Салли и мистер Блейн оставили Вебстера и Чарльза вдохновенно обсуждать все эти премудрости и вернулись в магазин, чтобы обдумать, какая помощь в конторских делах им желательна.
После полудня дочь лорда Уитхема, леди Мэри Уитхем, сидела в зимнем саду их особняка на Кавендиш-сквер. В этом сооружении из стекла и металла, слишком большом, чтобы называться просто оранжереей, имелись пальмы, редкие папоротники, орхидеи, а также бассейн, в котором плавала медлительная черная рыба. На леди Мэри всё было снежно-белое: богато расшитое шелковое платье с высоким воротом, жемчужное ожерелье - словно жертва, предназначенная на заклание. Она сидела в бамбуковом кресле под листьями огромного папоротника. На коленях ее лежала книга, но она не читала.
День был прохладный и сухой; чуть затуманенный свет, лившийся сквозь стекло и зелень, создавал иллюзию подводного царства. Сидя в центре зимнего сада, леди Мэри не могла видеть ничего, кроме зелени, и слышать ничего, кроме журчания струящейся в бассейн воды да, изредка, - бульканья пара в проложенных вдоль стен трубах.
Красота леди Мэри не соответствовала моде. Вкус того времени предпочитал женщин пышных, создающих атмосферу прочности, комфорта и сытости, тогда как леди Мэри скорей напоминала дикую птицу или молодое животное - изящная и тонкокостная, с мягкой кожей тех же теплых тонов, что и у ее матери, с большими серыми глазами отца. Вся она была сама изысканность и затаенный огонь; и ей уже ведомо было, что ее красота - ее проклятье.
Эта красота завораживала. Даже завзятые шармёры, везде принимаемые как желанные женихи молодые люди, чувствовали себя скованными в ее присутствии, неловкими, нечистыми, косно язычными. Еще подростком она интуитивно угадывала, что, несмотря на свою красоту, не притягивает к себе любовь, а, напротив, как-то даже неловко отталкивает ее от себя. Уже в самих ее облачно серых глазах виделись тени трагедии; и нынешняя помолвка была лишь частью ее.
Она сидела так, неподвижная, какое-то время и вдруг услышала из-за стеклянной двери библиотеки голоса. Она вздрогнула; книга выпала из ее руки на металлическую решетку пола.
Дверь отворилась, лакей объявил:
- Мистер Беллман, миледи.
Аксель Беллман в серой утренней визитке вошел и слегка поклонился. Леди Мэри улыбнулась лакею.
- Благодарю вас, Эдуард, - сказала она. Лакей удалился, и дверь неслышно затворилась.
Леди Мэри тихо сидела у края бассейна, сложив руки на коленях, спокойная, как белая водяная лилия рядом с ней. Беллман негромко кашлянул; в насыщенном пальмовым ароматом воздухе зимнего сада это прозвучало, как тихое урчание леопарда, готового спрыгнуть с ветки на тоненькую спину газели.
Он подошел к ней ближе со словами:
- Разрешите ли пожелать вам приятного дня?
- У меня нет оснований запретить это.
Беллман слегка улыбнулся. Он стоял в двух-трех шагах от нее, сцепив руки за спиной. Легкий отсвет солнца позолотил одну сторону его тяжелого бледного лица.
- Вы выглядите восхитительно, - сказал он. Она ответила не сразу; протянув руку вверх, отломила кусочек глянцевого пальмового листа, висевшего прямо над ее головой, и спокойно раскрошила ногтями.
- Благодарю вас, - произнесла она, наконец. Скорей прошептала.
Он пододвинул поближе к ней соседнее кресло и сел.
- Полагаю, вам будет интересно услышать о моих планах дальнейшего устройства нашей совместной жизни, - сказал он. - В настоящее время мы будем жить на Гайд-парк Гейт, хотя нам, конечно, понадобится дом в провинции. Вы любите море, Мэри? Любите ли вы кататься на паруснике?
- Не знаю. Я никогда не была на море.
- Вам понравится, вот увидите. Я строю сейчас паровую яхту; она будет готова как раз ко дню нашей свадьбы. Мы можем провести медовый месяц на ее борту. И вы помогли бы мне выбрать для нее имя. Надеюсь, именно вы спустите ее на воду.
Она не ответила. Ее глаза, не видя, смотрели вниз; кусочки раскрошенного листа лежали на белом подоле ее платья. Руки были неподвижны.
- Посмотрите на меня, - сказал он. Его голос звучал жестко и ровно.
Она подняла глаза на человека, за которого согласилась выйти замуж, стараясь, чтобы лицо ее не выражало ничего.
- Пришли фотографы, - сказал он. - Я хочу иметь снимок, который выражал бы радость и удовлетворение в связи с нашей помолвкой. Как моя невеста, моя жена, как хозяйка моего дома, вы не станете использовать какие-либо публичные ситуации для того, чтобы выразить недовольство, что бы вы ни чувствовали в душе. Разумеется, я надеюсь, вы, во всяком случае, не будете недовольны. Вы меня понимаете?
Она почувствовала, что ее всю трясет.
- Да, мистер Беллман, - с трудом выговорила она.
- О, больше никакого мистера Беллмана. Меня зовут Аксель, так вы и должны называть меня. Позвольте мне услышать, как вы произносите это.
- Да, Аксель.
- Хорошо. А теперь расскажите мне об этих растениях. Для меня растения - закрытая книга. Вот это как называется?
Ровно в два тридцать пополудни мистер Протеро из компании "Элиот и Фрай" явился в особняк лорда Уитхема. Три его ассистента неожиданно получили возможность отлучиться на час, с пятью шиллингами в кармане каждый, в награду за обещание промолчать об этом. Их заменили Фредерик, Джим и Чарльз Бертрам.
Джим надел свой лучший костюм и старательно пригладил волосы. Фредерик, подкрасив брови в черный цвет и загримировав лицо, был, в сущности, неузнаваем. Мистер Протеро, светловолосый молодой человек в очках, охотно вошел в игру, но Фредерик знал, что он рискует своей работой, если что-то пойдет не так.
Лакей, отворивший дверь, поначалу не склонен был впустить их.
- Через черный вход, - фыркнул он и собрался уже захлопнуть дверь.
Однако достопочтенный Чарльз, одетый с безукоризненной элегантностью, остановил его:
- Минутку, дражайший. Известно ли вам, кого вы не желаете впустить в дом вашего хозяина?
- Известно, - ответил лакей. - Вы фотографы. Ремесленный люд. Для таких вход за углом.
- Скажите, - продолжал Чарльз, - когда сэр Фредерик Лайтон писал портрет леди Уитхем, его вы тоже отсылали за угол?
Теперь лакей казался несколько обеспокоенным.
- Н-нет, - ответил он осторожно.
- Вот моя визитная карточка, - сказал Чарльз, с томным видом вынимая ее из кармана. - Будьте любезны доложить вашему хозяину, что художники-фотографы прибыли. Ровно в два часа тридцать минут, но, - он бросил взгляд на свои золотые часы, - теперь уже опаздывают на пять минут.
Лакей взглянул на карточку, поперхнулся и стал ниже ростом по меньшей мере на десять сантиметров..
- О! Ах! Прошу прощения, сэр... разумеется, разумеется. Прошу пожаловать. Я доложу его светлости, что вы прибыли точно, сэр. Прошу сюда, сэр...
