Вадин ужинал в зале, поневоле оказавшись среди принцев, в то время как менее значительные персоны располагали временем по своему усмотрению. По крайней мере ему позволили сидеть рядом с Мирейном; никому не пришло в голову по, глупости или от избытка храбрости запретить ему это. Он подозрительно посматривал на Морандена и еще подозрительнее - на своего подопечного, который пробудил в семье хозяина замка такое восхищение, словно был их родственником. Особенно влюблены были женщины, хотя юноша с глазами лани - Вадин предположил, что это младший сын хозяина, - тоже явно потерял голову. Он прислуживал Мирейну за столом с каким-то благоговением, просто таял от каждого слова и взгляда и дрожал, если слузгай или долг позволял ему оказаться достаточно близко к Мирейну. - Хорошенький, - заметил Вадин, когда мальчик отошел наполнить вином опустевший кувшин. Мирейн приподнял бровь. - Он хочет упросить меня взять его в поход. Что мне делать? - Почему бы не взять? Кажется, он вполне способен к обучению. Бровь поднялась еще выше, но тут Мирейну задали какой-то вопрос, и он отвернулся. Предоставленный сам себе, Вадин продолжал краешком глаза следить за мальчишкой. Оживление угасло. Мирейн, конечно, не собирался брать с собой этого мальчика. Слуг вокруг него было больше чем достаточно. Но паренек оказался на редкость хорош собой. Даже красив, если говорить честно. Гибкий, изящный, с огромными влажными глазами; бороды у него еще не было лишь легкий пушок на гладкой коже щек, и хотя волосы уже достаточно выросли с тех пор, как в детстве обрили его голову, он еще не начал заплетать их в косички, как принято у взрослых мужчин. Задрапированный в мягкую шерсть, увешанный драгоценностями, он походил на восхитительную девушку. И вел он себя как девушка, замирающая при виде Мирейна. У Вадина разболелась голова. Он вдруг понял, что хмурится. Но кто он такой, чтобы проявлять неодобрение? Пару раз и с ним случались подобные интрижки, хотя, безусловно, он предпочитал в постели женщин. Мирейн улыбнулся мальчику. Как его звали? Итхан, Истан или что-то вроде того. Это была одна из любимейших улыбок Мирейна, теплая, но не обжигающая. Мальчик наклонился к нему и тут же поспешно отпрянул, охваченный трогательной стыдливостью. Встретившись глазами с Вадином, он отступил назад и исчез. Сидя среди вздыхающих и обмирающих, Вадин спокойно наблюдал, как Мирейн выходит из зала, трезвый, без всяких происшествий и, главное, без намерения задерживаться здесь. Быть может, его, как и Вадина, утомила чрезмерная назойливость юного влюбленного. Мирейн уснул сразу же и очень крепко, как всегда. Вадин, деливший с ним слишком широкую кровать, не мог сомкнуть глаз. Мысли не тревожили его; чувствуя теплое тело рядом с собой, он мечтал, чтобы это была Лиди. Одна или две рабыни бросали на него взгляды; быть может, если бы ему удалось незаметно уйти... Мирейн повернулся во сне и прижался к Вадину, как щенок к своей матери, пытаясь зарыться в его длинное гибкое тело, потом пару раз вздохнул и затих. Вадин вздохнул гораздо глубже. Мирейн не имел ничего общего с женщинами, кроме разве что кожи. И волос. Своими волосами он заткнул за пояс этого Итхана или Истана. Косички Мирейна расплелись, к утру они все перепутаются, и голова будет похожа на воронье гнездо. Вадин бессознательно пригладил волосы принца. И продолжал гладить их, осторожно распутывая непокорные пряди и пытаясь не разбудить Мирейна. Это успокаивало, словно он гладил любимую собаку. В Яноне схватились бы за оружие, знай они, о чем он тут думает. Мирейн бы только рассмеялся. Ему нравилось и удавалось выглядеть величественно, однако, несмотря на это, он был убежден в своем уродстве. Да, его нельзя было назвать красивым и тем более смазливым. Но он был прекрасен. Странно, потрясающе и неумолимо прекрасен. Рука Вадина застыла. Он услышал медленное мощное дыхание, посмотрел на руку, перекинутую через его грудь. Внезапно ему захотелось вырваться на свободу и сбежать. И так же внезапно возникло желание стиснуть Мирейна в объятиях и бормотать ему на ухо бесконечный поток глупостей. Разбудить его таким образом и бросить вызов его буйному характеру. Вадин лежал очень тихо, не шевелясь, и заставлял себя вспоминать правила дыхания. Вдох выдох; вдох - выдох. Вот так. Выдох. Вдох... Но пари свое он еще не проиграл. Там речь шла только о дружбе и ничего не говорилось о любви. "Будь он проклят, - думал Вадин, продолжая сосредоточенно дышать. Проклят, проклят, проклят".
Как и предсказывал Мирейн, Истан принялся умолять взять его с собой. Мирейн был с ним добр, но непреклонен. - Я отправляюсь на битву, - сказал он, - и у меня есть оруженосец, избранный самим королем. Оставайся здесь, чтобы возмужать и научиться всему, чему тебя может обучить наставник. А когда твои волосы будут заплетены в косички, если ты сможешь и захочешь, приезжай в Хан-Янон, и мы рады будем встретить тебя. Огромные глаза Истана наполнились слезами, но ему удалось сдержать их. Так он меньше походил на мальчика и совершенно перестал напоминать девушку. Когда Мирейн уезжал, Истан поднялся на надвратную башню и смотрел, как принц удаляется. Вадин знал, что он не двинется с места, пока они не исчезнут из вида. Мирейн не забыл о нем: это было для него несвойственно. Просто он сосредоточился на маячивших впереди горных вершинах, где и находились Окраины, а также на голубом покрывале, принесенном ему в дар и упакованном среди прочих вещей. Ехавший рядом с ним Вадин хранил молчание. Его пробуждение было мучительным, но вовсе не потому, что большую часть ночи он провел без движения и сна; это Мирейн, поднявшись с кровати, заставил Вадина в испуге проснуться. Без тени смущения принц выпутался из его объятий, будучи в мрачном настроении, как всегда в ранний час, однако старался держать себя в руках и демонстративно не замечал краски стыда, залившей лицо Вадина. Вадин взглянул на него, все вспомнил, понял, что ненавидит себя, и замер, охваченный леденящим ужасом. Мирейна, единственного из всех людей, волшебника и сына бога, путешественника по чужим разумам, невозможно было обмануть. Вадин мог бы изобразить самое истинное безразличие или проявить мудрость и повести себя так, будто ничего не случилось, но Мирейн все равно узнал бы. Понял бы. И будь ему действительно до этого дело, Вадин умер бы от стыда; но если Мирейна это не интересовало, значит, все обстояло еще хуже. Пока Вадин продолжал лежать под покрывалом, Мирейн принес ему вина и при этом вел себя как обычно. Его глаза не светились божественным огнем, они все еще были туманными и сонными, но взор постепенно прояснялся и становился сосредоточенным. Вадин хлебнул теплого сладкого вина, и это успокоило его. В конце концов, возможно, ему нечего бояться. Не такие у него глаза, чтобы по ним можно было что-то прочесть, а Мирейн никогда не станет проникать в глубины сопротивляющегося разума. И не важно, был Аварьян его отцом или нет, но утром Мирейн чувствовал себя не лучшим образом. К тому времени, когда принц привел в порядок свои мысли, Вадину удалось овладеть собой. Ветер бил ему в лицо, свежий и холодный от нерастаявших снежинок. Он знал, что справится с этим. Он же не Истан. И не тело Мирейна было ему нужно, или, если уж на то пошло, не до такой степени, чтобы бредить им. Ему требуется нечто иное. Может быть, что-то неощутимое. - Смотри! - крикнул Мирейн, вытягивая руку. Раздалось хлопанье огромных крыльев, и прямо на плечи Мирейна с неба упал орел, словно сокол, приученный к путам; это был белый горный орел, королевская птица Янона, спутник королей. Взгляд встретился со взглядом, солнечный огонь соприкоснулся с пламенем Солнца. Издав пронзительный крик, орел взмыл к Солнцу. Вместе с ним устремилась душа Мирейна, оставив опустевшее тело в высоком боевом седле. Глаза Вадина защипало, и он уткнулся в холку Рами. Боги и демоны, он и в самом деле спятил. Ревновать к птице! И все из-за странствующего колдуна, который захотел стать королем и которому это желание, вероятно, сулит смерть. Глаза Вадина наполнились слезами. Порыв ветра унес его ругательства.
