И вообще, я не пойму, кто придумал, что надо забиться в подвал? Я спрашиваю — кто придумал, родные? Оказывается, старичок. Нет, вы слышали, придумал выживший из ума параноик. Ой, ладно, ладно, можно подумать, я одна такая наглая и циничная, а все такие Д'Артаньяны собрались!
Мы приехали с Люликом... Ой, ну я не знаю, наверное, уже часа три было, но светать еще не начало, это точно. В полной темноте подрулили, еще в машине целовались, хохотали, а потом Вука-Вука меня на руках на второй этаж нес... Раньше никак было, до самой ночи отгрузка двух фур шла, а разве я кому-то могу доверить? Все сама, только сама. Ой, не могу, разве в нашем деле что-то можно поручить мужчинам?...
Нет, ну это надо было видеть, как мы выключатель искали, а потом упали... Ой, я не могу! Вука-Вука меня уронил и сам упал сверху! Это мужик, называется? Лежит на мне, туша такая, хохочет и не слезает, гадкое создание...
Я его любила. Да, я его любила, это точно.
Кривоногая наша красотуля просит вспомнить, как все началось. Она придумала, что мы, видите ли, можем оказаться уникальными свидетелями. Ой, не смешите меня, хороши уникумы, что из подвала нос высунуть боятся! Мне только «му-му» гнать не надо, ладненько? Мы сами с усами и пока еще разжижением мозгов не страдаем. Свидетельства она, видите ли, собирает, ага! Словарь Брокгауза, ексель-моксель. Кривоножка может сколько угодно прикидываться и рисовать на фэйсе святую простоту, но меня не обдуришь. Планирует красавица содрать реальные бабки на наших, ексель-моксель, боевых воспоминаниях.
Впрочем, мы не жадные. Все равно ее тетрадки пойдут на растопку. Меня больше волнует, что там архаровцы мои в городе без меня учудят. У меня ведь на фирме так: зубы поскалить — милое дело, а чуть что — бегом на поклон к Тамаре Маркеловне, к мамочке. Поставщик подвел, запчасти не подвезли, пожарники навалились, машина сломалась... Ой, это праздник какой-то, мои сотрудники любимые. А Деду я посоветовала язык в одно место засунуть, вместе с его прогнозами. Он всем порядком поднадоел, не только мне. Если головка бо-бо, так сиди на одном месте ровно, не баламуть людей! А то раскудахтался, Апокалипсис ходячий... А с кривоножкой, кстати, вполне можно ужиться, она добрая девочка, не то что эти вонючие козлы.
Ой, боже ж мой, запрещала себе про воду вспоминать!
Вука-Вука никогда не вонял. От него всегда пахло сногсшибательным парфюмом, паренек на пике моды. А кто, спрашивается, ему одежду и запахи подбирал? Ой, я не могу о нем без слез вспоминать. Сначала мы дрались на ковре, потом перелезли кое-как на диван но и там не удержались. Люлик — он такой выдумщик; я просто поражаюсь, куда его жена, куча такая смотрела? Нет, ну точно, круглой идиоткой надо быть, чтобы такое чудо из рук выпустить. Я, конечно, понимаю, там ему работать, бедняжечке, приходилось, обеспечивать эту клушу, да вдобавок она еще и про ребеночка начала мальчику нашему по ушам ездить...
Ой, не смешите меня! Какой ему ребенок, сам в компьютер сидит играет, сладенький мой. Двадцать семь, да, двадцать семь ему. Леонид, бывший мой, меня поймал как-то, в банке случайно пересеклись, зажал в углу и давай пытать: и как тебе не стыдно, солидная женщина, мальчишку окрутила, он еще сопляк, из семьи увела, ведь ты ему детей не родишь, и зачем он тебе нужен...
Затем и нужен, говорю. Электрику тянет, приборы починяет. Множество от человечка самой разной пользы. Тебе-то, родное сердце, говорю, какое дело, бесплатно он у меня работает или в женихах ходит? Может, я этому электрику деньги плачу, а может — и детей нарожаю. Ой, еле отделалась, достал хуже пареной репы.
Утром я проснулась от взрыва, но Лелик полез обниматься, сказал, что это далеко, и я снова вырубилась. А когда проснулась второй раз, постель слева успела остыть. Смотрю за окно и не понимаю, что стряслось. Темно так, нет, ну вообще, словно опять вечер. Тут приходит сладенький зайчик, весь такой загорелый, в обтягушечных белых трусиках, с такой попочкой... ммм... Я говорю:
— Вука-Вука, крольчонок, угадай, что нужно мамочке?
Ой, это вообще, как он целоваться выучился... Убила бы, скальп бы сняла, если бы с кем-то заметила. Он, гадкий, сзади подходит, лицо мое в ладони берет и целует вверх ногами. Вверх ногами так смешно, незнакомый человек получается, только по запаху и узнаю. А губы... ммм... мягкие-мягкие, одно слово — Вука-Вука.
— Я знаю, что хочет мамочка, — засмеялся он. — Компьютер в кроватку, кофе в кроватку и телефончик. Только мамочка ничего не получит, потому что нет света.
— Крольчонок, ты со мной так не шути, у меня сердце слабое, — я сделала потягушечки, закинула ручки вверх и поймала его за сладкую попку. — Мне нужно до завтра баланс сбить и контрактик с «финиками» набросать, а полдня мы с тобой уже провалялись. Неси ноутбук, я сказала.
— Да я не вру, — он отстранился, и я поняла — не врет.
— А кофе? Ой, хитрюга, это что-то! Не умеешь ты врать, сладкий! Как это нет света, если кофе уже сварил?
— Да не варил я ничего! Сам не пойму, откуда кофием так тянет! — Он надулся, как индюк, а сам брюки натягивает. — Ждал, когда ты проснешься; дай ключ от подвала, в щитовую спущусь.
Кофе не просто тянуло, им разило до одурения. Люлик взял ключ, инструменты и загрохотал по железной лестнице, а я выудила сигарету и спустилась на кухню.
Света не было. Кофеварка сияла чистотой. Из холодильника еще не текло. За плотно задернутыми шторами колыхалась жара. Ненормальная какая-то жара. Снаружи на подоконнике валялись дохлые мухи и осы. Их было так много, будто кто-то нарочно насыпал. Никогда не видела сразу столько мертвых насекомых. Ой, я не могу, меня прямо чуть не стошнило! Но про мух скоро пришлось забыть, потому что приятную неожиданность преподнес сотовый. Он больше не ловил волну. Тут мне поплохело; я хоть дуpa-дурой в этой их электрике, а способна понять, что сотовая связь тут не при чем.
Внизу в щитовой что-то заквакало, забулькало. Я запахнула халат, подошла к лесенке и заглянула в темноту. Выключатель бездействовал; я помнила, что Люлик, когда ходил вниз, брал с собой из машины большой фонарь на батарейках.
— Вука-Вука? — позвала я.
Никто не отозвался. Мне показалось, что упоительный кофейный дух доносится именно оттуда, снизу. Кроме того, в него вплетался еще какой-то запашок, вроде как салата из морских водорослей.
Опять донесся какой-то невнятный звук.
— Люлик, родное сердце, открой двери в гараже, светлее же будет! — предложила я, подождала и отправилась покурить на балкон.
Дверь в гараж он так и не открыл, упрямый. Хотя на него это не похоже, он мальчик обстоятельный. Накой ляд шариться в потемках, если можно покрутить ручкой и поднять жалюзи гаража?
Во мне тогда еще стрельнуло. Если бы не работа завтрашняя, не контракт и не компьютер, я бы так не отвлеклась, я бы за Люликом присмотрела.
