Когда на берегу показались огоньки гостиницы, Клим выключил мотор. Лодка мягко осела в воду и тихо заскользила по темной воде, слегка покачиваясь на пологих волнах мертвой зыби, которая шла откуда-то с просторов Карибского моря.
Вдали над портом расплывалось белое зарево электрических фонарей, но здесь берег был слабо освещен редкими люминесцентными светильниками, да у подъезда гостиницы подрагивал розовый неоновый свет. На проходившей за гостиницей автостраде стремительно возникали и исчезали вдали узкие ослепительные лучи.
Возле дощатого причала две крохотные парусные яхты чертили темное небо тонкими, как карандаши, верхушками оголенных мачт. В полукилометре от берега стояла на якоре большая моторная яхта с ярко освещенным большим иллюминатором в каютной надстройке.
Вдали над морем медленно бродили хлопья ночного тумана, они то расплывались, то сливались вместе, затягивая горизонт плотной мутно-белесой полосой.
- Пойдем к берегу? - спросил Клим.
- Подожди. Побудем немного на воде. Здесь хоть прохладно, а в гостинице жарко и душно, ни спать, ни читать не хочется.
Ника сбросила босоножки и забралась с ногами на обтянутое пластиком сиденье. Клим опустил руку за борт и приложил мокрую ладонь к левой скуле.
- Болит?
- Проходит.
- Здорово Баркет тебя ударил. Я, вроде, внимательно смотрела, а не заметила как. Вижу, ты уже на канате висишь, а судья рукой машет: "уан, ту, фри...".
- Хорошо ударил. Поймал на финт и ударил правым крюком. Чуть бы пониже попал, пожалуй, было бы все... До гонга я кое-как дотянул, ну а в перерыве очухался и отошел.
- А во втором раунде смотрю, ты стоишь, а Баркет лежит и судья ему секунды считает,
- Поторопился Баркет. Первый раунд выиграл - видел же он, как я на канатах висел, - хотел побыстрее победу закрепить, пока я в себя не пришел. Заторопился... и пропустил. А мог, пожалуй, по очкам выиграть, хорошо шел.
- Ты на него не рассердился?
- Вот за что же? Бокс - есть бокс. Подобрался только немного.
- А я так на свою Мари разозлилась.
- Это и я заметил. Когда она в счете повела: два - ноль, три - ноль! ты маску сняла, а глаза у тебя такие...
- Разозлилась... Хитрая она, Мари Лубан. Знала, что прямыми меня не достанет, начала к себе подтягивать. А я, как дурочка, иду на нее, иду... Болельщики кричать начали: "Мари! Мари!" Так кричат - в ушах звенит, рапиру не слышу. А уже три - ноль! Вот тут я и разозлилась. И на болельщиков, и на Мари, да и на себя, что на ее уловку попалась. А Петрович - мой тренер говорил, когда я разозлюсь, у меня реакция убыстряется, и тогда в меня уже никто попасть не может. Шутил он, конечно. Но тут на самом деле пошло один укол, второй, третий... А уж после третьего, когда счет сравняла, поняла, что выиграю у Мари Лубан. Ее тренер что-то ей кричать начал.
- No avancec! Не иди вперед!
- По-испански что ли?
- Конечно.
- Ты и испанский знаешь?
- Знаю, немножко. Английский, все же, получше... Меня, может, за испанский и в сборную ввели.
- Ладно тебе, не кокетничай. А я вот только английский. И то: мистер Соболеф! Уот ду ю'синк эбаут май Прононсиэйшен?
- Вери гуд!
- Так уж и "вери гуд"?
- Ну, акцент, конечно...
- Сибирский?
- Пожалуй, - улыбнулся Клим.
Внезапно над тихим морем пронесся тонкий томительный звук... потом целая музыкальная фраза прозвучала и оборвалась, как звон рассыпавшегося стекла.
- Скрипка, - сказал Клим.
- Похоже. Только откуда? С берега - вроде далеко.
- Наверное, с той яхты.
Моторная яхта была от них в полусотне метров. От освещенного иллюминатора бежала по воде покачивающаяся полоска света.
Скрипка послышалась опять.
- Похоже - полонез, - сказал Клим.
- Огинского?
- Ну, какой же это Огинский?
- А я других полонезов и не знаю.
- Подожди, послушаем...
Но скрипка тут же замолкла, на яхте кто-то раскашлялся, надсадно, по-стариковски. Стукнула дверь, яхта качнулась. Светлая фигура показалась на фоне каютной надстройки.
Ника откинулась на спинку сиденья, подняла голову.
- Звезды какие здесь, здоровенные.
- Да, - согласился Клим. - Как кастрюли.
- Ну, уж... сказал бы, как фонари, что ли... смотри, смотри! Движется! Вон, вон!.. Спутник, спутник!
Ярко-голубая точка не спеша прокладывала себе дорогу среди неподвижных мерцающих созвездий.
- Алло! - услыхали они и разом повернули голову в сторону яхты. Спутник!.. Спортсмени, совиетико?
- Совиетико, - отозвался Клим.
Хозяин яхты что-то сказал, Клим ответил по-испански. Ника услыхала удивленное "май диос!" "Мой бог!", поняла она, но на этом ее знание испанского закончилось.
- Что он говорит?
- Удивился, что я знаю испанский. Приглашает к себе на яхту.
- Зачем?
- Не зачем, а в гости.
- Ну, и что?
- Поедем, конечно. Чего нам стесняться. Если он будет говорить помедленнее, обойдемся без переводчика.
Клим не стал запускать мотор, а только вставил весла в уключины и подвел лодку к низкому борту яхты. Хозяин яхты нагнулся, взял с носа лодки капроновую веревку, закрепил ее за стойку фальшборта.
- Por fаvоr, cеn~оres.*
Ника поднялась, приняла протянутую руку. Клим запрыгнул на палубу яхты сам. Глаза уже освоились с темнотой, и можно было разглядеть гостеприимного хозяина - высокого тощего старика в светлом полотняном костюме, - у него было сухое длинное лицо, тонкие усики стрелочками, седая бородка клинышком, и вообще он очень походил на Дон Кихота, каким его привыкли изображать на иллюстрациях все художники мира.
- Un momento, mе рrераrаrй*, - он повернулся и нагнувшись вошел в освещенную дверь каюты.
- Хозяин просил минуточку обождать, - перевел Клим, - пока он приготовит каюту к приему гостей. Весьма любопытный старец.
- Весьма.
- Прямо, как из семнадцатого века. Ему бы еще камзол с кружевным воротничком.
- И шпагу, - добавила Ника.
- И шпагу, - согласился Клим, - хотя вместо камзола ему бы так же подошла кожаная кираса и длинные, до бедер, сапоги...
- И Санчо Панса рядом... Может быть, мы зря приняли приглашение?
- Ну почему же, вполне интеллигентный сеньор.
Из каюты слышались постукивания и шуршания. Потом дверь открылась настежь, на палубу упал яркий луч света.
- Pоr fаvоr! - услышали они.
- Приглашает, - сказал Клим.
Он пропустил Нику вперед и нагнувшись шагнул следом, в низенькую дверь. Ника внезапно остановилась у порога, Клим нечаянно толкнул ее плечом, извинился. Выпрямился. И тут же понял замешательство Ники.
Старика в светлом полотняном костюме в каюте уже не было. Вместо него, ярко освещенный светом потолочной лампочки, перед ними стоял испанский гранд, будто только что сошедший с картины Веласкеса. В голубом бархатном камзоле, на пышное белое жабо спускались длинные завитые локоны черного парика. С рукавов камзола мягко свисали желтоватые кружевные манжеты (брабантские! - подумал Клим). Только лицо у испанского гранда было то же, что и у их хозяина, - и бородка клинышком, и тонкие усы стрелочками.
