Наташа говорила что-то еще, а я поначалу, взревновав ее, злился на весь свет, а потом понял, что ей обязательно надо выговориться, ей необходимо было рассказать все это, не таиться, довериться мне, потому что из нее уходил мужчина, первый мужчина в ее жизни, она расставалась с ним, как с первой любовью. Он уходил, а она приходила ко мне.
Насовсем.
И принадлежала отныне только мне. И я становился тем, кто являлся во все века для женщины и защитником, и добытчиком, и рыцарем, и поэтом.
- Я люблю тебя, Наташа, - сказал я.
И она перестала плакать.
И опять улыбнулась.
Родная моя...
Судьба.
Глава двадцать пятая
--===Свое время===-
Глава двадцать пятая
Надо было жениться.
И как можно скорее.
Теперь наша судьба зависела не от нас - от других людей.
Другие люди? А кто они? А кто свои люди? Свои - те, которые по могут, а остальные - другие. Другие - это чужие, даже если они родственники, родные по крови. Так жизнь делит на своих и чужих.
Ян был свой. Настоящий свой. Он, как это часто бывало и прежде, надоумил меня:
- Без официальной общественности тут не обойтись, - решительно сказал он. - Положим, явишься ты в загс, начнешь просить, распишите меня сегодня, иначе я квартиру не получу - кто тебе поверит? А вдруг у тебя фиктивный брак? Брачок-с. Получишь ордер - и на развод. Нет, тут Горобец нужен. И Лика. Правда, Горобца уломать будет трудно, уходит ужом он от всяких просьб - не любит за других хлопотать без собственной выгоды. Его я беру на себя, у него должок один есть, выручил я его в трудную минуту, придется напомнить. А вот Лику попроси ты сам.
Загс.
Странное заведение. Свадьба, развод, рождение и смерть под одной крышей. И очень нужное и важное заведение. Без свидетельства ты неизвестнорожденный, ты жене не муж, без свидетельства даже не похоронят. А по сути своей - просто вписывают все эти важнейшие вехи в жизни человека в обыкновенную регистрационную книгу. Это и есть книга наших судеб. Никакой мистики. И, может быть, пишется эта книга одной и той же рукой. Рукой судьбы-регистраторши.
Мы с Наташей ждали у дверей загса. Я аж приплясывал от нетерпения и внутренне даже возликовал, когда увидел, что по улице приближаются к нам Лика и Виктор. Горобец, улыбаясь, что-то говорил, щурился, как кот на солнце, а солнце, действительно, сияло вовсю, и деликатно поддерживал под руку Лику, которая кивала ему и тоже мило улыбалась.
- Наташа, познакомься, пожалуйста... Малика Фазыловна... Виктор Федорович...
Лика со сдержанным, но добродушным женским любопытством рассмотрела Наташу, Горобец забегал то с одной стороны, то с другой, почему-то коротко посмеиваясь, все улыбались, и, очевидно, со стороны представлялось, будто мы, будучи добрыми приятелями, наконец-то нечаянно свиделись после долгой разлуки.
Вошли вовнутрь.
В коридоре отыскали нужную дверь. Эту комнату от рядового служебного помещения отличал подоконник, заставленный какими-то экзотическими кактусами. Сидящая за столом женщина с усталым нервным лицом пригласила нас присесть. Лика и Виктор остались у дверей.
- Желаете вступить в брак? - спросила женщина сухо и взглянула на Наташу.
Бесцветная какая-то, подумал я. Как кактус. Такая не поможет. Вот она наша судьба-регистраторша.
- Здесь бланки, заполните их аккуратно. Паспорта при вас?.. Да, вон за тем столиком, там будет удобнее...
Мы перешли с Наташей за свободный столик, а Лика и Виктор заняли наши места.
Горобец, льстиво улыбаясь, трогал то ручку, то чернильницу, то пресс-папье, то поправлял стопки бланков, бумажек на столе регистраторши, что-то замолол сдавленным шепотком, наклоняясь, как бы кланяясь или словно рассказывая нечто скабрезное.
Лицо у регистраторши совсем окаменело, потом вытянулось, глаза удивленно раскрылись, она покраснела и даже как-то похорошела от этого.
Тут вступила Лика. Она долго, терпеливо и доверительно тихо втолковывала что-то регистраторше. Горобец и тот притих, перестал за все хвататься, убрал руки и только, как зачарованный китайский болванчик, кивал головой в такт Ликиным словам.
Регистраторша окинула меня невидящим, полным изумленного ужаса взглядом.
Глухо, подумал я.
И вдруг все трое поднялись со своих мест и куда-то направились. Неожиданно по-восточному величавая Лика, проходя мимо, подмигнула мне.
Вернулись они не сразу.
Горобец светился, как начищенный самовар.
Неужели удалось?
- Заполнили? - спросила регистраторша. - Так... Сейчас проверим... Значит, вы оба ранее состояли в браке?.. Свидетельства о расторжении брака имеются?
- Есть... у меня, - сказал я. - А Наташе обещали через неделю.
- Вот через неделю и принесете, - думая о чем-то своем, сказала регистраторша. - Мне... Пока оформим документы, пока то да се... в общем, раньше десятого апреля никак не получается.
Она сверила свои расчеты с календарем.
- Да. Десятого. В десять приходите. Свидетели по вашему усмотрению, можете пригласить, а можете не приглашать.
- Вот и хорошо, - потер руки Горобец. - Мы как раз документы в райисполком везем двадцать первого, в понедельник.
- Ой, огромное вам спасибо, - вздохнула Наташа.
- Дочка у меня... тоже в санатории, - задумчиво сказала регистраторша.
И улыбнулась. Какое, оказывается, у нее молодое, красивое лицо. У нашей судьбы.
- Подождите, - осенило ее. Дайте-ка я в горзагс позвоню, вдруг у них побыстрее выйдет?
Вернулась мрачная, злая, расстроенная.
- Ничего не получается. Хотела, как лучше, а вышло по-другому. И даже запретили мне регистрировать вас десятого. Тринадцатого, не раньше. А это воскресенье... Все равно приходите. В десять. Я загс сама открою. Ничего...
Я не знал, как благодарить эту женщину. Вот он - свой человек для нас с Наташей.
Ее поступок похоже вдохновил даже Горобца.
- Ты не бойся, Валера. Мы, со своей стороны, тоже... - начал он, но так и осталось неизвестным, кто это мы и с какой стороны эти мы собираются что-то сделать для нас с Наташей.
И почему все-таки такое усталое лицо у регистраторши? Устала делать добро? Но делает же! Как и молодой судья, любитель хоккея, как и Малика, как и Горобец, в конце концов.
Значит, не все потеряно.
Значит, есть надежда. А надеждой жив человек.
Мы вышли вчетвером из загса.
Солнце в открытом небе смеялось теплой ватрушкой, сияло зеркально в стеклах зданий и, отражаясь от весенних луж, озаряло снизу лица прохожих розовым светом...
Счастье, вот оно счастье, вот его мгновение, которое так сильно, может быть, и не повторится больше никогда. Я был счастлив. Смеялась Наташа, улыбалась Лика, похохатывал Горобец.
Счастье?.. Какими стихами рассказать о счастье, какими словами передать это сильное, до дрожи, ощущение постоянного предчувствия, что оно сбылось, что оно есть и будет и невозможно без тебя...