раз в день кормить.
Она подошла к двери и почти уже вышла, но вдруг остановилась и обернулась.
– Карина, – дрожащим шепотом спросила она, – ты ведь не станешь убивать Дзинтона, да? И Цукку с Палеком? Ну пожалуйста, не надо!..
Карине словно дали пощечину. Она дернулась, словно ее ударили электротоком.
– Дурочка! – зло сказала она. – Они же нам помогают! Я что, ненормальная?
Да, холодно сказал голос у нее внутри. Ты ненормальная. Ты убийца.
Внезапно перед ее внутренним взором всплыли голубые глаза. Растерянный взгляд молодого охранника – первого, кого она убила в Институте. Голубые глаза над дулом пистолета, пальцы, дрожащие на спусковом крючке, и недоумение во взгляде, секунду спустя сменившееся смертной отстраненностью. Тогда она почти не обратила на него внимания, бездумно перешагнув через трупы – впереди ее ждали другие враги. Но теперь…
Скольких она убила тогда, пытаясь вырваться на волю? Память не сохранила деталей – только хаотичные картины: барабанящий в железную пластину тяжелый град, отчаянные вопли умирающих, кровь и безжизненные тела под ногами… А раньше? Она убивала и раньше, еще до Института убивала отчаянно, бездумно, случайно, иногда вовсе не желая того, но – убивала.
Что она наделала? Как она могла? Она, забитая сирота из детского дома, и мухи не обидевшая до того рокового дня, когда впервые ощутила яростную стальную пружину своих невидимых рук, сносящих головы обидчикам-мальчишкам. Она убийца.
Убийца.
Раньше у нее не оставалось времени, чтобы задуматься. Сначала она пряталась и убегала, и ее мысли занимало одно: где найти еду и укрыться от холода и людей. Потом ее привезли в Институт, и проведенное там время совсем не отложилось в памяти, если не считать ужасных часов, проведенных на испытательных стендах. Потом опять бегство – и вот теперь она наконец-то в безопасности. И она может вспоминать.
Но она не хочет вспоминать! Она хочет забыть все, что происходило. Все беды, которые вызвала. Она хочет, чтобы все стало так, как до появления невидимых рук.
Она сжалась в комок, с головой укрывшись под одеялом. Темнота охватила ее со всех сторон, но голубые глаза все так же стояли перед взором. Тот охранник – ведь он, наверное, не старше Дзинтона! Может, если бы он нашел ее в лесу, больную и умирающую, тоже подобрал бы ее и выходил. Но он умер. Его убила она.
«Ты ведь не станешь убивать Дзинтона, да?»
Я не хочу, не хочу, не хочу! – яростно и беззвучно кричала она в пустоту. – Я не хочу быть убийцей! Я просто хочу жить! Оставьте меня в покое, пожалуйста, пожалуйста!
Слезы катились по ее щекам, рыдания сотрясали тело. Она обязательно убежит снова. Она не хочет, чтобы ее нашли. Она не хочет обратно в Институт, и она не желает снова убивать. Значит, надо бежать. Может, где-то в другом месте она найдет покой, но не здесь. Здесь слишком опасно…
Постепенно успокоившись, она выпростала голову из-под одеяла, шмыгая носом и утирая глаза пальцами. Яны в комнате уже не оказалось. Однако почти сразу по коридору раздались быстрые шаги, и в дверь снова вошел Дзинтон.
– У-у! – произнес парень, присаживаясь на край кровати. – Что случилось, малышка? Из-за чего реки слез и вселенская скорбь? На улице и без тебя воды хватает, ты уж не затапливай еще и комнату, ладно? Смотри, что я принес.
Он протянул ей толстую бумажную книжку в глянцевой обложке. Карина, швыркнув носом, взяла ее и недоверчиво глянула на обложку. На рисунке стояли пятеро: люди – парень с саблей и девушка с кинжалом, оскаливший в ухмылке двойной ряд острых зубов тролль с изогнутым мечом в одной руке, орк с посохом – к его ногам жался огромный волк – а чуть в стороне оказался еще один мужчина-человек с пустыми руками, вглядывавшийся куда-то в сторону. Далеко позади возвышались горы, над которыми вздымался высокий гриб атомного взрыва, а над головами компании висела тяжелая туча, похожая на руку с пятью короткими пальцами. Струи дождя тянулись к стоящим, странно напоминая веревочки кукол-марионеток, и внизу картины ярким золотом на голубой синеве тянулись буквы: «Делай что должно».
– Сказка? – полувопросительно произнесла девочка.
– Сказка, – кивнул Дзинтон. – Да только не совсем. Наверное, рановато тебе еще такие вещи читать, но у меня ничего более подходящего нет. Как-то не рассчитывал я на компанию девочек твоего возраста. Но ничего, интересно. Почитай, пока валяешься, а то от скуки взвоешь. Телевизора у меня нет, уж извини, и лишнего терминала – тоже.
Он отложил книгу на стол и склонил набок голову.
– И все-таки – чего плачешь? – спросил он. – Живот снова болит?
Карина мотнула головой.
– Так… просто, – хрипло сказала она.
– Просто так даже кошки не родятся, – вздохнул Дзинтон, погладив ее по голове. – Не надо грустить. Прошлое осталось в прошлом. О нем нельзя забывать, но смотреть надо вперед.
Неожиданно для себя Карина ухватила его кисть обеими руками и прижала к щеке. Мягкое тепло его ладони медленно распространилось по коже, и она почувствовала, как отпускает давящая тяжесть на сердце.
– Ой, как все плохо… – пробормотал Дзинтон. – Ну-ка, малышка, иди ко мне.
Он осторожно высвободился, приподнял Карину и прижал ее к себе. Девочка зарылась носом в его плечо и крепко обхватила парня руками.
– Все закончится хорошо, Кара, – тихо произнес Дзинтон, осторожно поглаживая ее по спине. – Все кончится хорошо. Не бойся ничего. Тебя больше не тронут.
Карина шмыгнула носом и отпустила его. Дзинтон осторожно уложил ее обратно в кровать и прикрыл одеялом.
– Все кончится хорошо, – еще раз сказал он, встал и вышел, улыбнувшись на прощание.
Карина осталась лежать, бездумно глядя в потолок. Тяжесть на сердце ушла, растворившись в пустоте серого дождливого утра. Странно, но она вдруг почувствовала, что где-то внутри зарождается неясное предчувствие будущей радости. Пока еще только предчувствие – но уже не тоска.
Она полежала еще немного, потом протянула руку и взяла книгу со стола. Зашелестели страницы.
«Зелено-голубая планета неторопливо, как ей и положено, вращалась вокруг своей оси. На восточном материке солнце уже заходило за горизонт, и лиственные леса в долинах покрылись предвечерними сумерками. Удлинившиеся тени мягко покрывали изумрудную траву заливных лугов, поверхность рек покрылась мгновенными всплесками – в них играла рыба, охотившаяся на вылетевших в этот день шестикрылых бабочек-однодневок. Зайцы, пугливо озираясь по сторонам, спешили добраться до своих тайных логовищ, пока тьма, населенная страшными чудовищами – волками и совами – не накрыла их, предательски отупляя чувства, обрекая на жестокую расправу голодным хищникам. Подчиняясь своей натуре,
