— Пока нет. Давай примем их гибель как данное. Посмотрим на последствия. Капитан поселенческого корабля высаживается на Авроре, просит разрешения обсудить с Советом ситуацию, настаивает, чтобы гражданка Авроры ехала с ним расследовать ситуацию на Солярии, — и Совет соглашается. Если уничтожение кораблей без предупреждения — слишком сильное действие для Авроры, то трусливая уступка капитану поселенцев — слишком уж слабое. Аврора как бы готова сделать всё, что угодно, лишь бы предотвратить войну.
— Да, — сказал Жискар, — я думаю, это возможный вариант интерпретации события. Но что дальше?
— По-моему, Внешние миры ещё не слабы, чтобы вести себя так заискивающе. Но даже будь они слабы, гордое сознание того, что многие столетия они царили в Галактике, удержало бы их от таких действий. Тут не слабость, а что-то другое. Я уже говорил, что они не могут намеренно спровоцировать войну. Больше похоже на то, что они тянут время.
— И как долго они будут его тянуть, друг Дэниел?
— Они хотят уничтожить поселенцев, но ещё не готовы к этому. Они дали этому поселенцу то, что он просил, чтобы избежать войны до тех пор, пока они не будут к ней готовы. Я только удивляюсь, что с ним не послали аврорианский военный корабль. Если мой анализ правилен — а я думаю, что это так, — то Аврора не имеет отношения к событиям на Солярии. Она не пошла бы на этот «булавочный укол», который только насторожил поселенцев, пока не готова на нечто опустошительное.
— Как же расценивать этот «булавочный укол»?
— Узнаем, когда высадимся на Солярии. Вероятно, это интересует и Аврору, и поселенцев, и это вторая причина, почему они так охотно сотрудничают с капитаном и даже позволили Глэдии сопровождать его.
Жискар долго молчал.
— А что за таинственное опустошение они планируют? — спросил он наконец.
— Раньше мы говорили о кризисе, в основе которого лежат планы космонитов уничтожить Землю, но мы говорим «Земля», имея в виду всех землян и их потомков в Переселенческих мирах. Однако, если мы всерьез подозреваем подготовку к разрушительному удару, который позволит космонитам разом избавиться от врагов, мы, вероятно, можем развить нашу точку зрения. Следовательно, они не планируют ударить по одному Поселенческому миру: эти миры разбросаны, и оставшиеся быстро нанесут ответный удар. Не могут они также атаковать несколько или сразу все Поселенческие миры — их слишком много, и они очень раскиданы. Все удары вряд ли могут оказаться удачными, и уцелевшие яростно бросятся уничтожать Внешние миры.
— Значит, ты предполагаешь, что удар будет нанесен Земле?
— Да. На Земле живёт основная масса маложивущих существ. Она — постоянный источник эмигрантов и сырья для благоустройства новых миров. Это родина всех поселенцев, которую они почитают. Если Земля будет уничтожена, поселенческое движение более не возобновится.
— Но не станут ли поселенцы мстить за Землю так же сильно и жестоко, как за любой из своих миров? По-моему, это неизбежно.
— По-моему, тоже. Мне кажется, что если Внешние миры ещё не сошли с ума, их действия должны быть очень хитрыми, такими, за которые они вроде бы не ответственны.
— Но почему бы не нанести такой хитрый удар по Поселенческим мирам, где находится большая часть военного потенциала землян?
— Космониты понимают, что удар по Земле более разрушителен психологически. А может быть, природа его такова, что он может сработать только против Земли, но не против Поселенческих миров. Я подозреваю последнее, поскольку Земля — уникальный мир и её общество не похоже на любое другое, поселенческое или космонитское.
— Итак, ты приходишь к заключению, что космониты планируют нанести искусный удар по Земле, который разрушит её, но не сработает против любого другого мира. При этом они хотят остаться в стороне, поскольку ещё не готовы к решительному сражению.
— Да, друг Жискар, но они, возможно, скоро будут готовы, и тогда нападут немедленно. Любое промедление увеличивает шанс на утечку информации, которая выдаст их.
— Ты сделал вывод, не располагая достаточным количеством фактов. Это весьма похвально. А теперь расскажи о природе удара. Что именно задумали космониты?
— Я пришёл к нему издалека, по зыбкой почве, и не уверен, что мои рассуждения целиком правильны. Но, даже предполагая, что прав, я не могу идти дальше. Боюсь, что не знаю и не могу себе представить природу удара.
— Но если мы этого не знаем, то не сумеем принять необходимых мер и разрешить кризис. Если же мы будем ждать, чем всё это кончится, можем опоздать что-либо предпринимать.
— Если кто-то из космонитов и знает о том, что готовится, то только Амадейро. Не можешь ли ты заставить его рассказать о своем плане и тем самым предупредить поселенцев и сделать его намерения бесполезными?
— Не могу, друг Дэниел, не разрушив практически его мозг. Я даже сомневаюсь, что смог бы сохранить его целым до тех пор, пока Амадейро не сделает сообщения. Такие вещи я делать не могу.
— Тогда нам придётся утешаться мыслью, что мои рассуждения ошибочны и никакого зла против Земли не замышляется.
— Нет, — сказал Жискар. — Я чувствую, что ты прав, и нам остаётся только беспомощно ждать.
Глэдия почти болезненно ожидала последнего прыжка. Корабль уже так близко подошёл к Солярии, что стало видно её солнце. Всего лишь диск, кружок света, через фильтры на него можно было смотреть не щурясь. В нём не было ничего особенного. Все видимые звёзды казались человеку похожими друг на друга и на земное Солнце. Ни одна из них не была ярче или тусклее, горячее или холоднее, чем остальные. И на каждой были пятна, на каждой происходили вспышки. И человеческий глаз не находил между ними никакой разницы. Только детальный спектроголиографический анализ обнаруживал их непохожесть.
Однако, глядя на этот ничем не примечательный кружок света, Глэдия почувствовала, что глаза её наполнились слезами.
Живя на Солярии, она никогда не думала о солнце. Просто это был вечный источник света и тепла, поднимавшийся и опускавшийся в постоянном ритме. Покидая Солярию, она видела, как солнце исчезает позади, и не испытывала ничего, кроме чувства благодарности.
Сейчас она молча плакала. Ей было стыдно перед собой за такую беспричинную чувствительность, но она не могла сдержать слез.
Но она заставила себя успокоиться, когда вспыхнул световой сигнал, означавший, что пришёл Д. Ж. Никто другой не подходил к её каюте.
— Можно ему войти, мадам? — спросил Дэниел. — Вы, кажется, взволнованы?
