- А у вас много талантливых людей, не связанных с дарейтами? - с искренним интересом спросил Даниил Петрович.
- Много... как в любой другой стране, - ответил Моррет. - Но им не пробиться. Они вынуждены прозябать, несмотря на свои таланты.
- А почему бы этим талантам самим не решить проблему дарейтов?
- Потому что у нас просто нет подходящего оружия, чтобы воевать под водой.
- Почему же - воевать? - не понял Ольшес. - Разве эти осьминоги станут сопротивляться? У них же нет пушек там, на дне моря!
- Нет, конечно, - согласился Моррет. - Но они прячутся на таких глубинах, что до них просто не добраться. Ну да, согласен, речь не о войне, речь об истреблении, но и это нам недоступно.
- Интересная идея... - повторил Ольшес. - Только, боюсь, мы не сможем вам помочь... во всяком случае, пока не разберемся в обстановке.
Все долго молчали, потом молодой человек, сидевший по правую руку от Моррета, спросил:
- А может быть, вы смогли бы просто увезти дарейтов куда-нибудь... на другую планету?
- На другую планету? Не знаю, не знаю, - сказал Ольшес. - Тут, видите ли, нужно знать еще и мнение самих дарейтов.
- Чего-о? - изумленно уставился на инспектора юноша. - Вас интересует мнение морских гадов?
- Но ведь эти гады разговаривают с вами, - напомнил ему Ольшес. - А это заставляет предположить наличие у них разума, не так ли? А разумное существо вполне может иметь собственное мнение.... вам, кажется, это и в голову не приходило?
- Ну, это уж слишком! - возмущенно воскликнул кто-то.
Ольшес, не обратив внимания на эмоциональный всплеск, продолжил:
- А вы не пробовали привлечь на свою сторону кого-нибудь из тех, кто умеет говорить с дарейтами? Ну, чтобы этот человек узнал, что нужно морским жителям... или просто предложил им не вмешиваться в жизнь сухопутной публики, а?
- Да ведь тогда все, кто слышит море, потеряют право на власть! язвительным тоном произнес Моррет. - Вы всерьез считаете, что они пойдут на это?
- Ну, один-два всегда могут найтись, - уверенно сказал Даниил Петрович. - Нужно только поискать, и все.
Они говорили еще очень долго, и Ольшес задал множество вопросов - но далеко не на каждый из них получил четкий и толковый ответ. Наконец, решив, что ничего стоящего он здесь больше не узнает, Даниил Петрович встал и заявил:
- Ну, на сегодня довольно. Мне пора возвращаться.
Уже светало, когда инспектор добрался до консульства.
5.
После обеда Елисеев предложил сотрудникам выйти в город - уж коль скоро им разрешили прогулки, нужно было этим пользоваться. Согласие выразили все, кроме Ольшеса. Даниил Петрович заявил, что ему хотелось бы остаться в консульстве, и тут же поинтересовался, не составит ли ему компанию Ласкьяри. К удивлению Елисеева, Ласкьяри тут же согласилась, и они с Ольшесом отправились в сад.
Роскошные аллеи перемежались в этом саду с заросшими, заброшенными участками. Кое-где в густом кустарнике были прорублены круглые поляны, засаженные цветами. Дневная духота почти не ощущалась среди пышной зелени, и Ласкьяри с Ольшесом неторопливо прогуливались по дорожкам, говоря ни о чем, - так, пустые фразы. Ольшес перед выходом заскочил в свою комнату и зачем -то надел большую, свободную куртку. И теперь Ласкьяри время от времени останавливала взгляд на этом странном одеянии, совершенно не нужном в такую жару. А Ольшес, отмечая для себя эти взгляды, помалкивал до поры до времени.
Постепенно разговор, осторожно и неторопливо, стал приближаться к интересующей Ольшеса теме. Правда, Даниил Петрович тут же зафиксировал, что и для Ласкьяри эта тема не менее интересна...
- ...Разумеется, ваш вопрос был странен, - говорил Ольшес. - Ну посудите сами - к чему разговоры об оружии? Неужели вы до сих пор не поняли, что мы совершенно не намерены применять силу в переговорах?
- А почему бы и нет? - наивно удивилась девушка. - Вы сильны, это ясно, и если вам что-то понадобится у нас, а мы не захотим отдать, - почему не взять силой? Что в этом неестественного?
Наивность слов была откровенной и неприкрытой. Ласкьяри как бы демонстрировала собеседнику, что истинный смысл вопроса - совсем иной. Ольшес с удовольствием поддержал игру.
- Но, милая Ласкьяри, мы никогда не применим свою силу - именно потому, что она несоизмерима с вашей. Разве не в этом закон благородства? с легкой насмешкой в голосе произнес он и, чтобы усилить впечатление от сказанного, добавил: - Простите за сравнение, если оно вдруг покажется вам обидным, но применять силу здесь - все равно что бить маленького ребенка.
- Ну да, - согласилась Ласкьяри. - Ударить ребенка, пнуть собаку... Мы для вас всего лишь объект исследования. - И, не дав Ольшесу возразить, продолжила: - А может быть, в других, далеких от вас мирах вы просто ищете возможностей проявить это свое благородство? Там, у вас, - она подчеркнула это "у вас", резко отделяя себя от землянина, - все это невозможно, вы все одинаковы. И поэтому вы забираетесь подальше, в глубины Галактики, и ищете таких, как мы... потому что на нашем фоне вы смотритесь великолепно...
И Ольшес услышал недосказанное: "И любуетесь собой, и ваше самолюбие удовлетворено..."
- Вы ошибаетесь, Ласкьяри...
Но девушка не слушала его. Она продолжала:
- Кроме того, даже самый благородный и честный в остальном человек имеет право на низость, если она сокращает путь к цели, если так можно принести пользу другим. Вот потому я и спросила об оружии.
- Имеет право на низость? Вот оно что... Цель, значит, оправдывает средства? Это мы уже слышали. И не раз. Но какие цели, на ваш взгляд, могут оправдать применение нами оружия?
- А если речь пойдет о простой защите? - деланно-безразличным тоном спросила девушка.
- Защита? От кого? От чего?
Ласкьяри рассмеялась самым непритворным образом. Так... Ольшес понял, что эта часть разговора закончена. И перешел к другому.
- Мне почему-то кажется, дорогая Ласкьяри, что у вас не в ходу идея добра.
- Добро вообще - слишком абстрактное понятие, - с подчеркнутой учтивостью ответила Ласкьяри. - Абстрактную же идею могут воспринять лишь немногие. Большинство людей мыслит конкретно.
- Хорошо, пусть так. - Ольшес не придал никакого значения попытке Ласкьяри перевести беседу в официальный тон. - Но если говорить не о добре вообще, а о том, что человек от природы добр?
Ласкьяри медленно покачала головой. На лице девушки явственно обозначилось выражение грусти и огорчения - слишком явственно, чтобы Ольшес мог поверить истинности чувства.
- Уважаемый господин второй помощник, человек от природы никакой. Ни зло, ни добро не заложены в нем изначально. И какое из качеств преобладает в его натуре со временем - зависит не от людей, а от обстоятельств.
