– Я понимаю. Я все отлично понимаю, – ответил Сходов, принимаясь опять ходить по комнате.
– А кто это, высокий такой, около склада стоял? Механик, что ли? – спросил Борис Ефимович.
– К сожалению, не врач, только механик. Матвей Сергеевич.
– Женатый?
– Раньше он с женой на зимовке жил. А теперь она с ребенком на Большой Земле.
– Вот-вот, об этом я и вспоминаю. Кажется, она на острове родила?
– Так ведь то было на крупной полярной станции. У них врач был. Если бы врач… разве бы я возражал?
Капитан снова задумался.
– А все-таки, Василий Васильевич, давайте позовем Матвея Сергеевича и радистку.
Сходов пожал плечами и вышел. Вскоре он вернулся в сопровождении механика и девушки.
Капитан поздоровался с ними.
– Садитесь, поговорить бы с вами хотелось.
– Отчего же… – сказал Матвей Сергеевич и уселся, положив огромные ладони на расставленные колени.
Радистка тоже села, не понимая, зачем их позвал капитан. Сходов остановился у двери.
– Вы, говорят, механик замечательный? – начал капитан.
– Да нет… Я не судовой механик, товарищ капитан. На кораблях никогда не плавал.
– Знаю. Я не про то. Рукодел вы, наверное, знаменитый? – продолжал заходить издалека капитан.
– Отчего же… Это можно. Смастерить все что угодно могу. Я вот задумываю новый ветродвигатель построить… из бочек. Не слышали? Тут мой предшественник Анисимов делал.
– Как же, как же… слышал.
– Только нам теперь старого ветряка мощность мала.
– А без жены скучаете? – неожиданно спросил капитан.
– Без жены, конечно, скучновато… Только ведь я, товарищ капитан, старый полярник. Привычно.
– Ребенка-то она у вас в Арктике родила?
– Как же, при мне, на острове Газетном было.
– При вас? – оживился капитан. – Так что же молчите?
– Я ничего… А что? – смутился механик.
– Значит, вы принимали ребенка у своей жены? – продолжал расспрашивать капитан.
– Нет, что вы! Я только присутствовал.
– И это немало! – удовлетворенно заметил моряк и повернулся к удивленно слушавшей разговор радистке. – Ну, а вы? Вы никогда не принимали детей у рожениц?
Девушка покраснела от неожиданности.
– В этом совсем ничего не понимаю… – растерянно сказала она.
– Но ведь вы же женщина и подруга Маши. Неужели бы вы не взялись ей помочь?
– Маше? Я с радостью. А разве надо? Только я не умею…
– А вдвоем с механиком? Он все-таки при родах присутствовал.
– Я – помогать? – поразился Матвей Сергеевич, и его лицо вытянулось.
– Конечно, вы. Вы видели, как принимают ребенка. Девушка вам будет помогать, если Маше рожать придется. Получите по радио консультацию от любого врача или от профессора.
Механик был ошеломлен.
Сходов остановился перед ним и обычным своим сухим жестковатым голосом проговорил:
– Речь идет о человеческом отношении к товарищу. Вы прекрасный механик, мастер на все руки. Если вы не согласитесь, женщину отправят с острова, разлучат с мужем. И, может быть, зря. Ей придется год жить с ребенком одной, в трудных условиях, без работы, ради которой она ехала в Арктику.
– Да я-то тут при чем? – запротестовал Матвей Сергеевич, размахивая длинными руками. – А если вдруг несчастье? Кто будет виноват?
– Конечно, виноват буду я, – твердо сказал Сходов. – Мне спокойнее всего было бы отправить женщину. Формально я имею на это все права.
– Это будет ужасно, если она уедет, – сказала радистка.
– А если случай какой трудный? И в родильных домах умирают, – продолжал возражать механик.
– А бывает, что и в поле рожают, – заметил капитан.
– Конечно, может быть, и все хорошо будет, только я не могу на себя ответственность взять. На мужа, хоть и надежный он человек, тут надеяться нечего. По себе знаю. Руки трясутся и все тут. Девушка только таз будет подавать да пеленки развернет.
– Мы не принуждаем вас, Матвей Сергеевич, – сказал Сходов. – Мы хотим выяснить последнюю возможность и решить вопрос об отправке Грачевой на материк.
Механик задумался. Радистка что-то стала говорить ему, склонившись к уху. Тот нетерпеливо отмахнулся.
– Не могу я взяться за такое дело… И вообще… Если случай тяжелый… ножками вперед… Как хотите, но присылайте врача на самолете.
– К сожалению, – сказал Сходов, – далеко не всякий полярный остров может принять самолет. Тем более зимой. Во всяком случае, на посадку у нас самолета мы рассчитывать не можем.
– Механик прав, – вмешался капитан. – В очень трудном случае самолет, конечно, прилетит…
– Но не сядет!
– Не сядет, зато сбросит врача на парашюте.
– Вот это другое дело, – удовлетворенно сказал Матвей Сергеевич.
– Врач не сможет улететь обратно, – возразил Сходов. – Мы вынуждены будем отнять у острова Дикого одного врача, а мы знаем, как он там дорог.
– Да, конечно, на это можно пойти только в крайнем случае, – согласился капитан. – Но ведь у нас есть еще один аргумент… Все это только предположение!
– Предположение не предположение, – хмуро сказал механик, – а я должен считать, будто это так и есть. И потом характер у меня тяжелый. Надо сперва спросить, согласятся ли на мой характер супруги Грачевы.
– При чем же тут характер? – осведомился капитан.
– А потому, если я согласие даю, то должна Грачева поступить в мое подчинение. В полное распоряжение.
– Это зачем же? – спросил Сходов.
– Я должен обеспечить благоприятный исход и тут уж, простите, спуску не дам. Зимовка – дело известное. Движения никакого. Я потребую, чтобы все было как следует.
– Он прав, – заметил Сходов. – Сейчас мы позовем Грачевых.
Грачевы, узнав об условиях механика, согласны были на все.
Через час провожали капитана.
Катерок запрыгал на волнах, быстро уменьшаясь.
Все население полярной станции стояло на берегу: Сходов, Матвей Сергеевич, Грачевы, радистка. Около них возбужденно бегали собаки.
Налетели «снежные заряды». Катер скрылся за серой стеной.
Еще через час корабль снялся с якоря, дав прощальную ракету. Последний пароход уходил из Арктики.
Грачевы остались на острове.
Их предположение оправдалось. Механик включил молодую женщину в опекаемое им хозяйство. Он был сурово требователен. Маше пришлось заняться гимнастикой. Что бы ни делала Маша, Матвей Сергеевич всегда следил за ней настороженным взглядом. Когда она шла на метеоплощадку, он непременно шел за ней следом.
– Снегу намело. Вы поглядывайте под ноги, поглядывайте! Не зевайте по сторонам! – ворчал он.
