хоть малейшую зацепку. Хоть один намек. Иначе эту технологию не восстановить. Будем тыкаться сами, как слепые котята, повторяя все ошибки Деденёва – сколько лет он возился?.. Или делая собственные.
– Это был вертолет. Представляете, вертолет…
– Не представляю. И никто не представляет. Это против всех принципов конструирования медицинских ботов.
– Вертолет… – повторил Михаил.
Вертолет в руке Семенова. Мальчик с острой лейкемией. «Не жилец». Но мальчик выжил. Как его?.. Леша. А отец его, Васильев, сразу после смерти Деда «устал от нанотехнологий». Прямо так мне в глаза заявил, хамло. Нарочно ведь ляпнул, чтобы я от него отстал.
Что мог Дед рассказать своим близким? Лена просто глупая курица, домохозяйка. А Васильев человек непростой, врач со вторым дипломом кибернетика, и когда Дед возился с пятой серией, был причастен к ее первоначальной разработке. Значит, увы, ничего принципиально важного не знал, как и весь институт: последний год Дед трудился втихую, берег сотрудников от неприятностей, если репликаторов запретят… То есть, это он так говорил. А мечтал небось о всемирной славе и Нобелевке на блюдечке. Фиг тебе, а не Нобелевка. То-то Дед озверел и все уничтожил. И ноутбук где-то закопал! А я не смог, не сумел его переубедить, не нашел верных слов… Как стыдно. Как жаль. Меня бросают и предают все, кого я любил, на кого хотел опереться.
И тем не менее, о чем Дед говорил с Васильевым наедине? Должен он был с кем-то делиться. Что доктор расслышал, что сумел понять? Нам бы действительно хоть малейшую зацепку.
А если ничего не понял? И как растрясти Васильева на инфу? Не пытать же его. Зачем он ушел из Нанотеха? Неужели я был ему до такой степени отвратителен? Или его Дед настроил против меня?
Та-ак, о чем я только что думал? Вертолет. Острая лейкемия. Мальчик не жилец. И вдруг он на похоронах, живехонький. Чудесное исцеление, большая удача израильских врачей. Ну-ну. «Есть шанс, что мы совсем выздоровели». Еще как выздоровели! Прямо жалко, что мои обалдуи в Москве учатся. А то бы пришел домой и спросил – как дела у Леши Васильева?
Но разве я не найду, кого спросить?..
– Ладно там, двигатель, можно и насосами винты крутить, – бубнил Рыбников, – но автомат перекоса винта нельзя воспроизвести на микроуровне…
– Да не было там никакого перекоса, – сказал Михаил, будто просыпаясь. – Было просто, как болт. Два перистальтических насоса, один на винт, другой вперед-назад. Два манипулятора, выдвижной скальпель. Впрочем, это все голая механика, нас-то другое интересует… Ладно. Есть надежда. Слабая-слабая, но вдруг повезет. Нам нужен один человек… Один человечек. И пожалуй, я знаю, как его достать.
– Так какое будет решение по «девятке»? Делаем как договорились?
– Безусловно. Вы отбираете рой поустойчивее и пытаетесь в частном порядке, на свой страх и риск, ввести репликаторную функцию. Надеюсь, об уровне секретности вам напоминать не надо. И я очень рассчитываю на положительный результат.
– А что с девятой серией самой по себе? В принципе, если не успеем, хоть от заказчика отмазаться она позволяет.
– Я сказал, заказчик не проблема! – не выдержал Михаил. Ну вот, опять сорвался. – Да плюньте вы на старую «девятку»! Забудьте!
– Ну спасибо… Столько лет работы коту под хвост?!
– Да! – Михаил взял себя в руки и сменил гнев на милость. – Вы потратили эти годы вовсе не зря. Вы создали фундамент для принципиально новой серии. Мне не нужна просто девятая. Мне нужен репликатор. Только. Только репликатор может решить задачи, которые я намерен поставить перед ним и перед страной. Что такое медкарта и чистка сосудов? Да ничего! Понимаете?! Это меньше, чем ничего! Да будь наш человек хоть идеально здоров, пока он в тоске и спячке, ничего не изменится! Мы вылечим ему сердце и рак – так он просто сопьется! С головы надо начинать, – назидательно сказал Михаил. – Только с головы. Сначала надо дать человеку счастье, а потом – все остальное. Иначе Россию не спасти.
Леха и Принц сидели на берегу канала, прямо на газоне. Рядом валялись рюкзаки. В воде суетились утки, Леха крошил и кидал им куски батона, а Принц бросал мелкие камешки, стараясь попасть в утку, но птицы не обращали на это внимания.
И Леха свой хлеб, и Принц свои камешки бросали машинально, думая совсем о другом.
– Все, я решил, не поеду больше к отцу, – сказал Принц. – Я там сопьюсь. Там все русские спиваются.
– Тебе его не жалко? Он ведь так звал тебя.
