- Да, сейчас бы чайку, - поддержал его Павел. - С булкой, какие бабка печет. И с маслом. Режешь булочку, а она еще горячая. Даже режется плохо. А потом масла туда - раз!.. Побольше.
- И с конфетами, - добавил, вставая, Лев. - Любишь гусиные шейки?
- Лапки!
- Может, и лапки, - согласился Левка.
- Хватит вам, - пробурчал Тихон. - Нашли время.
Вершина горы была плоской и голой. Внизу потемневшая к вечеру тайга отливала густой темной зеленью. То тут, то там просвечивали желтоватые скалы. К горизонту отдельные деревья и массивы сливались в сплошной ковер. Самого главного - признаков цивилизации - не было.
- Учеными были... - невнятно заговорил Тихон. Прижав руку к груди, он раскачивался из стороны в сторону, будто хотел ее убаюкать. - Нансенами, Амундсенами тоже были... Кто мы теперь?
"Теперь - дураки, - хотелось сказать Левке, но он сдержался. - Или того хуже - преступники. Мало ли кому тарелка может попасть в руки..."
Левка не выдержал и принялся быстро расхаживать по каменному пятачку. Шаг, второй - покатый обрыв, еще два шага - камень, за которым укрылся от ветра Тихон, поворот, два шага - обрыв, еще два шага - крона искривленной лиственницы, прилепившейся к склону, поворот...
Наверное, все, что случилось, не мучило бы Левку так сильно, оставайся он таким, как раньше. Теперь Левке начало казаться, что совсем не случайно они так часто оказывались в "горячих точках". Грачевка выглядела в эти дни как островок благополучия и спокойствия в мире, живущем страшной и трудной жизнью. Каким ужасом были пропитаны те минуты под обстрелом. А горящие деревни, голодные дети, лица людей, которым не можешь помочь... И чувство вины перед ними.
-...что? - Левка остановился.
- Не мельтеши, говорю! Сядь! Силы нет на тебя смотреть.
- Тихон, ты думаешь, мы случайно оказывались в тех местах, где людям плохо?
Тихон долго смотрел на Левку.
- Я имею в виду пожары, наводнения, сель... Ну ты понял?.. Тебе не кажется, что нас кто-то испытывал... спрашивал? А, Тихон?
- Уймись. А то сейчас у тебя глаза такие, что смотреть страшно. А что касается ощущения такого...
Тихону было тяжело говорить. Он наклонил голову набок и прикрыл один глаз:
-...то с этого все и началось. Меня спрашивали, Пашке предлагали, тебя вот испытывали, оказывается.
Некоторое время они сидели молча. Левка отколупывал куски каменного крошева и бросал их вниз, глядя за тем, как они, щелкая, прыгают с уступа на уступ и пропадают среди верхушек деревьев внизу.
- Представляешь, что будет, если она в руки кому-нибудь... попадет? Бомбу в увеличитель, например... - снова заговорил он.
- И бомбы не нужно. Пашка кисточкой цепь за пару секунд в океан смел. Сорок тонн. Подняться повыше, да этой кисточкой по городу...
Пашка, лежавший ничком, завозился и встал. Судя по тому, как напряжен был его взгляд, он и не думал спать:
- Я знаю, это я во всем виноват, - голос у него дрогнул. Он стоял, втянув голову в плечи, и глядел вниз, водя носком рваного кеда по белесому камню. Тихон и Левка смотрели на сиротливый грязный палец Пашкиной ноги, выглядывавший из кеда, словно именно этим пальцем Пашка собирался сию же минуту начертить спасительный план.
- Потому что это я не хотел, чтоб рассказать... Я тоже, конечно, знал, что надо, но не мог... Потому что... Ну что вы смотрите на меня так?! - истерически крикнул он. - У меня же ничего, ничего в жизни не было! У вас хоть что-то... Книги, интересы какие-то... Левка вон врачом хочет стать. Она моя... тарелка. Сначала, когда мы залезли в нее, она твоя была, Тихон. Я чувствовал это. А потом она моя стала, Я разговаривал с ней...
Пашка махнул рукой и отвернулся.
- Все хороши, - тихо сказал Левка.
К ночи еще больше похолодало. Клокастые тучи с багровыми отсветами заходящего солнца неслись над самой головой.
4
Когда Волков закончил сообщение, какое-то время люди, находившиеся в кабинете директора, молчали, боясь пошевелиться. Каждый из сидевших здесь членов Ученого совета внутренне, конечно, был готов к тому, что искусственный разум будет создан. Наука всегда достигала тех целей, которые способна была поставить перед собой. Но теоретическая готовность к чуду никак не соответствовала тому, что произошло.
- Ты понимаешь. Костя... - тихо сказал академик. - И все же поверить в это невозможно... Очень уж это... - он неопределенно повел рукой в воздухе.
Волков чувствовал страшную усталость. Сказывалось потрясение от неожиданного открытия, последовавшая затем гонка на мотоцикле из Грачевки, да и в целом давали себя знать события последних дней. Подняв голову, он встретил сочувственный взгляд Граковича.
-...почему летающая тарелка? Очень уж это фантастично... И почему, в конце концов, мальчишки, а не вы, не кто-то из вашей лаборатории?
- Агафон создал свою копию. Внешнюю копию. Это ребятишки назвали ее летающей тарелкой. Во всем этом есть своя логика. Если допустить, что для Агафона созданное им устройство - это как бы... способ оказаться среди людей - обретение органов чувств... то для ребят... Какой же мальчишка откажется от возможности стать хозяином летающей тарелки? Тем более, что предложить Агафон мог немало. Судя по тому, что оставлено ребятами в чертежах, там такое реализовано, что представить страшно...
При этих словах только что вернувшийся из Грачевки Ярушкин сказал, покачав головой:
- Товарищи... Я вынужден напомнить собравшимся здесь о чрезвычайном уровне ответственности принимаемых нами решений. К сожалению, главное из этих решений - дилемма: всегда ли сверхразум есть одновременно и сверхнравственность - имеет два ответа. Мы же вправе принять только один.
Волков чувствовал глухую неприязнь ко всем действиям, имеющим необратимые последствия:
- То обстоятельство, что Агафона перестали устраивать посредники в познании мира и он создал собственные глаза, уши и руки - это только полдела. Есть основания думать, что одной из главных тем, волновавших Агафона, была именно нравственная проблема...
Волков вытащил из кармана дорожной куртки, которую он так и не снял, общую тетрадь.
- Это - "бортовой журнал" летающей тарелки. Даже беглого просмотра хватило для того, чтобы понять, что Агафона занимает... Нет, не то слово... мучает мера человеческого в человеке...
- Минутку! - прервал Волкова Савельев. - Узнаем, как дела у группы, снимающей компенсаторы.
Директор поднял трубку телефона. Некоторое время слушал. Было заметно, как багровеет его лицо:
- Что значит "не берет"? Сначала у вас отбойный молоток "не берет" кирпич, теперь автоген "не берет" сталь? Возьмите мощнее горелку! Почему я должен вас учить?
Савельев бросил трубку на рычаг, невидяще оглядел присутствующих, вытащил из кармана большой белый платок и, поглядев на него, спрятал в карман.