и у фермеров он пользовался большей популярностью, чем государственный кооператив Имперского земельного сословия, которому теперь они должны были продавать все, что производили, по твердо установленным ценам – другими словами, за меньшие деньги.
Сельская служба Хелены сразу началась с приключения. Это были тяжелые роды, затянувшиеся до раннего утра, но в конце концов все закончилось благополучно: теленок, премилый малютка, уже через час после рождения попробовал совершить первые неловкие шаги.
За эти недели Хелена научилась доить корову, собирать куриные яйца без повреждений, различным работам на огороде и многому другому. Но, в общем и целом, это все равно был больше отдых, чем работа. Они с Мари часто бродили по окрестностям, лежали на лугу, глядели на облака и говорили, говорили, говорили, о своих мечтах, своих желаниях, своих надеждах. Они купались в озере, смеялись над дурацкими шутками, защищались от проделок младшего брата Мари, Фрица.
Это было замечательное время, которое пролетело слишком быстро. У Хелены было тяжело на сердце, когда ей пришлось попрощаться с фермой Шольцев и ехать назад к своим родителям, но ничего не поделаешь, скоро снова возобновлялись занятия в школе.
Как раз в тот день, когда она вернулась домой, вернулся и дядя Зигмунд! Не было ни сообщения, ни телефонного звонка, ни электронного письма – он просто сидел в столовой, когда она пришла, в том же сером костюме с жилетом, который был на нем, когда она видела его в последний раз.
Только вот пуговицы на его жилете больше не были натянуты. Наоборот, ткань прямо-таки болталась вокруг его тощей фигуры. Он был очень бледный, как человек, долгое время не бывавший на солнце и свежем воздухе, а на его лице были глубокие морщины.
Когда его спросили о том, что же произошло, он лишь утомленно ответил:
– Тут нечего рассказывать. Они заперли меня и в какой-то момент снова освободили. Вот и все.
От дальнейших вопросов он уклонился.
– Давай поговорим о чем-нибудь другом, – попросил он.
Но его очень интересовало, что случилось за это время, и они рассказали ему все, что он пропустил за прошедшие годы.
– Большая ты стала, Хелена, – отметил он; это, пожалуй, было неминуемое замечание.
– А тебя, Гертруда, – прощаясь, сказал он, сгорбленный, больной на вид человек, тень самого себя, – благодарю за письма и фотографии, которые ты мне отправляла. Ты и не подозреваешь, насколько светлыми были эти моменты.
После того как он ушел, весь вечер царила гнетущая атмосфера.
– Они плохо с ним обращались, – раз за разом повторяла мама. – Я не могу поверить, что это соответствует замыслу фюрера. Фюрер желает нам только блага!
11
В НСА он сразу же получил работу своей мечты.
Первый день его изрядно озадачил. Хотя об Управлении национальной безопасности никому не было известно, оно было достаточно большим. Оно располагалось в огромном здании в духе классицизма, с бесконечными пустыми коридорами, в которых можно было заблудиться ввиду отсутствия указателей: казалось, даже названия отделов и указатели в коридоре надлежало хранить в тайне. Возможно, подумал Ойген Леттке в какой-то момент в этот день, это было даже своего рода показателем качества, если секретной службе удается быть настолько большой и все равно в некотором роде несуществующей.
Главным начальником управления был худощавый мужчина в инвалидном кресле, чье имя также было засекречено: его называли просто «А.». Он не упустил возможности самолично взглянуть на новичка и проверить его, задав несколько вопросов, смысл которых раскрыть Леттке не удалось. Часть этой почти двадцатиминутной беседы они провели на английском языке, которым А. владел по меньшей мере так же хорошо, как и Леттке. Тем не менее, казалось, он выдержал испытание, потому что в заключение А. пожелал ему успехов на новом рабочем месте и отпустил его.
Когда же Леттке наконец нашел упомянутое новое рабочее место после одиссеи по безымянным коридорам, то неуклюжий старый сотрудник по фамилии Мюллер объяснил ему, что к чему: много лет назад, еще во времена Республики, НСА через фиктивную компанию в Англии распространила программу, которая была доступна на всех основных языках и потому теперь пользовалась огромной популярностью во всем цивилизованном мире. Эта программа называлась коротко и просто «Дневник», работала на всех распространенных типах компьютеров, а также на большинстве портативных телефонов и выполняла единственную незамысловатую задачу: собственно говоря, вести дневник. Необходимо было ввести пароль, прежде чем читать или добавлять в него записи, чтобы обеспечить пользователю ощущение защищенности, а на деле пароль мог помешать прочитать дневник любопытным родителям или другим членам семьи. Но в остальном эта защита была чистым очковтирательством: сами тексты хранились в незашифрованном виде, да к тому же в хранилище данных, которое находилось здесь, в Веймаре, в подвале здания.
Тем временем сей факт был хорошо известен соответствующим специалистам в других странах, и они неоднократно предостерегали пользователей программы, но эти предупреждения до сих пор не оказали заметного эффекта. К тому же программа была чересчур популярна, с ее приятным оформлением, возможностью добавлять забавные символы в текст дневника и так далее. И кроме того, отказаться от программы означало бы попрощаться со своим дневником, который вел все это время, потому что возможность извлечь тексты из программы намеренно не была предусмотрена.
Задача Ойгена Леттке состояла в поиске в дневниковых записях сыновей, дочерей, жен и любовниц известных и влиятельных английских и американских политиков или военных (соответствующие списки лиц, разумеется, имелись в наличии) информации, которая могла оказаться значимой для Германии в военном, экономическом или политическом отношении.
Самым потрясающим в этой задаче было то, что он имел доступ не только к англоязычным дневникам, но ко всем дневникам.
Настолько прекрасно, что в это было почти трудно поверить.
По его спине пробежали настоящие мурашки восхищения, но все же он не забывал о предосторожности. Это могла быть чья-то оплошность. Он сначала подождет и посмотрит, не изменится ли что-то в настройках доступа.
Но ничего не происходило. В последующие дни он не мог дождаться утра, чтобы прийти на работу, но все оставалось по-прежнему.
Следующий вопрос, требовавший уточнения, заключался в том, могло ли вестись наблюдение за его работой. Следил ли кто-то за тем, что он читает.
Выяснить это можно было лишь прочитав что-то, к чему он на самом деле не имел отношения, и дождаться реакции. И он решил сразу так сделать, пока при необходимости он еще мог сослаться на неопытность новичка.
И Ойген Леттке прочитал несколько немецкоязычных дневников. Он читал описания мечтаний, гневные высказывания о начальстве, соседях и супругах, грезы влюбленных девочек-подростков. Последние особенно привели его в изумление: что за бесконечные тексты писали некоторые девушки, и все это с помощью крошечных телефонных кнопок? У девчонок явно было чересчур много времени.
Он читал
