— А отхожее место у нас на улице.
— Понятно.
Я принялся выбираться из-за стола. Дед Иван несколько секунд серьезно смотрел на меня, но потом не выдержал, рассмеялся.
— Да шучу я! У нас хоть и деревня, а все ж цивилизация. А ты все по меркам своего двадцать первого века судишь.
Я смутился. Заметив это, дед Иван захохотал еще громче.
— Где умывался, помнишь? А теперь в следующую дверь иди.
Отхожее место действительно оказалось вполне удобным. Теплое, но хорошо вентилируемое. Неприятный запах, характерный для данного помещения, забивается резким, но приятным ароматом. И никаких обрывков газет — сбоку висит рулон мягкой синтетической бумаги.
Помыв руки, я вернулся в трапезную. Однако деда Ивана там уже не было. Только суетилась его внучка, убирая со стола. Увидев, что она собирается утаскивать самовар, я вызвался помочь.
— А где дед Иван? — спросил я, пыхтя под весом металлического монстра.
Интересно, как хрупкая девушка подавала его на стол без особого напряжения? Вот что значит свежий воздух, регулярный физический труд и здоровое питание!
— Дед Иван пошел проверять, как площадь к празднику подготовили.
— А где эта самая площадь?
— Да прямо за домом.
. Я решил было не идти сразу к старику, а помочь девушке мыть посуду. Однако она категорически воспротивилась.
— Я свое послушание сама должна исполнять, дабы не впасть в праздность.
Надо же, прямо как в монастыре. И ведь девушка все это делает не потому, что старших боится. Она и в самом деле этой самой праздности боится.
— Что ж, ты и на праздник не пойдешь? — спрашиваю я.
— Пойду. Празднование и праздность — веши разные. А ведь верно. Наверное, в этом-то и заключен секрет здоровья и высокой работоспособности деревенских. Надо много и интенсивно работать и так же интенсивно отдыхать. Но ни в коем случае не позволять себе валять дурака — это расслаблять-то расслабляет, а полноценного отдыха не лает. Напротив, истощает сильнее, чем любая работа.
А ведь в городе это все давно уже знают. «Лучший отдых — активный отдых», «Лучший отдых — перемена деятельности». Все это знают, но никто так не поступает. Вот и страдаем от стрессов и депрессии.
Пожалуй, верно говорят: есть люди ученые, которые много знают; а есть умные, которые понимают то, что они знают. И если в городе много ученых, но мало умных, то в деревне — все наоборот.
Пока это все крутилось у меня в голове, я дошел до площади. Она представляла собой пустое пространство приблизительно квадратной конфигурации посреди поселения. Сейчас на площади активно суетятся люди. Устанавливают столы, развешивают по близстоящим домам и деревьям разноцветные ленты.
Дед Иван обнаружился в самом центре этого столпотворения. Я подошел ближе.
— Петр, куда ж ты эту бандуру тащишь? Правее бери, правее. Вот там ее и оставь. А вы чего это творите? Глаза-то разуйте. А-а, это ты, «турист»,— заметил старик меня.— Становись в сторонке и не мешайся. И положи куда-нибудь сумку свою. Ежели там чего секретное, так вот тебе ключ, пущай Глашка тебе мою комнату покажет, там ее и запрешь. Сумку запрешь, а не Глашку. И с «ошейником» своим чего-нибудь сделай: или совсем сними, или воротник подними. А то у нас в деревне народ к таким вещам непривычный. Это старик верно подметил, мне вовсе незачем светиться с «ошейником». Снимать его мне не хочется, все-таки с выходом в Сеть я себя уверенней чувствую. А вот поднять воротник водолазки — абсолютно правильное решение. Тем более, что уже начинает темнеть и ветер заметно посвежел.
Правда, чтобы кабель не был заметен, пришлось протянуть его не просто сквозь рукав ветровки, а сквозь рукав водолазки. Прямой контакт кабеля с телом вначале причинял неудобство, но уже через несколько минут я перестал это замечать.
Внучка старика показала мне его комнату, где я оставил сумку. Потом я отнес ключ обратно деду Ивану. Однако он ключ не взял:
— Пусть пока у тебя будет. Чтобы уж полная уверенность, что никто в сумку не заглянет.
Сказано это было абсолютно серьезно, без сарказма или иронии. Похоже, моя паранойя абсолютно не раздражает старика. Хотя он и понимает абсолютную беспричинность и иррациональность моего беспокойства, но не говорит об этом вслух. Похоже, он понимает, что несколькими фразами спокойствия не внушишь, но зато можно устранить все возможные поводы для беспокойства.
Приготовления к празднику уже заканчивались. Навалившуюся темноту разгоняли десятки разноцветных огоньков. Впрочем, светили они неярко, вполне позволяли ориентироваться, но ночь все равно оставалась сама собой. Это мне понравилось: если бы подобное мероприятие проводилось у нас, то свет был бы ярче, чем днем.
Люди начали рассаживаться за столами. Впрочем, не нее, а в основном мужчины и старики. Женщины и девушки сновали туда-сюда, расставляя по столам блюда и кувшины. Дети громко визжали в сторонке, увлеченные какой-то игрой. Похоже, они и сами не слишком жаждут посидеть со взрослыми.
Рассаживаются строго по старшинству. Столы стоят буквой «П». Вдоль «верхней» перекладины буквы сели старики, ближе к «низу» буквы устроились те, кто помоложе. Причем правую сторону «буквы» оккупировали мужчины, левую — женщины, не занятые сервировкой стола.
Мне хотелось сесть в самом «низу» буквы, там, где устроилась молодежь. Однако дед Иван заявил, что я почетный гость, и усадил со стариками. Пришлось слушать неспешные разговоры о ценах на мед и здоровье буренок. Некоторое время я с тоской поглядывал на противоположный конец стола. А точнее, на оба противоположных конца. Там то и дело раздавались взрывы смеха. Причем одновременно и справа и слева. Видимо, несмотря на пространственную изоляцию, парни и девушки умудрялись как-то общаться.
Но скучал я недолго. Старики начали обращаться с вопросами ко мне, да и обилие вкусной еды не располагало к тоске.
Какое-то время я с аппетитом уминал блюда. Но все же мои гастрономические возможности, и без того ограниченные, были сильно ослаблены чаем с пирогами. Едва я успел подумать, что мне не помешало бы утрясти содержимое желудка, как заиграла задорная музыка. Играли музыканты — видимо, наряду с Сетью здесь не приветствуется и звуковоспроизводящая техника.
Парни и девушки вскочили из-за стола и принялись лихо утаптывать площадь. Часть старшего поколения последовала за ними. И даже некоторые старики, покряхтывая, встали, вышли на «танцплощадку» и начали притоптывать и размахивать руками.
Какое-то время я просто наблюдал за танцующими, пытался разобраться в тонкостях местных танцев. В своем времени на дискотеках я довольно неплохо могу отплясывать, но здесь наши танцы не годятся. Во-первых, в чужой монастырь со своим уставом не суются. Во-вторых, под здешнюю музыку нелепо смотрелся бы какой-нибудь брейк-данс.
