Осип Сенковский - Антология мировой фантастики. Том 9. Альтернативная история

…Ни одного утешительного сообщения. Ни на одном участке ничего не обнаружено. — Участок 1805! — вызвал начальник департамента. Из усилителя послышался неясный голос: — Пока никаких новостей. — Поторопитесь! — приказал начальник, стиснув зубы. — Надо спешить, пока не случилось беды. Трагедия может повториться! — Есть спешить! — Людей вам подбросить? — Нет, обойдемся. Голос умолк. Начальник нервно похрустел пальцами. Сумасшедший продолжает нагромождать одно преступление на другое. А они даже не знали, где он, этот бешеный. Вдруг вспыхнул сигнальный огонек вызова. Начальник вскочил с места. — Важное сообщение, начальник! — объявил голос. Послышался нарастающий гул мотора. Парнишка уткнулся в траву. Здесь, в горах, она редкая, короткая — ничего не стоит заметить человека сверху. Он выпрямился и одним махом юркнул за выступ скалы. Из сырой расщелины выползла огромная сколопендра. Схватив ее двумя пальцами возле головы, парнишка размозжил ей голову камнем. Жаль, масла нет, из нее получилось бы отличное лекарство. Над головой с диким ревом пронесся темно-зеленый самолет. До него было метров пятьдесят, не больше. Выхваляется, сволочь! На крыльях четко вырисовывались белые звезды, рыло тупое, точно лоснящийся жирный нос. Самолет сделал круг над вершиной и повернул обратно. Неужели засек? Пролетая над вершиной, самолет накренился, вот-вот коснется скалы. Был виден летчик в желтом шлеме, он смотрел вниз, высунув за борт сияющее розовое лицо. Казалось, до него можно дотянуться. Руки крепче сжали карабин. У, гад! Пальнуть бы по нему! Но если промах, тогда конец! На голой горе нигде не укроешься. Вспомнилось, как обучали стрельбе из карабина по самолетам. Можно со смеху лопнуть!.. Целься в небо — ха! точно по воробьям стрелять учили… Самолет с авианосца педантично готовился сделать новый круг. Тонкий стройный корпус, уходящие назад, как у чайки, крылья — самолет класса «корсиа». У изгиба крыла устрашающе чернело дуло двухдюймовой автоматической пушки, а под брюхом висела бомба килограммов на двести пятьдесят… Гад, гад, гад!.. Хоть бы один свой истребитель… Самолет, круто задрав нос и сверкнув ярким лезвием фюзеляжа, взмыл вверх, туда, где плыли перистые облака. Вдруг отчетливо донеслось пение птицы. Мальчик поднялся и сделал шагов сто к седловине вершины. В горле пересохло, кружилась голова. Стоял ясный, погожий день бабьего лета. Даже зло брало, какая тихая погода! Достигнув вершины, мальчик присел на камень, вытер пот, сделал последний глоток из фляги. Болел живот, все еще несло. Интересно, сколько осталось до Синсю? Мальчик сдвинул брови, прикинул в уме. Он случайно взглянул за седловину, перед глазами блеснуло море. Откуда море? Верно, озеро? Нет. Все-таки море; чуть ниже горизонта скользил черный длинный силуэт — авианосец! Разумеется, вражеский. Все японские военные корабли, и «акаги», и «танкаку», и «секаку», и «синано», давно пущены на дно. У островов японского архипелага не осталось и следа от боевых кораблей императорского военно-морского флота, некогда приводившего в трепет весь мир. Ходили слухи, что несколько покалеченных легких крейсеров скрывается в Японском морс, но их тоже потопят — это вопрос времени. Что за чушь! Откуда здесь море?.. Неужели он сбился с дороги? После того как его чуть не накрыли в доме крестьянина, он шел только с наступлением темноты. Ночи стояли безлунные, ориентироваться приходилось по звездам, но какой они ориентир в горах: он постоянно сбивался с пути. Горы тянутся на восток, значит море на юге. Что же это за море? Придется поискать какое-нибудь человеческое жилье и узнать. Пожалуй, на этот раз лучше припрятать карабин и прикинуться бездомным сиротой. Обидно все-таки! Прятаться в своей собственной стране! На петлицах его формы еще имеются черные эбонитовые знаки отличия — цветок сакуры. А это значит, что он боец императорского отряда обороны. Он потрогал значок рукой и посмотрел на небо. Стояла осень. В воздухе носились паутинки. Кончался октябрь. Еще месяц, и все покроется инеем. До этого необходимо добраться до Синсю. Это самая гористая местность Японии. Там еще сражаются десять дивизий. Главная ставка уже давно перенесена туда, в город Нагано, и его величество там. — Все равно доберусь! — сказал мальчик вслух. Слова тут же унесло ветром. Вдруг его охватило чувство дикого одиночества. Желтые, соломенные лучи солнца, горные массивы, расцвеченные багряными кленами. И уходящая в бесконечную даль горная цепь с поблескивающим в проемах морем. И он один, сбившийся с пути, голодный, измученный, между небом и землей, на вершине какой-то безымянной горы, открытый солнцу и ветру. — Обнаружен! — кричал начальник департамента в трубку всем членам поисковой группы, рассеянным по разным участкам. — Всем бригадам, начиная от бригады DZ и до бригады MU включительно, переправиться на участок LSTU-3506! Остальным бригадам оставаться на местах и продолжать поиски. Как только все бригады, от DZ до MU, прибудут на место, установить взаимную связь и объявить осадное положение. — Докладывает бригада QV… — раздался едва слышный голос. — Участок XT-6517 реагирует на сигналы. — RW! Алло! RW! Окажите помощь QV! Повторяю, окажите содействие QV! — Говорит RW, говорит RW! Вас понял!.. Итак, дело подвигается. В двух местах уже засекли. Интересно, есть ли еще где-нибудь? На участке LSTU обнаружили совсем случайно, благодаря сообщению внеучасткового сотрудника. Кто мог предположить!.. Значит, надо искать всюду… Этот психопат черт его знает что может натворить, если не обнаружить его самого. — До сих пор никак не найдут! — уже вслух проговорил начальник. Примерно 10 августа пронесся слух, что война проиграна. О применении нового смертоносного оружия — сверхмощной бомбы — слышали все. Об этом с осторожностью сообщалось в газетах. Говорилось, что такую же бомбу бросили в Хиросиме, но она не взорвалась и теперь изучается военным ведомством. 14 августа налета не было. Под палящими лучами солнца мальчики шли из общежития на завод, где производилось новое оружие. Ребята гордились, что участвуют в создании нового оружия, хотя ничего о нем не знали, кроме названия: человек-торпеда. К вечеру пошли слухи, что завтра в двенадцать часов ожидается важное сообщение и выступление по радио самого императора. Газеты подтвердили этот слух, и учитель с подобающей такому случаю торжественностью сообщил им об этом. 15 августа опять выдался жаркий день. Снова ни одного налета. Незадолго до двенадцати часов возле огромного станка в цехе собралась толпа: под станком находилось бомбоубежище, правда не очень надежное. Радиоприемник трещал, ничего нельзя было разобрать. В двенадцать часов две минуты голос диктора произнес: — Назначенное на двенадцать часов выступление его императорского величества, — тут защелкали каблуки: все вытянулись по стойке «смирно», ввиду особых обстоятельств переносится на четырнадцать часов. Не отходите от приемников — сейчас будет передано важное сообщение. Все ждали. Минуты три длилось молчание, потом в приемнике снова затрещало, и из него полились бравурные звуки «Песни ударного отряда»: «Врагов десяток тысяч я выведу из строя и жизнь отдам взамен». Потом исполнили «Песню мобилизованных студентов» и «Марш победы». — Простите, что заставили напрасно ждать. Передача важного сообщения переносится на четырнадцать часов. Просим в четырнадцать часов включить радио. Все взволновались. Работа не ладилась. О предстоящем сообщении высказывались самые противоречивые мнения. Учитель ходил по рядам, подгоняя мальчиков, но и это не помогало. Все вдруг поняли: работать бессмысленно. Это было страшнее всего. Сборочный цех разбомбили, токарный засыпало битым кирпичом. Правда, из литейного потоком шло литье, но в станочном не было станков: ни двенадцатифутовых токарных, ни фрезерных, ни револьверных, так что обрабатывали одну мелочь. Обработанные детали складывали прямо во дворе, ведь сборочного цеха больше не существовало. Передачу перенесли с двух часов на три. В три почему-то заиграли «Марш скорби»: «Выйдешь в море — трупы в волнах…» Все растерялись. Перед тем как высочайший голос прозвучит в эфире, надлежало исполнять государственный «Кимигайо». — Простите за вынужденное ожидание. По особым обстоятельствам выступление его величества отменяется. Слушайте важное сообщение. Сегодня на рассвете во время экстренного заседания Тайного Совета в результате несчастного случая погибли и получили тяжелые ранения члены кабинета министров, старейшины: премьер-министр генерал Кантаро Судзуки… Далее следовали имена погибших и раненых. — Это конец! — тихо произнес кто-то. Все обернулись. Сзади стоял призванный по трудмобилизации рабочий лет сорока, он был бледен. Погибли министр военно-морского флота Йонай, министр двора Кидо, председатель Информационного бюро Ситамура и многие другие. Остальные были тяжело ранены. — На заседании присутствовал его величество император, — продолжал диктор, — но благодаря милости небес высочайшая плоть не пострадала. Все заволновались. Самые легкомысленные восторженно закричали «банзай», человек десять подхватило, но без воодушевления. Потом голоса стихли. — Полномочия премьер-министра временно взял на себя военный министр Анами. Сегодня ночью будет сформировано новое правительство… Через минуту вы услышите речи временного премьера генерала Анами, а также начальника Главного штаба военно-морских сил Тоета. Премьер-министр Анами заговорил скорбным голосом. Священная родина богов непобедима, послужим ей, исполним свой великий сыновний долг, дадим решительный отпор врагу на нашей территории. Подданные, сплотитесь еще теснее, будьте готовы принять смерть у подножия трона высочайшей особы его величества. Выступивший вслед за премьером Тоета сказал: для того чтобы дать врагу решительный бой, необходимы сплочение всех сил, мобилизация всех ресурсов. Все данные и расчеты свидетельствуют о неукоснительной и обязательной победе войск его величества. По выступлениям можно было догадаться, что именно произошло. Не случайно ведь остался невредимым военный министр. Не случайно уцелел и император. Почти весь народ догадывался о причине происшедшего. Догадывался, о чем сказал бы в своей речи его величество. Народ, приученный не протестовать, как всегда, молчаливо принял новый кабинет министров. Народ запел «Реформа Сева». Песня эта была в моде лет десять назад. Теперь ее вспомнили и запели. Ее можно было понять двояко: и как одобрение нового правительства и как осуждение его. И свыше был дан указ запретить петь эту песню. И все же нет-нет да кто-нибудь замурлычет ее в перерыве. 16 августа возобновились бомбежки. Массированные и длительные. Весь промышленный район приморья был полностью уничтожен, шесть крупнейших городов Японии, за исключением Киото, превратились и руины. Работать было негде. Заводов не стало. Ребят погнали строить укрепления на побережье. Тем временем Советская Армия ураганом пронеслась с севера на юг Маньчжурии и отрезала Квантунской армии путь к отступлению у маньчжуро-корейской границы. Через несколько дней из гимназистов сколотили особый отряд обороны империи, и началась муштра. Каждому хотелось, чтобы отряд назывался «Бяккотай», но так назывался отряд юношей, выступивших за сегунат, против императора [18]. И назвали его отряд Черной Сакуры. В отряд брали только добровольцев от пятнадцати до восемнадцати лет. Большей частью тут были пятнадцатилетние. Ведь им представлялась возможность принять участие в настоящей войне, с настоящим оружием. — Иди! — решительно сказала ему мать. — Сын военного должен быть достоин имени отца. В эвакуации они жили в чьем-то доме, на втором этаже. В полумраке комнаты на фоне домашнего алтаря лицо матери казалось особенно торжественным. Отец погиб на войне, не дослужившись даже до майорского чина, но зато мать была дочерью генерал-майора. — Сын мой, за меня ты можешь быть спокоен. Она достала меч, оставшийся после отца, изделие древних мастеров Сосю. — В критическую минуту… я думаю, ты и без меня знаешь, как тебе следует поступить с собой. В первом же ночном бою из восьмидесяти человек вернулись живыми семнадцать. Меч так и не пришлось ни разу вытащить из ножен: его разнесло в щепки осколками снаряда. На душе полегчало, словно с нее свалился камень. К тому же этот чертов меч уже давно не воспринимался как память об отце. Видимо, еще раньше в нем самом что-то умерло. Единственное, что осталось в душе, это нежелание свыкнуться с мыслью о поражении, — думать об этом было слишком уж горько. В начале сентября между полуостровом Сапума и южным побережьем Сикоку показались американские корабли. Значительно раньше, чем их ожидали. В «нихякутока», в двести десятый день года, время, когда над Японией проносятся ураганы, уничтожающие посевы, на корабли противника налетели истребители-смертники. Однако под защитой превосходящих воздушных сил вражеские корабли спокойно отступили на запад, затем, когда опасность для них миновала, вернулись. В середине сентября у города Теси появились другие корабли американцев, пришедшие с Гавайских островов. Они разделились на две группы: одна направилась в Токийский залив, другая — к берегам Идзу. Ребята молча смотрели, как истребитель с иероглифами «као» на фюзеляже поднялся в воздух и исчез в южном направлении. Вероятно, в этой машине, словно специально предназначенной для самоубийства, их старший товарищ, уже безразличный ко всему, шел навстречу смерти. Всякий раз с появлением в воздухе этих самолетов-смертников с авианосца противника в небо взмывало звено истребителей. И на глазах мальчишек японский сигарообразный самолет, изрыгая рыжее пламя, накренялся и падал вниз. Прежде чем он врезался в воду, раздавался взрыв, поднимался высокий столб воды. Иногда со стороны моря доносился далекий гул орудий, похожий на отдаленный гром. — Должно быть, бомбардировка с кораблей, — произносил кто-нибудь в окопе. Остальные молчали, сжавшись в комок. Они были вооружены карабинами устаревшего образца да двадцатью патронами. Окопы были защищены мешками с песком. Но останется ли что-нибудь от этих позиций? В какую кашу превратятся эти десять шестидюймовых гаубиц, пять восьмидюймовых полевых орудий да несколько станковых пулеметов и противотанковых ружей, если по ним шарахнут шестнадцатидюймовые корабельные орудия «Миссури» или «Айовы»? Мальчишки сидели, сжавшись в комочек, не высказывая своих опасений. Говори не говори — ничего от этого не изменится. Они потеряли всякое представление о войне, о смерти, о возможных потерях, и не было у них сил представить себе все это. Знали одно: сегодня обед состоит из комочка риса с соевым жмыхом да двух ломтиков горькой редьки. Тупо, равнодушно смотрели они, как на небесной глади поблескивали эскадрильи Б-29, направлявшиеся бомбить города. Забыв жару, усталость, голод, ребята упивались этой суровой и строгой красотой. Вдруг небо прорезала полоска белого дыма. Дым еще таял в небесной лазури, когда донесся глухой отдаленный треск и один бомбардировщик Б-29, перекувырнувшись в воздухе, стал падать. Началось сдержанное ликование. Кто-то сообщил, что это и есть ракетный снаряд «сюсуй». Всем хотелось узнать о нем поподробней, но толком никто ничего не знал. А как-то раз, когда над ними кружили вражеские самолеты с авианосца и мальчики, прижавшись к земле, сидели в замаскированном окопе, вдруг кто-то завопил: — Самолет задом наперед летит! Все посмотрели вверх. Самолет с уходящими далеко назад крыльями, с ярко-красным изображением солнечного диска на фюзеляже скользил в воздухе, почти касаясь земли. Долетев до моря, он круто взмыл вверх. Имея преимущество в скорости и маневренности, он в одиночку вступил в бой со звеном «граманов». И тут же сбил двоих. На этот раз все завыли от восторга. Все в один голос повторяли одно слово: «Классически!» Сбив две вражеские машины, этот невиданный самолет, словно поддразнивая врага, отказался преследовать остальные машины и исчез. Некоторое время только и было разговоров, что о новом самолете. Каждый день ждали его появления в воздухе. Думали, вот-вот мелькнет его быстрая, стремительная тень. Но вместо этого пришли вести о флотилии неприятеля, продвигающейся на север к Суйдо. Как всегда, эскадрилья шла под прикрытием истребителей. Возле Суйдо навстречу им поднялись два истребителя-смертника. Вероятно, тыловой аэродром был уже основательно разгромлен. Все застыли в своих береговых укреплениях, когда вражеские корабли проходили мимо. Затаив дыхание, побледнев от страха, смотрели они на линкоры класса «Айова», тяжелые крейсеры и суетливо вертевшиеся вокруг них эсминцы. «Кто же атакует вражеские корабли, какие самолеты — „сакурабана“, „татибана“ или „кайтэн“?» Но атаки не было: флотилия беспрепятственно прошла мимо и исчезла. Вскоре издалека донесся глухой грохот, к небу поднялось множество белых облачков. Корабли бомбардировали город О. Когда вражеская флотилия на обратном пути проходила мимо, с холма по ней ударило орудие. Кто-то крикнул: «Идиоты! Что делают!» Вытянувшись в цепь, корабли развернулись бортом к берегу. От первого же залпа двух линкоров батарея умолкла. Корабли врага, точно забавляясь, повернулись другим бортом и ударили двумя перекрестными залпами: слева направо и справа налево. Снаряды легли где-то сзади, но от взрывной волны мальчишки оглохли и ослепли. Когда они подняли свои землисто-серые лица, флотилии и след простыл. Стояла гробовая тишина. Лишь слышно было, как кто-то, не то раненый, не то тронувшись от пережитого, заунывно плакал высоким детским голосом. Не успели передохнуть, как был получен приказ выступать: километрах в пятидесяти на безлюдном побережье высадился вражеский десант и теперь находился в тридцати километрах от них. Мальчик поднялся и стал спускаться по выступу седловины. Должна же где-то быть тропинка! Надо было найти человеческое жилье и набить желудок. Солнце клонилось к закату, но жара не унималась. Коснувшись ногой выступа скалы, парнишка случайно взглянул на свои башмаки и похолодел от ужаса: они вот-вот развалятся. Долго им не выдержать! — Второй, третий, четвертый взводы, вперед! — Третий взвод, в цепь! На холмы, возвышавшиеся по обеим сторонам белеющего шоссе, втащили станковый пулемет и противотанковое орудие. Трясущимися руками спешно маскировались. Прорвав линию фронта, большой вражеский отряд пехоты продвинулся вперед и находился в двадцати километрах. Японский танковый батальон застрял где-то глубоко в тылу. Было неясно, зачем оказывать сопротивление противнику именно здесь, почему не отойти на более выгодные позиции, прикрывая отход артиллерией. Но так решило командование: дать бой именно здесь. Казалось, ими жертвовали как пешками. У всех были бледные лица, воспаленные глаза. Но еще хуже пришлось ребятам из второго, третьего и четвертого взводов. Те должны были окопаться у самой обочины шоссе, чтобы встретить врага гранатами. И не только бросать гранаты, но и самим бросаться в обнимку с противотанковыми минами под вражеские танки. Тощие, изможденные гимназисты спускались по откосам холма, еле волоча ноги. С землистых, серых лиц градом струился пот. Что-то мягко шлепнулось: один из гимназистов упал, потеряв сознание. Командир взвода, старшеклассник, подбежал и ударил упавшего по лицу. Какое счастье, что он не попал в эти подразделения: всего за два человека перед ним стоял последний, отобранный в это подразделение. У обочины показалась тень. — Не стрелять! — раздалась команда. — Свои! Еле волоча ноги, приближался отряд. От пыли и грязи люди казались черными. Даже издали было видно, что они вконец измотаны. Двух раненых несли на спине. У одного из них голова была перевязана окровавленным бинтом. Вдруг из последнего ряда выскочил солдат и, выбежав вперед, истошно завопил: — Танки! Несколько человек бросились на него. Но солдат продолжал отчаянно вопить: — Танки! Танки! Танки! Издалека донесся нарастающий гул. Внезапно застрекотали кузнечики и тут же умолкли. Он прижал к плечу приклад ручного пулемета и вдруг почувствовал, как под штаниной вниз по ноге поползла теплая липкая жидкость. — Докладывает группа FT. Цель запеленгована! Долгожданная весть, наконец, пришла. — FT! Алло! FT! Слушайте внимательно! Координаты цели сообщите в Главный штаб и по всем участкам. — FT понял. Передаю координаты цели. Вскоре раздался свист вычислителей. Весь аппарат Главного штаба пришел в действие. — Говорит Главный штаб. Бригадам от DZ до MU направиться в помощь FT. FT! FT! Вам посланы две боевые машины. Они в пути. Сообщите свое местонахождение в течение ближайших сорока минут. Бригадам из группы Е и G, находящимся вблизи от бригады, оказать содействие в установке переключателя. Остальным продолжать поиски на своих участках. — DZ, MU поняли. — FT понял. Разрешите выслать разведывательный отряд для проверки. — Разрешаю. Высылайте, — сказал начальник. — Не забывайте докладывать обстановку. Переходите на прямую связь. Хватаясь за стволы, мальчик спускался с крутого склона, поросшего криптомериями. Глазам открылась крохотная поляна с одинокой крышей. Мальчик лег на живот и огляделся по сторонам. Там, где кончался лес, виднелась скалистая площадка. Он пополз на животе к краю обрыва. Внизу показалось несколько домишек, между которыми, петляя, бежала дорога. Перед домишками стояли палатка и два грузовика. По дороге, поднимая клубы пыли, приближалась колонна грузовиков с пехотинцами и боеприпасами. Мальчик выждал, пока грузовики поравняются с палаткой, и достал из вещевого мешка бинокль. Этот бинокль достался ему от студента, его начальника, когда тому размозжило голову снарядом. Мальчик давно зарился на этот бинокль. Из-за него у них с мальчишкой из другой гимназии даже вышла потасовка. Тот тоже имел виды на бинокль, но ему тогда так досталось, что даже вспомнить страшно. Не начнись тогда атака, мальчишка наверняка применил бы оружие. А ведь двоих ребят расстреляли за применение оружия в драке. По приказу старшего лейтенанта, этой старой развалины. В гимназии он преподавал муштру. Там над ним вдоволь потешились, над этим лейтенантишкой… В бинокль мальчик увидел немолодое багровое лицо американского офицера. Тот без умолку болтал, держа в зубах сигару. Потом в глаза бросилась походная кухня. Она стояла рядом с большим сараем, перед которым прохаживался часовой. Очевидно, там хранились какие-то припасы. Из сарая вышел другой солдат без оружия. Он что-то нес, вероятно, продовольствие. Да, склад охраняется слабо, можно обойти его сзади и оттуда пробраться. Мальчик отполз от края обрыва и лег навзничь, дожидаясь темноты. Первый танк подбили одновременно двумя выстрелами из гранатомета и противотанкового ружья. Но заплатили за это гибелью второго, третьего и четвертого взводов: их в упор расстреляли снарядами и огнеметами. Сжав зубы и захлебываясь от слез, мальчик стрелял из пулемета. Четыре танка, повернув башни, ударили из орудий по сопке. Гимназисты не кричали, сидели молча. Только некоторые вдруг выскакивали из укрытий и тут же падали замертво. Один с оторванной рукой тихо скулил. Кричать уже не было сил. Тапки отступили. Дали команду прекратить стрельбу, и тогда стали слышны стоны раненых. — Нужно отходить, — сказал младший сержант, уже побывавший на войне. Боевых солдат среди них было только тридцать человек, включая артиллеристов. Командир колебался, не зная, на что решиться. — Заминируем шоссе и отступим. А то сейчас начнется артиллерийский обстрел, вот увидите, — уверенно сказал младший сержант. Не успел он договорить, как на шоссе разорвался первый снаряд. Взвалив на спину раненых, стали отступать. Но было поздно. Плотная огневая завеса поднялась спереди и сзади. Лейтенант, стоявший на небольшом бугорке, взмахнул руками и исчез. Поднятые взрывами снарядов тучи песка и пыли мешали дышать. Ничего не соображая, мальчик перебрался на ту сторону холма и стал скатываться вниз, на равнину. Положение резко ухудшилось. Довольно быстро их отрезали от главных сил, и им оставалось только одно — отступать. Иногда, натолкнувшись на своих, устраивали ночной привал, но ненадолго: приходилось снова отходить. По шоссе на север тянулись нескончаемые потоки беженцев из самого большого в этом районе города О. Старики и старухи едва плелись, нагруженные домашним скарбом. Женщины с грудными младенцами за спиной вели за руку детей, поддерживали самых дряхлых и больных. Молодые мужчины при виде вооруженных людей опускали глаза, старались затеряться в толпе. К концу сентября союзные войска создали предмостные укрепления на острове Сикоку, на юге острова Кюсю, на берегу Кудзюкури-хама и на полуострове Кий. В начале октября провели десантную операцию у Йоцукаити. Почти в то же время у бухты Цуру высадились две советские дивизии. 7 октября западнее долины Сэкигахара был сброшен американский парашютный десант. Американские линейные корабли, появившиеся в заливе Исэ, открыли огонь по району Нагоя. Было совершенно очевидно, что враг намеревается вклиниться в самый центр острова Хонсю и разделить его на две части. Предугадав замысел противника, центральный и западный военные округа мобилизовали все силы, чтобы сорвать эту операцию. Сомкнувшиеся было части неприятеля удалось разъединить, но ненадолго. В то же время вражеские войска, высадившиеся в районах Канто и Кинки, шаг за шагом продвигались в глубь страны, а флот, обстреляв и разрушив форты Юра и Авадзи, очистил водные пути Кий, проник в Осакский залив, и вся береговая линия обороны оказалась под ударом. Войска, обороняющие Кинки, терпя поражение за поражением, быстро откатывались под натиском врага. Две дивизии засели в горах Кий, у верховья реки Есино. В конце октября враг повторил попытку проникнуть в глубь страны с помощью парашютно-десантных войск. К тому времени отряд Черной Сакуры уже состоял всего лишь из одного взвода и, отрезанный от главных сил, скитался в горах. Наконец-то!.. Получена радостная весть: сумасшедший схвачен на участке VOOR 6877. Его задержали как раз в тот момент, когда он готовился совершить третье преступление. Он довольно быстро и легко признался, что назначил для своих преступных действий три основных пункта. В двух из них он орудовал беспрепятственно, в третьем его задержали. — Благодарю тебя, боже! — произнес начальник департамента нелепую фразу. — Благодарю тебя за то, что ты оградил его от совершения еще больших преступлений. Сумасшедший! Но полно — сумасшедший ли он? При таком-то уме! При такой энергии! Разве не знания высшего порядка толкнули его на изыскание особых средств для осуществления своих преступных замыслов?.. А если так, то можно ли назвать это преступлением? Разве он виноват, что его открытие определило духовный рост человечества? Всякое великое открытие есть предвосхищение духовного роста человечества и требует жертв. Только экспериментируя, то есть ошибаясь и исправляя ошибки, можно способствовать духовному росту человечества… Как это ни печально. Наступила глубокая ночь. При тусклом свете звезд он соскользнул со скалы. Днем он заметил, что задняя стена сарая находится под обрывом. Если туда удастся пробраться, то, вероятно, нетрудно будет проникнуть в сарай. А если обнаружат — справа от шоссе тянется лесок, — со всех ног броситься туда. Главное, перебежать шоссе. Затаив дыхание мальчик сполз с обрыва. В палатке горел свет, порой мелькали зажженные фары «виллисов». В темноте по площадке взад и вперед расхаживал часовой с автоматом. Когда часовой удалялся в противоположную сторону, мальчик осторожно, часто останавливаясь, полз к сараю. Наконец рука коснулась задней стенки сарая. Доски прибиты крепко. С трудом удалось отодрать конец одной доски, но сквозь узкую щель рука не пролезала. Часовой перестал ходить, закурил. Воспользовавшись шумом проезжающего грузовика, мальчик изо всех сил рванул доску на себя. Часовой насторожился, прислушался — ничего. В образовавшееся отверстие легко прошла рука. Пошарила. Нащупала деревянный ящик, руку ожгло прикосновение холодных металлических глыб. Видно, снаряды. Парнишка пошарил в другой стороне. Кончики пальцев прикоснулись к гранатам. Он с трудом вытащил две штуки — больше рука не доставала. Жратвы никакой! Полный злости и отчаяния, он сунул гранаты в мешок и пополз назад. Взбираясь на обрыв, обрушил камень. — Кто идет? — окликнул часовой. При тусклом сиянии неба блеснули черное лицо и белые зубы — негр. Не давая противнику опомниться, мальчик выстрелил. По нелепой случайности пуля угодила в цель. Солдат-негр вскрикнул высоким, как флейта, голосом и, словно для молитвы, воздев руки к небу, рухнул. Его автомат упал, полоснув темноту ночи огненной очередью. Возле палатки заметались черные тени. Съежившись в комок, мальчик швырнул обе гранаты: одну — в сарай, другую в палатку, и перебежал на другую сторону шоссе. Раздались два глухих взрыва. Надо было убраться подальше, пока не взлетел на воздух сарай с боеприпасами. Сверху хлестнули пресекающиеся струи огня. — Стой! Очередью из автомата ему раздробило плечо. В тот же миг за спиной раздался оглушительный треск. Взрывной волной его подбросило кверху. Сознание застлало туманом. Его тело, ударившись обо что-то, глухо шлепнулось на землю. Веки тяжелей свинца. Мальчику казалось, что глаза открыты, но он ничего не видел. Мельтешили белые точки света. Вернулось сознание. Небо было усеяно звездами. С двух сторон в небо вздымались рваные линии горизонта. Все тело ныло. Зудящая, обжигающая боль в плече. В горле пересохло. Левую щеку и лоб стягивала засохшая грязь, а может, и кровь. Воздух звенел от неугомонных стенаний насекомых. Мальчик лежал навзничь на крутом склоне обрыва, зацепившись за что-то. Сердце бешено колотилось. Ощутив тупую боль в правой ноге, попробовал пошевельнуть ею и не мог. Крик разорвал гортань. Сломана! Сломана! В затылке появилась тупая, холодная, приковывающая к земле тяжесть. Он глубоко вздохнул и снова устремил глаза в небо. И только теперь отчетливо осознал, что вот он, Ясуо Коно, пятнадцати с половиной лет от роду, погиб, защищая родину. При этом он уничтожил склад боеприпасов и вражеского офицера. Эта мысль явно доставила ему удовольствие, он усмехнулся. Для пятнадцати с половиной лет не так уж и плохо. Отец у пего погиб, и мать погибла, и старший брат, и старшая сестра — все погибли. Теперь пришла его очередь — в этой горной глуши в единоборстве с противником погибнет и он. Японцы будут драться до последнего. Горы, леса и реки исчезнут под грудой трупов, земля пропитается кровью. Левой здоровой рукой он потрогал раненое плечо. Оно было мокрое, липкое, но боли уже не чувствовалось. Эта сковывающая слабость тоже скоро пройдет. Мальчик пошарил у себя за плечами, рука нащупала последнюю гранату. Он зажмурился и весь покрылся потом. Вздохнул. В рюкзаке, под ним, был еще и пистолет, но до него не дотянуться. Не открывая глаз, мальчик зажал зубами предохранитель. «Должен же я что-то чувствовать», — подумал он, но в голову ничего не лезло. Сжимая зубами предохранитель, он в последний раз открыл глаза и взглянул на звездное небо. И вдруг, ощутив чье-то присутствие, последним усилием воли повернул голову. Шагах в двадцати от себя он увидел тень. Судя по росту и облику, это был враг. Оружия у него не было. — Подожди! — крикнул он мальчику. — Не бросай! Странный акцент, с каким были сказаны эти слова, вызвал определенный рефлекс. Мальчик знал, что на двадцать шагов ему гранату не кинуть, и все же кинул. Граната упала рядом, шагах в пяти-шести от него. Он снова зажмурился в ожидании — сейчас его разорвет в клочья. Однако взрыва не последовало. Мальчик потерял сознание. — Докладывает номер пятнадцатый из первого отряда бригады FT… затрещало в звукоприемнике, телеприем был невозможен из-за страшных искривлений во времени-пространстве. — Говорит номер пятнадцатый… Алло, Главный штаб, как слышимость? — Слышимость нормальная, сообщите, как дела? — Страшнее не придумаешь… — голос пятнадцатого стал затухать. — В десантной операции с обеих сторон погибло сто пятьдесят тысяч… Слышите? — Слышу, продолжайте. — Потери повсюду огромны. В рядах японцев сражаются и гибнут подростки, почти дети. Алло, Главный штаб, примите срочные меры. Остатки японских частей сосредоточиваются в центральных районах острова Хонсю… Алло, вы слышите? С каждой минутой растет число самоубийств среди женщин и детей… Лежи, лежи, не шевелись… Что, больно?.. Алло, Главный штаб! Докладывает номер пятнадцатый из передового отряда бригады FT. Партизаны в западном и центральном районах продолжают бои без всякого расчета на победу. — Алло! Пятнадцатый! — с беспокойством прервал начальник департамента. — Вы не один? Что это значит?.. — Видите ли… — Вы нарушаете первый пункт устава! — Но он ранен… — Докладывает номер шестнадцатый из передового отряда, — перебил другой голос. — В промышленном районе Хансин восстали рабочие. Вы меня слышите? Восстанием руководят японцы, пользующиеся покровительством Советской Армии. Начались вооруженные стычки между разного рода рабочими группировками, а также выступление против японских и американских солдат. Поторопитесь, пожалуйста, с Д-переключателем. — Алло, докладывает номер пятнадцатый из передового отряда… — на этот раз голос был едва слышен. — Часть японских войск перешла на сторону союзников. Давайте Д-переключатель. Да, бесспорно, положение казалось хуже, чем можно было предположить. Что это? Неужели такая крохотная страна намерена бороться против всего мира? Это же самоубийство! — Транспортная бригада! — вызвал начальник департамента. — Слышите? Транспортная бригада, немедленно сообщите свои координаты! Поторопитесь с переключателями! Дорога каждая секунда, а то эти психопаты и в самом деле уничтожат себя! — Докладывает транспортная бригада, — ответил бодрый голос. — Оба Д-переключателя доставлены в полюса указанных зон, приступаем к их установке. — Группа Е! Группа G! Всем бригадам вернуться и оказать помощь бригаде FT. Поторопитесь с установкой переключателей. На участке XT-6517 действие разворачивалось в девятнадцатом веке, масштабы соответствующие, так что управится одна бригада QV. К счастью, третья попытка сумасшедшего осталась нереализованной. Так что можно сконцентрировать все свободные силы на участках LSTU и XT. В особенности в LSTU… — QV, RW, — вызвал начальник. — Докладывайте, что у вас? — Говорит QV. Переключатель получен. Пока изменений никаких! — Ладно, действуйте по своему усмотрению, полагаюсь на вас! — Начальник обратился ко всем бригадам: — Всем отрядам поисковых групп перебраться на участок LSTU-3506. Помогите бригаде FT установить переключатель! — Болит? — спросил незнакомец. Мальчик открыл глаза. При свете звезд он увидел светлое прекрасное лицо незнакомца. Плечо было плотно забинтовано, но когда мальчик дотронулся до него, нащупал что-то упругое, похожее на резину. — Хорошо бы тебе принять болеутоляющее, но я не медик: у меня с собой только средства первой помощи. Мальчик с удивлением прислушался к странному акценту незнакомца. Происходило что-то необъяснимое. То незнакомец разговаривал с мальчиком, то пропадал, словно превращаясь в невидимку, потом опять появлялся. Мальчик вспомнил, что незнакомец пропал и в тот момент, когда он бросил гранату. Потом возник совсем рядом с ним и снял шлем. Из-за скалы выглянул месяц. При его свете мальчик увидел красивые золотистые волосы незнакомца. Он посмотрел мальчику в глаза и улыбнулся. — Убей! — пробормотал мальчик. Лицо незнакомца вытянулось от удивления. — Убей меня! — повторил мальчик. Боли он не чувствовал, но все равно жить не хотелось, особенно после всего случившегося. Незнакомец склонился над ним и ласково сказал: — Я же тебя спас. Мальчик пристально взглянул на незнакомца, и лицо его осветилось догадкой. — А-а-а, понимаю: вы немец. Верно? А то думаю, зачем вы меня спасли? Мужчина слегка покачал головой. — Нет, я не гитлеровец. — Кто же вы? — Я из Службы времени, — ответил тот. — Хотя тебе этого все равно не понять. Послышались голоса. По небу скользнул луч прожектора. — Плохо, — пробормотал незнакомец. — Придется отступить. Не сочтут же нарушением устава перемещение с одного места на другое. — Махн