Сказать проще, виной всему рассогласованность. Мы с Чарли и много других ребят привыкли стоять в центре хора. Когда мистер Кеммельман велел начать канон группе справа от него, он не учел, что многие поменяли позиции и что, с нашей точки зрения, мы переместились влево.
Джерри Олшен
А ЧУЖАЯ ТРАВА
ВСЕ РАВНО ЗЕЛЕНЕЕ…
Проза
© Jerry Oltion. The Grass Is Always Greener.
F&SF, February 1993.
Перевод Ю. Соколова
На вечеринке полно было комьютерщиков. Высоких, худощавых, в основном коротко стриженных… все были в теннисках, джинсах от Леви и кроссовках, они кучковались около чаши с пуншем и обсуждали свои вычислительные машины. Целый табун хакеров![24] Да только все они были мной.
Другая группа собралась вокруг астронавта, там были пожарный и полисмен. Репортер из газеты смущал всех троих, снимая их вместе, а остальные — издатели, писатели и книготорговцы — подбадривали их криками и хохотали. Все они тоже были мною.
Я сидел за столом вместе с геодезистом, директором городской свалки и диск-жокеем; конечно, все были мною. Мы глядели на центр самой большой группы и по большей части помалкивали.
Прямые темные волосы до середины спины, широкие плечи, узкие бедра… она наслаждалась, оказавшись в центре внимания. Быть может, не слишком благородно с моей стороны, только я подумал, что ей не часто достается такой успех. Красавицей не назовешь, но хорошенькая… шесть футов и неплохая фигурка, для этой толпы сойдет, и она знала это. Не могла не знать. В конце концов, она тоже была мною.
— Интересно, кто захомутает ее на ночь, — проговорил диджей.
Геодезист ответил:
— Чего там. Мы — не ее тип. Она — не наш тип.
— Не, ребята, такими делами не балуюсь, — отозвался мусорщик, и все мы расхохотались. По нервным движениям глаз моих компаньонов я готов был держать пари: все подумали об одном и том же случае, когда в пятнадцать папашенька застукал нас в ванной.
— Тут дело другое, — возразил я.
— Конечно, — отвечал жокей, — или ты хочешь поставить на то, что она будет спать одна?
— Нет, — признал я. Зачем врать. Я и сам лег бы с ней, если б только имел шанс на успех, но разве может домашний муж конкурировать с астронавтом… и даже с компьютерщиком.
Боже, подумал я. Ревность к самому себе. Чистая дурость, и только. Не утешало и то, что те же основания для ревности были еще у сорока девяти человек. Я допил пиво — в баре оказалось только «Генри Уэйнхард», — впрочем, никто не жаловался, и я подумал, не взять ли еще.
Потом вновь обернулся к себе самому в женском виде. Возле нее крохотным фокусом в большой сфере влияния находился тот я, который организовал эту маленькую встречу. Как и половина присутствующих, он был худощав, рост шесть футов, темноволос, с кустистыми бровями и крупным носом… и не знал, куда девать руки во время разговора: погрузившись в карман брюк, свободная от бокала рука его, как и у половины присутствующих, перебирала там мелочь, ключи от машины или что-нибудь еще. На миллиардера он не был похож, впрочем, откуда мне знать, как они выглядят. Может, все мы похожи на миллиардеров, хотя лишь он один имел здесь право так называться.
Не знаю, в самом ли деле дырка между альтернативными вселенными стоит сто тысяч баксов, или цену просто вздули, чтобы все не сбежали туда, где послаще, только миллиардер купил всем нам билеты туда и обратно. Пять миллионов долларов — чтобы провести вечеринку с коктейлем в зеркальной гостиной, где нет зеркал.
Почему он так поступил — об этом было много разговоров, но никто не придумал ответа лучшего, чем «потому» — так и объяснения всем давал и он сам. Будь у меня несколько миллионов долларов на пустяки, я б и сам, может быть, так сделал, — выходит, можно поверить.
Он заметил, что я гляжу на него. Отвернулся. Я последовал его примеру… Поэтому, когда минуту спустя он обнаружился рядом со мной с откупоренной бутылкой пива в руке, я удивился. Пиво он поставил передо мной, а сам опустился в кресло напротив и произнес:
Я заметил, что у тебя пусто.
— Спасибо. — Я отпил из ледяного горлышка и заметил на кармане его куртки липучку с надписью: «Привет, меня зовут Майкл». Ха!
— Ну и кто вы у меня? — поинтересовался он. — Что-то мы у меня все в голове перемешались.
— Домашний муж, — ответил я.
— Землемер, — проговорил тот, что был справа от меня.
— Диск-жокей, — сказал диск-жокей.
— Мусорщик, — отвечал человек со свалки.
Миллиардер ухмыльнулся.
— Без ярлычка, значит… может быть, инженер-сантехник?
— Не-а.
— Помню то лето, когда я ездил на мусорной машине, — проговорил миллиардер. — Лучше работы у меня не было. Значит, ты опять взялся за нее.
Мусорщик ухмыльнулся. Спереди у него не хватало зуба.
— Не совсем. Я перевернул чертов грузовик. По пьянке перевернул, а Грязный Билл его не застраховал. Значит, судья предоставил мне выбор: или покупай Биллу новый грузовик да отработай ему два года в возмещение ущерба — или на два года в каталажку. Я выбрал два года езды на новом грузовике. Билл через полтора года умер. Все дело перешло мне. Остальное — история.
Ага, значит, ты свернул с главного пути в…86 году, так?
— Правильно. В колледж я не попал… И так и не познакомился с этой Карен, о которой все трещат. Женился на Синди Коллинз.
Синди Коллинз была нашей возлюбленной в студенческие времена. Взор миллиардера затуманился. Он спросил:
— Ну и как она там?
— Не жалуюсь, — отвечал мусорщик. Землемер и диск-жокей дружно расхохотались, и я понял, что вопрос имел и скрытый смысл.
Миллиардер тоже рассмеялся — но с опозданием, а потом обернулся ко мне.
— Итак, ты домашний муж? — спросил он. — А твоя Карен работает?
— Я тоже женат не на ней. Мою зовут Соней.
— Соня? Я даже имени такого не знаю.
— Знаешь. Она из подруг Карен по колледжу. На дюйм повыше, длинные темные волосы, высокие скулы…
— М-м-м. — Задумчивость вдруг оставила миллиардера, глаза его заволокло дымкой. — Да-да, теперь вспомнил. Как можно было забыть? Боже, я просто жаждал ее. Только так и не набрался смелости попросить. А ты каким образом осмелел?
Я улыбнулся:
— Случайно. Вспомни-ка денек, когда вы с Карен занимались любовью в ее спальне, а Соня вдруг зашла в гости? В твоей вселенной — и у всех, с кем мне удалось здесь переговорить, — обнаружив, что дверь заперта, она подергала ручку и постучала, так?
Все прочие улыбались. Миллиардер ответил: