Гулизар с сомнением оглянулся на вереницу галер, плывущих за ними медленно и величаво, словно большие белые птицы, и пожал плечами.
Конан не стал упоминать о том, что Турио, да и остальные командиры отрядов, воспользовавшись своей труднодосягаемостью для Конана, могут поднять мятеж среди солдат. Но даже если подобная мысль и не приходила в голову молодому военачальнику шемитов, его солдаты, никогда прежде не выходившие в море, вполне могли, не расслышав или неправильно истолковав непривычную команду, посадить судно на мель или, перепутав паруса, направиться в другую сторону.
Из пятидесяти матросов команды Гулизара - по виду настоящих морских волков - Конан оставил на своем корабле десятерых, а остальных распределил по четырем другим галерам. Это давало некоторую надежду, что баалурцы, глядя на них, быстро научатся управляться с тяжело нагруженными судами. Помимо этого, Конан оставил Каспиуса на корабле Турио, с тем чтобы лекарь приглядывал за своенравным юношей.
Гулизар скорчил недовольную гримасу, но подчинился.
- Как тебе будет угодно, господин мой, - проворчал он, всем своим видом показывая, какой это позор для старого морского волка - подчиняться распоряжениям какой-то сухопутной крысы. - Но помяни мои слова: стигийские корабли в десять раз страшнее всех пиратов, вместе взятых. Их дромоны под полосатыми парусами день и ночь снуют вдоль дальнего берега. Их торговые пошлины высоки, и зачастую неразумные купцы расплачивались целыми кораблями, вздумав плыть вдоль южного побережья!
Но Конан настоял на своем, и флотилия взяла курс к дальнему берегу, пересекая дельту с севера на юго-восток. Зеленые берега Шема уже были едва различимы, а перед ними, темный на фоне заходящего солнца, вставал стигийский берег. Низкий и заболоченный у реки, он переходил в пустыню, и только невысокие дальние холмы нарушали его однообразие. Над стоячими водами царило безветрие, зловонные испарения поднимались к небу. В их сероватой дымке, разрастаясь по мере их приближения, словно волей неведомого колдуна, вставали черные стены города.
Это был Кеми, древнейший город Стигии, прибежище жрецов Сэта, Змея Вечной Ночи, верховного бога стигийцев. Здесь, в лабиринте гробниц и склепов, раскинувшемся под городом, покоились останки бесчисленных поколений правителей Стигии, здесь творили черное колдовство жрецы в кровавых мантиях. Говорили, что большие бронзовые ворота Кеми стоят распахнутыми всю ночь, потому что по улицам ползают выпущенные из храмов змеи, и чужеземец, отважившийся нарушить ночной покой древнего города, ступив за ворота, не жил и часа.
- Если Стикс, как говорят стигийцы, и вправду воплощение змеиного бога, - пробормотал Гулизар, - то мы лезем прямо на его клыки! А черный Кеми, - он ткнул пальцем в отблескивающие красным в лучах заката стены города, - зеница его недремлющего ока!
Конан ожидал увидеть в гавани множество кораблей - больших и малых, но не насчитал и десятка. Большей частью это были весельные баркасы с одной мачтой или вовсе без мачт. Они мирно покачивались у причалов или неторопливо плыли вдоль берега.
Но один из кораблей вдруг поднял паруса и устремился навстречу пришельцам; на его высоких мачтах развевался флаг с изображением глаза, а вдоль бортов поблескивали наконечники копий. Конан прищурился, глядя на него против заходящего солнца, а затем повернулся и принялся распоряжаться:
- Все на весла! Барабанщики, задайте самый быстрый темп! Гулизар, сигналь остальным, чтобы немедленно поднимались вслед за нами вверх по течению!
Шкипер бросился к сигнальщику, а затем, вернувшись на бак, встал рядом с Конаном и счел нужным заметить:
- Я не вижу необходимости в такой спешке, господин мой! Конечно, этот корабль движется быстро, но это мирное судно, а не военная галера. Вряд ли они собираются причинить нам какой-либо вред, скорее, просто хотят посмотреть поближе, чтобы потом доложить о нас своим жрецам.
Возвышая голос, чтобы кормчий расслышал его за плеском весел и грохотом барабана, Конан ответил:
- Не так уж и безвреден этот корабль, Гулизар! Мне не хотелось бы прерывать поход в самом начале и лишаться большей части своих людей, обрекая их на пожизненное рабство в Стигии! - Он поднял руку, призывая всех к вниманию, и прокричал: - Гребцы, приготовиться к повороту! По моей команде начинайте разворачивать судно к гавани!
На пути из Асгалуна северянин заставил гребцов несколько раз отработать этот маневр, и потому сейчас он был выполнен быстро и слаженно, несмотря на сильное течение.
- Ну, а теперь гребите изо всех сил! И бросьте разговоры, эй, вы, там, по правому борту, поберегите дыхание!
Выкрикивая приказания, Конан в то же время следил за тем, как выполняют маневр четыре других корабля. Наконец все галеры встали поперек течения, и Конан удовлетворенно кивнул. Стигийский корабль шел прямо на них, и при той скорости, что развили его гребцы, Конан мог запросто протаранить его.
- Эй, что там творится, во имя Иштар? - вскричал Гулизар, щурясь на стигийскую галеру. - С чего это они взялись карабкаться по снастям?
- Не сбивайте темп, - кричал Конан, - слушайте барабанщиков! - Про себя он благодарил всех великих и малых богов, что гребцы сидят лицом к корме. Две галеры мчались друг на друга, грозя вот-вот столкнуться, как аквилонские рыцари на ристалище, и теперь все зависело от того, кто первым не выдержит и свернет в сторону. Вглядевшись, Конан тоже увидел какое-то странное шевеление на снастях летящего на всех веслах корабля, но из-за полоскавшего на нестойком ветру паруса - красного с чернозолотым глазом - невозможно было как следует разглядеть, что там творится.
Но по мере того как корабль приближался, Конан все яснее видел, что на снастях его, кривляясь и бесстыдно извиваясь, висят нагие женщины. Они призывно махали руками, они принимали самые развратные позы, какие только можно было представить, они облизывали розовыми языками полные губы. В волосах у каждой красовался огромный красный цветок; их призывные крики раздавались все громче, и гребцы начали ерзать на скамьях, пытаясь оглянуться через плечо.
- Сбавить темп вполовину! - распорядился Конан. - Просигналить остальным, чтобы поднимали паруса и уходили вверх по течению!
Гулизар, стоявший рядом с ним, жадно сглотнул, не отрывая глаз от бесчинствующих красоток.
- Они, верно, наелись красного лотоса, того самого, что у них в волосах! Его запах слышен даже здесь! Если женщина наестся этого цветка или просто нанюхается его, она не успокоится, пока не получит мужчину. Мне уже рассказывали о таком, да я не верил. Эти девицы - из храма Идрис-гадюки, младшей дочери Сэта.
