поверхности воды.
– Во всё, что только может делать человека счастливым.
Я, было, открыл рот, но она прервала меня, подняв руку в предупредительном жесте:
– И пожалуйста, не надо говорить мне, что я ещё слишком молода, и вся жизнь у меня впереди, и много раз я ещё буду разочаровываться в людях, и тому подобное. Не стоит зря сотрясать воздух: для меня эти слова ничего не значат, к тому же я слышу их от каждого, кто пытается меня успокоить.
– Я и не хотел говорить такого, – заверил я её. – Я ещё даже не слышал, в чём дело, чтобы судить о степени его тяжести.
– И не услышишь.
– Почему? Расскажи мне всё.
– Я не смогу. Мне больно.
– Поверь, я вижу. И именно поэтому прошу не держать в себе. Пока ты молчишь, боль с тобой и останется. Но когда ты плачешь или говоришь об этом – она постепенно выходит из тебя. А тебе как раз и надо её отпустить, выгнать из себя.
– Едва я начинаю говорить об этом или хотя бы возвращаться к этому мыслью, мне становится невыносимо.
– Человек куда сильнее, чем думает, – заметил я.
– Источник моих сил иссяк.
– Это не так. Источник твоих сил – только ты сама. И ты жива, следовательно, силы есть.
– Ты не смеешь говорить об этом, ничего не зная, – отрезала она.
– Вот видишь. Грубость – прямое доказательство того, что силы ещё остались.
– Грубость – это желание скрыть собственное бессилие и постыдную слабость. Грубостью прогоняешь от себя остальных. Грубостью добиваешься одиночества, в котором можешь побыть один, побыть настоящим.
А девушка умна, – заметил я про себя.
– Ты права. Да, я не знаю всей истории. Так расскажи мне её.
Она размышляла, глядя в окно, затем вздохнула:
– Нет таких слов, чтобы поведать всё, что случилось. Это надо один раз пережить, чтобы понять, каково оно.
– А может, я в жизни уже пережил подобное, и пойму тебя?
Она с сомнением взглянула на меня.
– Давай же, выпусти это наружу. Неужели так трудно довериться случайному знакомому, с которым больше никогда не увидишься? – подстрекал я.
– Я ещё никому не рассказывала всей истории целиком. Близкие люди знают часть от целого.
– Я готов. Времени много. Два часа должно хватить.
– Ладно, – дёрнулись её губы, и я приготовился слушать.
II
– Всё началось полмесяца назад. Я запомнила это число. Пятнадцатое сентября. Мы оба тогда считали, что это будет памятная дата. Для нас двоих. Сейчас я не знаю, вспомнит ли он когда-нибудь о том, что однажды случилось в его жизни пятнадцатого сентября. Хотя узнала о его существовании я двумя неделями ранее. Наш преподаватель по философии заболел, и его поставили у нас замещать. Он сразу всем понравился, мне в том числе: молодой симпатичный мужчина, замечательный лектор, объясняет так, что любой дурак материал поймёт. Я ещё тогда подумала: «Дал бы мне Бог такого мужчину…», невзначай так, ни на что не надеясь. Ясно было, что между нами ничего не может быть. На лекциях он даже не смотрел на меня, ни грамма интереса, а я и не старалась.
Философия у нас была раз в неделю, по понедельникам. И вот, в следующий понедельник снова приходит он. Все рады без памяти. Естественно, я – больше всех. Так вышло, что наша группа крупно накосячила перед ним. Не стану углубляться, как именно (одна девушка проявила грубое неуважение к нему). Я решила, что он может обидеться и больше не прийти к нам на замену, потому что читать лекцию студентам, которые по твоим ощущениям тебя не уважают, как-то не захочется. Я так считала, – она вдруг снова схватилась за лицо и подавила всхлип, ненадолго прекратив рассказ.
Я понял – успокаивать её сейчас не надо, пусть сама продолжит, как только сможет восстановить дыхание. Я отвернулся от неё, чтобы не смущать. Колеса мерно постукивали, пейзаж увядающей зелени медленно плыл за мутным окошком. Атмосфера поездов всегда влияла на меня убаюкивающе. Но не сегодня. Сегодня моё сердце ныло и болело, оно плакало вместе с этой девушкой. С первых её слов я понял – впереди необычная история любви, потому что девушка сама по себе настоящая, не фальшивая. И я вижу, как она мучается от силы своих чувств, которых либо не оценили, либо просто не заметили.
– Так вот, – продолжала она, глубоко вздохнув, – вечером того дня я сидела в Интернете и спонтанно решила найти его и извиниться. Я не подозревала, какой улей разворошу. И сколько последствий будет за этим взбалмошным поступком. Но я не порицаю себя. Я рада, что тогда написала ему. Завязалось общение. И вот тут… тут я не найду слов, правда, чтобы описать всё то, что происходило между нами весь тот вечер в переписке. Мы не могли оторваться друг от друга. Мы словно с первых же строк поняли, что являемся половинами прекрасного целого. Мы – друг для друга, и вот – мы нашли друг друга. Я никогда не испытывала ничего подобного тем ощущениям. Мы понимали друг друга с полуслова и оба удивлялись тому, что такую радость нам послал Бог. К ночи мы перешли на «ты». Я потому и сорвалась в самом начале, что вспомнила этот момент. Прерывать общение было больно обоим. Я знала, я точно знала – вот оно, то самое, единственное, я нашла его, наконец-то нашла и могу быть счастлива! Мы попрощались до завтра и пошли спать, хотя знали, что оба не сможем уснуть. Так и случилось. Меня словно била лихорадка. В душе разворачивалось нечто масштабное, колоссальное по силе, от чего у меня началась ломка: было трудно дышать, сердце ухало в груди, постоянно хотелось пить, мысли бурлящим потоком бушевали в голове. Невообразимо, думала я тогда, невообразимо. Такого не может быть, такого не может случиться со мной. О сне можно было забыть. Вся ночь прошла как в бреду между фантазией и реальностью.
Наутро мы рассказывали друг другу о том, что испытали в эту ночь, хотя я ужасно боялась говорить ему правду, опасалась отпугнуть его. Зато не боялся он. И все ощущения, которые описывал мне он, в точности сходились с моими собственными. Тогда я рискнула и поведала ему всё, что творилось со мной после общения с ним. Мы оба недоумевали той скорости, с которой разгоралось чувство между нами. Оно напоминало какой-то термоядерный взрыв, если не сильнее. Мы оба понимали, что с прежней жизнью покончено. И будущее не может быть иным, кроме как мы будем друг у друга. Я была абсолютно уверена, что этот человек чувствует и думает всё то же самое, что и я. Это и было так.
Никого не смущало, что я студентка, а он
