– Рилонда, – тихо и осторожно спросил Алан. – За эти четыре года… У тебя совсем никого не было?
Принц порывисто поднял голову, но тут же опустил глаза.
– Я не имею права подвергать опасности чью-то жизнь, – голос его звучал глухо, слова давались с трудом. – Моя Элин не нравилась отцу, и чем это закончилось?
Такой поворот совершенно ошеломил Алана.
– Но ведь это же был… Несчастный случай…
– Несчастный случай? Я тебя умоляю! Отец ненавидел Элин, и погибла она, когда меня не было на Атоне…
Тут Алан почувствовал настоящий, пробирающийся под кожу страх; мгновенно стало понятным отношение принца к отцу, вызывавшее прежде недоумение; и тут же в груди поднялась горячая волна: как? Как можно жить с человеком, который…
– Как же ты живешь с ним?! – потрясенно воскликнул Алан. – Ведь он предал тебя, он… Он сломал тебе жизнь! Я бы не смог… Я убежал бы…
– Убежал бы? – с неестественным спокойствием переспросил принц. – А куда мне бежать, скажи? На моей планете восемь миллиардов человек, и я в ответе за каждого. А моя боль – это только моя боль, вот и все. Все просто, Алан…
Алан обмяк: действительно, ведь это он, обычный человек, свободен и может бежать когда и куда угодно. А у принца – у принца есть долг…
– И все же это как-то неправильно, – жалобно произнес он. – Это не жизнь, а какое-то мучение…
– Это моя судьба, – Рилонда устало потер глаза, – Знаешь, пойдем-ка лучше спать. – Он поднялся, захлопнув сиденье. – Действительно, уже очень поздно.
Но заснуть опять оказалось не так-то просто: мысли теснились, обрушивались друг на друга, одновременно – и о принце (невероятная сила духа: при такой судьбе не возненавидеть весь мир!) и об Эните (она хочет встретиться с ним завтра!!!), пока, наконец, усталость не обняла голову мягкими тяжелыми лапами и не начала укачивать – мерно, расплывчато, унося в темный, глубокий сон…
Прошли три дня и вечером, снова ложась спать, Алан подумал, что в старости, наверное, будет вспоминать именно эти три дня, как самые счастливые в своей жизни. Еще неделю назад он чувствовал себя одиноким и несчастным; теперь же у него были друзья, о которых простой землянин мог бы только мечтать. Еще совсем недавно, просыпаясь по утрам, он привычно ощущал тоску и страх от неизвестности дня, а сейчас – сейчас он нырял в день, наполненный бесконечной радостью…
Наутро после знакомства он рассказывал Эните о Нике – все до мельчайших подробностей, с того самого момента, как отец передал ему в руки ларка крошечным малышом. Энита записывала на свой компьютер его голос, мгновенно преобразовывавшийся в текст, который она тут же правила, уточняя и детализируя – и вопросы ее были настолько профессиональны, что Алан подумал – зря она скромничала, когда сказала, что еще только учится. Докладчик из него, разумеется, получался плохой: то и дело сбивавшийся и забывавший, о чем речь, при взгляде на ее тонкие изящные пальцы, или на длинные ресницы, или на завиток волос на виске; но все же, благодаря терпению Эниты, биографию и привычки Ника удалось свести в более-менее полную картину.
На «вечерке» так же подробно Дайо расспрашивал Рилонду об атонской культуре и традициях, следующим вечером – наоборот, Дайо и Энита, по просьбе принца, разъясняли тонкости и нюансы эйринской философии «Разумной жизни». На третий день завязался спор о недавней премьере эйринского фильма «На краю Вселенной», снятого по книге известного эйринского писателя: Рилонда и Энита сходились во мнении, что фильм, как это часто случается, «испортил книгу», отбросив некоторые сюжетные линии и сместив акценты повествования, Дайо доказывал, что режиссер имеет право на собственную интерпретацию идей и событий.
Алан не особенно разбирался в атонских традициях, не знал эйринской философии, не читал книгу, потому что на Земле она не издавалась, и вообще больше был занят работой, подходя к столику друзей лишь изредка; но, несмотря на это, ощущал бесконечное счастье, буквально купаясь в атмосфере доброжелательности и тепла, которая как-то сама собой, без усилий и очень быстро сложилась между ними – четырьмя представителями совершенно разных цивилизаций. Никогда, за все его 17 предыдущих лет, у него не было такой замечательной компании…
Ну, а между ужинами и «вечерками», когда они собирались в зимнем саду и по очереди летали на Нике, Алан просто наслаждался – наслаждался возможностью дарить радость людям, ставшим для него дорогими, возможностью быть рядом с Энитой, и жалел только об одном – что эти счастливые минуты нельзя остановить, можно лишь бережно сохранить в памяти – навсегда…
Почти сразу их своеобразное общество привлекло внимание журналистов: на «вечерках» представители прессы всех планет перешептывались, переглядывались, украдкой щелкали камерами, предвкушая эксклюзивные заголовки будущих телевизионных и газетных новостей. Но больше всех старался оскорбленный Фаттах: он преследовал друзей не только на «вечерках», но и везде, где было возможно. То и дело из-за какого-нибудь угла выглядывали его быстрые, бегающие глазки и торчали белесые кудри; мрачное, злобное лицо вергийца сопровождало их повсюду. Приходилось делать вид, что Фаттах остается незамеченным, и приглушать голоса…
Но вовсе не это беспокоило Алана: расстраивало то, что Рилонда, похоже, оказался прав: Энита воспринимала землянина как хорошего друга, но не больше; ее взгляды были приветливыми, но не заинтересованными, общение – дружелюбным, ровным и спокойным – слишком ровным и спокойным. Каждый вечер, закрывая глаза, Алан, словно киноленту, прокручивал в сознании все ее слова, жесты и действия – и не находил признаков того самого «эмоционального всплеска», о котором говорил принц. Однако уговаривал себя, что не стоит терять надежду…
Утром четвертого дня он опять проснулся задолго до звонка будильника. Лежал и, глядя в потолок, перебирал в голове печальные мысли.
Именно сегодня путешествию приходит конец – вечером «Галилей» прибывает на Ном. Миссис Хорн заранее объявила официантам и поварам, что они не останутся на корабле в ожидании обратного рейса – все работники кухни переедут в гостиницу и будут помогать обслуживать саммит. Алан обрадовался новости – ведь так он сможет видеться с друзьями всю неделю, которую продлится встреча глав планет. Это, конечно, хорошо, но когда неделя закончится… Рилонда, Энита и Дайо разъедутся по своим планетам, и – все? Он представил, как на обратном пути бродит по пустым коридорам «Галилея», и сердце сжалось от тоски…
После завтрака все собрались в зимнем саду; настроение было грустным – похоже, все думали о том же, о чем и он. Рилонда, как самый опытный, рассказывал остальным:
