— Немного поупражняюсь, и это, пожалуй, станет вполне естественным делом для меня, — сказал Эндрю.
— Нет, Эндрю, это никогда не станет естественным для тебя, потому что это само по себе неестественно. Какого лешего ты вздумал носить брюки?
— Но я же сказал, Джордж, из любопытства, чтобы узнать, что значит носить одежду.
— Но до того как ты их надел, ты же не был голым. Ты был просто… ты был самим собой.
— Наверное, вы правы, — уклончиво ответил Эндрю.
— Я изо всех сил стараюсь взять в толк, к чему все это, Эндрю. Твое тело так прекрасно, что стыдно прятать его, если еще учесть при этом, что тебе безразлична температура воздуха и нет необходимости соблюдать условности. Да и материя плохо прилегает к металлу.
— Но разве тело человека не прекрасно, Джордж? Тем не менее вы одеваетесь.
— Ради тепла, гигиены, для защиты и украшения. Да и в качестве уступки обычаям, царящим в обществе. К тебе все это не имеет никакого отношения.
— Без них я чувствую себя нагим.
— Правда? Насколько мне известно, до сегодняшнего дня ты и не заикался об этом. Это что, что-то новое?
— По совести говоря, новое.
— Неделя? Месяц? Год? Как давно это началось, Эндрю?
— Мне трудно объяснить… Просто я чувствую, что стал другим.
— Другим! Другим по сравнению с кем? Прошло то время, когда робот был новинкой, диковиной. На Земле теперь миллионы роботов, Эндрю. Согласно последней переписи населения, только в нашем регионе роботов почти столько же, сколько и людей.
— Я знаю, Джордж. Множество роботов выполняют всевозможные работы.
— И ни один из них не носит одежды.
— Но и свободного робота среди них нет.
— Ах вот оно что! Ты чувствуешь себя другим, потому что ты и есть другой.
— Совершенно верно.
— Но носить одежду…
— Доставьте мне удовольствие, Джордж. Я этого очень хочу.
Джордж сделал медленный, глубокий выдох:
— Как скажешь. Ты ведь свободный робот, Эндрю.
— Да. Я свободен.
Первоначальное недоверие, с которым Джордж принял авантюру Эндрю с одеванием, сменилось любопытством и весельем, Он теперь мало-помалу пополнял гардероб Эндрю различными предметами одежды. Вряд ли сам Эндрю решился бы покупать себе одежду, да и заказывать ее по компьютерному каталогу ему также было неловко, поскольку после судебного процесса его имя стало широко известно, и какой-нибудь служащий отдела доставки, как бы далеко ни находился склад, мог его узнать и распустить сплетню о том, что свободный робот стал носить одежду; этого Эндрю совсем не хотелось.
Так что Джордж снабжал его всем, о чем Эндрю его просил: сначала принес рубашку, потом туфли, пару тонких перчаток, целый набор декоративных эполет.
— А как насчет нижнего белья? — спросил как-то Джордж. — Может, и его приобрести для тебя?
Но Эндрю не имел никакого представления о нижнем белье или о том, для чего оно предназначено, и Джорджу пришлось объяснить ему все это. Эндрю решил, что не нуждается в нем.
Он намеревался носить одежду, только оставаясь один дома. И едва ли он когда-нибудь выйдет в город одетым. И даже в собственном доме он перестал ее надевать в чьем-либо присутствии после нескольких попыток такого рода. Его удручала покровительственная улыбка Джорджа, которую тот никакими силами не мог скрыть, и удивленные взгляды посетителей, которые первыми застали его в одежде, зайдя к нему сделать заказ.
Хотя Эндрю и был свободным роботом, в него все же была заложена тщательно разработанная программа поведения, специальный нервный канал, не такой мощный, как тот, что ведал Тремя Законами, но достаточно сильный, чтобы не позволять ему никаких поступков, обидных для людей. Он осмеливался продвигаться вперед только очень маленькими шагами. Открытое осуждение отбросило бы его на целые месяцы назад. Колоссальным скачком было для него его первое появление на улице в одежде.
В тот день никто и никак, по его наблюдениям, не проявил своего изумления. Но, может, его вид так поразил их, что они просто не успели отреагировать соответствующим образом. Ведь и для самого Эндрю эксперимент с одеванием представлялся весьма странным.
Он купил зеркало и часами мог изучать свое отражение, поворачиваясь то одной, то другой стороной под разными углами. И порой ему совсем не нравилась его наружность. Его сделанное из металла лицо с горящими фотоэлектрическими глазами и грубыми чертами робота поражало Эндрю своей нелепостью теперь, когда оно возвышалось над мягкими, яркими материями, из которых были пошиты его одежды, предназначенные для человеческого тела.
А иной раз ему казалось, что носить одежду — это самое что ни на есть его дело. Дизайнеры постарались сделать его, как, впрочем, и остальных роботов, по возможности во всем похожим на людей: две ноги, две руки, овальной формы голова на тонкой шее. И не то чтобы дизайнеров «Ю. С. Роботс» на это толкала некая необходимость. Они могли бы придать ему любую внешность, лишь бы хорошо функционировал: поставить колеса вместо ног, снабдить шестью ногами вместо двух, приставить прямо к туловищу вращающуюся сенсорную «будку» вместо головы с двумя глазами. Но нет — они создали его по своему образу и подобию. Потому что лучшим способом преодолеть глубоко сидевший страх перед разумными машинами у людей первые же роботехники сочли создание роботов, наиболее близких им по форме.
А раз так — почему бы ему не носить одежду, как люди? Это же сделает его еще более похожим на людей, не так ли?
Но в любом случае Эндрю хотел носить одежду.
Это казалось ему символом его статуса легально признанного свободного робота.
Но, конечно, далеко не все признавали Эндрю свободным, несмотря на юридическое подтверждение его статуса. Для многих людей сочетание слов «свободный робот» было столь же бессмысленно, как, например, «сухая вода» или «светлая тьма». По самой сути своей Эндрю не мог обижаться на людей, но он ощущал, как затрудняются — замедляются и встречают сопротивление мыслительные процессы всякий раз, когда он сталкивается с чьим-либо нежеланием признавать его с таким трудом завоеванный в суде статус. Он понимал, что, когда он появляется у всех на глазах одетым, он рискует нажить себе врагов в лице таких несогласных. И он старался соблюдать осторожность.
Но не только враждебно настроенным к нему людям не нравилось ношение им одежды. Даже человек, больше всех на свете любивший его — Маленькая Мисс, — была шокирована и, как подозревал Эндрю, встревожена этим. Эндрю понял это сразу. Как и ее сын Джордж, Маленькая Мисс постаралась скрыть свой испуг и неловкость при виде одетого Эндрю. Но, как и Джорджу, это ей не удалось.
