— Ну, это естественно, ведь у нас огромные поместья. Моё, например, насчитывает около тысячи квадратных миль плодородной земли. У других правителей поместья бывают ещё больше. Размер поместья, более чем что-либо иное, определяет положение человека в обществе. Зачем нам видеться друг с другом, если мы можем бродить по своему поместью много дней, не рискуя никого встретить?
Бейли пожал плечами.
— Послушайте, доктор Квемот, не надо все так упрощать. Я, конечно, не социолог, но всё же я окончил колледж. Правда, всего лишь колледж на Земле, — прибавил он неохотно, предпочитая, однако, сказать это самому, нежели услышать от собеседника… — Всё же я немного разбираюсь в социологии.
— В какой социологии? — взглянул Квемот.
— Ну, разумеется, не в той, которую развиваете здесь вы, но я знаком с основными социологическими соотношениями. Например, с соотношением Терамина.
— Что это ещё за соотношение?
— Возможно, вы его иначе называете. Оно устанавливает зависимость между переносимыми неудобствами и гарантированными привилегиями.
— О чём вы говорите? — Космонит почти прокричал свой вопрос тонким скрипучим голосом, и Бейли недоуменно взглянул на него.
Соотношение Терамина считалось на Земле основой науки о том, как нужно управлять народом, не вызывая опасных мятежей. Например, частная кабина в общественной базе, которой владеет некоторая персона, заставляет икс других людей терпеливо переносить ряд неудобств в ожидании такого же счастья, причём величина икс связана известным образом как с величиной переносимых неудобств, так и с темпераментом отдельных индивидов, как то количественно описано в соотношении Терамина. Но, возможно, в солярианском мире, где существуют только привилегии и отсутствуют неудобства, данное соотношение — просто банальность. Возможно, он привёл неудачный пример.
— Послушайте, сэр, — обратился Бейли к своему собеседнику, — вы социолог и, как мне сказали, лучший на этой планете.
— И вдобавок единственный, — с гордостью объявил солярианин. — Можно сказать, что именно я изобрёл эту науку на Солярии.
— Так вот, сэр, я надеялся, что получу от вас какие-то полезные сведения, которые помогут мне установить личные контакты с другими жителями Солярии. Мне хотелось иметь возможность видеть их лицом к лицу…
Раздался странный сдавленный звук и грохот упавшего стула. Затем последовало приглушённое «извините меня…» и на глазах у изумлённого Бейли Квемот нетвёрдой походкой выбежал из комнаты.
Что произошло? Какого чёрта этот космонит убежал, как будто его ошпарило кипятком? О дьявол! Как все нелепо в этом дурацком мире!
Бейли поднялся с места и начал прохаживаться по комнате. Внезапно дверь распахнулась, и в двери показался робот.
— Господин, меня послали сообщить вам, что мой господин готов установить с вами телеконтакт через несколько минут.
— Что ты болтаешь, парень? Какой телеконтакт?
— Я имею в виду телеконтакт с моим господином. А пока что, возможно, вы захотите чем-нибудь подкрепиться. — С этими словами робот поставил на столик бокал с розоватой жидкостью и блюдо с каким-то благоухающим кушаньем.
Бейли снова уселся и осторожно пригубил ароматное питьё. Затем попробовал торт. Он оказался необычайно вкусным. Интересно, из чего эта штука? — подумал он и вспомнил об экономной и не слишком вкусной искусственной пище на Земле.
Но эти мысли быстро выскочили из его головы, так как в ту же минуту перед ним на экране возникло лицо Квемота. Социолог улыбался, сеть морщинок покрывала его лицо, но в глазах появилось более живое и молодое выражение.
— Тысяча извинений, инспектор, — произнёс он, — я полагал, что хорошо перенесу ваше личное присутствие. Но это оказалось иллюзией. Всё время я был на краю взрыва, и ваша последняя фраза совсем вывела меня из равновесия.
— Какая фраза?
— Вы сказали, что хотели бы встречаться с людьми лицом к… — он остановился, как будто язык прилип к его гортани. — Пожалуй, я не буду повторять ваших слов. Но вы должны понять. В моём мозгу возникла ужасная картина… как будто мы оба дышим… представляете, дышим друг на друга… — на лице солярианина отразилось отвращение. — Разве вы не находите это ужасным?
— Не думаю, что когда-либо думал о таких вещах.
— А мне такой обычай кажется отвратительным. Мне вдруг показалось, что воздух, побывавший в ваших лёгких, может попасть в мои… — Квемот беспомощно покачал головой.
— Молекулы воздуха Солярии побывали в тысячах лёгких различных существ, — заметил Бейли, — даже в лёгких многочисленных животных, не так ли?
— Это верно, — согласился Квемот, потирая щёку. — Но я предпочитаю не думать об этом. Однако вы находились в моей комнате со мной, мы оба вдыхали и выдыхали один и тот же воздух… — он снова содрогнулся. — Какое облегчение я испытываю сейчас, просто поразительно.
— Но, доктор Квемот, я по-прежнему нахожусь в вашем доме, — возразил детектив.
— Да, и поэтому я называю своё чувство облегчения поразительным. Вы — в моём доме, и, однако, объёмное изображение вносит во всё огромную разницу. Я теперь знаю, что такое личная встреча. Вряд ли я когда-нибудь захочу экспериментировать.
— Вы рассматривали встречу со мной как эксперимент?
— Конечно, — ответил космонит, — и результаты оказались интересными, хотя эксперимент дался мне нелегко. Теперь, когда всё позади, я могу изложить вам свою теорию, которой я горжусь.
— Что же это за теория, сэр?
— Я пришёл к фундаментальному выводу, — торжественно провозгласил Квемот, — что культура Солярии аналогична культуре, существовавшей некогда на Земле.
— Что вы имеете в виду, сэр? — спросил Бейли с деланным интересом.
— Спарта — вот где объяснение, — торжествующе вскричал социолог. — Вы когда-нибудь слышали о Спарте?
Когда-то в юности Бейли интересовался историей своей планеты. Многие земляне любили читать о героическом прошлом Земли, когда кроме неё не существовало других обитаемых планет и земляне считали себя властелинами Вселенной.
— Да, сэр, конечно, но я не совсем ещё улавливаю вашу мысль.
— Так вот, Спарта была населена относительно небольшим количеством спартанцев, единственно полноправных граждан. В Спарте жило ещё некоторое количество второсортных граждан — периэков — и, наконец, множество рабов-илотов. На каждого спартанца приходилось около двадцати илотов. При этом не забывайте, что илоты были человеческими существами с какими-то мыслями и чувствами. Для того чтобы предотвратить восстания значительно превосходящих их по количеству рабов, спартанцы специализировались в военном деле и стали первоклассными солдатами. Но на все другое времени у них не оставалось. Так вот, мы, люди на Солярии, в каком-то смысле эквивалентны спартанцам. У нас тоже есть свои илоты, с той только разницей, что наши илоты не человеческие существа, а машины. Поэтому мы можем не опасаться их, сколь бы они не превосходили нас количеством. И мы не должны осуждать себя на суровую военизированную жизнь. Вместо этого мы можем позволить себе заниматься искусствами и науками, подобно современникам спартанцев — афинянам…
