- Твои люди могут не беспокоиться, - произнес Конан на зингарском, делая шаг навстречу. - Остров пуст, как мошна моряка, пропившего последние медяки. Скалы, деревья, фрукты, птицы и пара кроликов - все, что тут есть.
Капитан зингарского судна остановился и смерил киммерийца подозрительным взглядом.
- Пара кроликов, хмм... Ни ты, ни твой приятель с топором на кроликов не похожи.
- Не похожи, верно, - согласился Конан. - Мы не кролики, а морские крабы вон с той лоханки, что устроилась на постой среди прибрежных рифов. Прах и пепел! Корабль наш разбит штормом, а мы сидим на этом проклятом островке уже целую луну!
Зингарец, склонив голову к плечу - точь-в-точь как петух! - недоверчиво оглядел останки "Тигрицы" и вновь повернулся к Конану. Голос его был отрывистым и властным.
- И много ли тут крабов с твоего корабля? Может, целая сотня? Не таятся ли они в кустах с луками наготове?
- Не таятся. Все перед тобой: сам я, купец Кинтара из Мессантии, да мой слуга Идрайн.
- А где остальные?
- В утробе Нергала, - коротко уточнил Конан.
Наступило молчание. Капитан и его люди все так же озирали безлюдный берег и море, песок и прибрежные утесы, рифы в бурунчиках пены и торчавший на них остов "Тигрицы". Ничего не происходило; шумели волны, ветер тонко посвистывал в кронах пальм, щебетали птицы. Наконец зингарец сказал:
- Не очень-то ты напоминаешь купца, Кинтара из Мессантии. И на аргосца ты не похож. Клянусь светлым оком Митры, - тут он поднял руку к солнцу, выглядишь ты сущим разбойником.
- А все потому, что платье мое истрепалось, порвались сапоги, а богатство, что было на корабле, поглотили волны. Но цепь свою я сохранил и готов подарить тебе, если ты согласишься отвезти нас в Кордаву, Мессантию или любой порт по твоему выбору. Что же до облика моего, то я и впрямь не похож на аргосца, ибо родился в Гандерланде, на севере Аквилонии, а в Аргос привели меня торговые дела.
Конан снял с шеи толстую цепь. Ее вид, блеск и солидный вес вроде бы произвели на зингарца впечатление. Глаза его жадно сверкнули; поколебавшись, он протянул руку, и киммериец вложил в нее золото, решив, что сделка заключена. Однако зингарский капитан не спешил заканчивать допрос. Его длинные пальцы с холеными ногтями обхватили цепь, голова качнулась в сторону Идрайна.
- А этот откуда? Твой слуга не похож на аргосца или аквилонца, да и на человека тоже. Он что, явился прямиком с Серых Равнин?
- Кости Нергала! Ты почти угадал, капитан! Ты, я вижу, человек проницательный... Идрайн, эта серокожая крыса, родился в Лифлоне, где солнце светит раз в году, и то по большим праздникам.
- Никогда не слышал о такой стране!
- И не услышишь. Лежит Лифлон в тундре, к северу от гирканских степей, и не страна это вовсе, а жалкая дыра, где, клянусь милостью Митры, обитают одни дикари. Идрайн как раз из них. Зато он послушен и очень силен.
- Это я вижу, - сказал зингарец. - И потому будет лучше, если он отдаст секиру моим людям.
Конан повелительно кивнул голему.
- Отдай им топор, серая шкура.
Не говоря ни слова, Идрайн протянул секиру ближайшему из зингарских воинов - неторопливо протянул, без угрозы, рукоятью вперед. Видать, это понравилось капитану; он усмехнулся, потеребил щеголеватую остроконечную бородку и сказал:
- Зови меня дом Гирдеро, купец. Судно мое именуется "Морским Громом", и клянусь клыками Нергала, свет не видел более быстрого корабля. Сам же я зингарский дворянин из Кордавы, а потому ты, человек простого звания, должен обращаться ко мне с почтением и трепетом. Запомни это!
- Запомню, - сказал Конан, прикидывая, через сколько дней можно будет перерезать горло этому петуху в блестящей кирасе и ярких перьях. Он не собирался плыть с ним ни в Кордаву, ни в Мессантию, ни в шемитский Асгалун, ни в иной порт, где его могли бы опознать и сунуть в темницу; он хотел либо тайком расстаться с "Морским Громом" где-нибудь у побережья, украв лодку, либо захватить судно. Последнее, впрочем, зависело от Идрайна, ибо Конан понимал, что перебить сотню опытных воинов ему не под силу. Вот если бы с ним была Небесная Секира, вечно жаждущая крови Рана Риорда! Но чудодейственное оружие осталось на алтаре, воздвигнутом в туманах материка My, и Конан не ведал, что с ним сталось.
Вернувшись к реальности, он взглянул на шлюпку, потом на дома Гирдеро, зингарского дворянина из Кордавы, и спросил:
- Мы можем садиться, почтенный дом? Цепь и секира у тебя, а больше у нас нет ничего, кроме драной одежды и собственных шкур.
Вздернув голову, зингарский петух в последний раз осмотрел обоих островитян, словно желая убедиться, на что годны их шкуры, потом кивнул в сторону лодки.
- Садитесь, оборванцы. Не знаю только, когда мы отчалим: ветер, пригнавший нас к острову, все еще силен.
- Клянусь Кромом, - буркнул Конан, шагнув к лодке, - что ветер скоро переменится.
- Кромом? - Гирдеро с удивлением уставился на киммерийца. - Кто такой этот Кром? Никогда не слышал, чтобы аргосские купцы, даже уроженцы Гандерланда, поминали такого бога!
Конан проклял свою неосторожность. Этому Гирдеро палец в рот не клади: хитер, подозрителен и неглуп! Видно он знал прибрежные западные воды как свои пять пальцев - а также и тех, кто плавал у берегов Зингары, Аргоса и Шема.
Но надо было выходить из положения, и киммериец, мрачно ухмыльнувшись, пояснил:
- Кром - демон убогих лифлонцев, мой господин. Я подцепил эту божбу от Идрайна. - Он устроился в лодке, потом, протянув руку к "Морскому Грому", сказал: - Отличный у тебя корабль, благородный дом! Но не заметно, чтоб он возил кордавские кожи шемитам, а обратно возвращался груженый тканями и пивом!
- Мой корабль возит солдат! - отрезал Гирдеро. - Моих собственных воинов, но они ничем не хуже королевских гвардейцев. Что и подтверждает грамота, подписанная рукой Его Светлейшего Величества, милостью Митры владыки Зингары.
Любопытно, подумал Конан, кто же сейчас занимает зингарский престол. Вряд ли друг-приятель Сантидио, главарь "Белой Розы"... Слишком он был добр, слишком честен и мягок! Вид же Гирдеро и его слова доказывали, что нынче в Зингаре твердая власть. Видно, междоусобицы там кончились, раз король стал отправлять в море боевые корабли! Вот только с какой целью?
- Скажи, благородный дом, а в грамоте, что ты упомянул, есть что-то еще, кроме хвалы твоим людям? - поинтересовался Конан, наблюдая за зингарскими моряками, ловко разбиравшими весла.
- Разумеется, - Гирдеро уселся на корме и кивнул гребцам. - Разумеется, Кинтара из Мессантии! Его Величество король Зингары снарядил это судно и отдал мне, повелев преследовать и ловить морских разбойников во всех западных морях, от Барахского архипелага до устья Стикса. Корабль королевский, люди - мои, а добычу, отнятую у пиратов, мы делим пополам. Добыча же немалая, а будет еще больше, если я поймаю главаря из главарей, самого мерзкого злодея, когда-либо бороздившего наши воды.