Пятно на краю острова увеличивается в размерах. Футов сто в поперечнике. Стандартный аппарат малого тоннажа.
Кой черт занесла его сюда нелегкая, думаю я. А у самого все клокочет внутри. Прямо как утром, когда захотелось выпрыгнуть из атмосферы.
Неужели есть контакт? Из-за какой-то дурацкой случайности. По официальной версии, Земля для этих – вроде заправочной базы. Они тут болтаются над «точками силы», энергию набирают. Мы, люди-человеки, им не нужны.
А мы так хотим оказаться нужными!
И еще мы – точнее, узкий круг посвященных, – мечтаем вломить им зверски, чтобы клочья полетели. За все хорошее. В первую очередь за то, что нас заперли в пределах лунной орбиты. Возможно, они и правда хотят как лучше. Они не могут не знать, что люди от космоса мрут. Но кто-то выживает! Вот, мы с Билли, например. И даже если рассказать человечеству всю правду о смертельном риске, который ждет за отметкой в полмиллиона километров, – найдутся тысячи добровольцев. Это будет ужасно, неполиткорректно, бесчеловечно. Успешно переболеет от силы тридцать процентов. Но появится достаточно материала, чтобы разобраться – с чем мы сталкиваемся и каким именно образом это меняет нас. И появится надежда.
Ведь несмотря на сегодняшнее как-бы-равновесие, пока человечество искусственно «приземлено», опасность последней мировой войны остается. Нам надо летать. Иначе мы убьем себя…
Дыхание выровнялось, нервишки успокоились, к острову я подошел с холодной головой. Правда, с нее текло. Мы выиграли много времени, пробежавшись по жаре, и поймали-таки своего «клиента». Но физически я устал неадекватно.
Ну, вот оно. Наехав краем на берег острова, в болоте лежала, чуть криво, летающая тарелка. Посадочные ноги были втянуты, люки закрыты. Судя по следам, оставшимся в трясине, аппарат сюда по большей части приплыл. Хотя несколько коротких подлетов ему удались.
Билли сбросил верх комбинезона, снял футболку и выжал ее с громким плеском. Покрутил над головой, разгоняя мошкару. Снова оделся. Подошел к тарелке. От души врезал сапогом по серебристому борту. И заорал во всю глотку, так, что над болотом разнеслось эхо:
– Сара, открывай!!! Абрам пришел!!!
Я плюхнулся задом на траву и потянул из-под воротника загубник фляги. У меня не было ни сил, ни желания комментировать реплику Билли.
– А потише нельзя, Абрам? – спросил из-за кустов девчоночий голосок, донельзя серьезный, даже мрачный.
– Соси бензин, – посоветовал «Абрам».
Как многие взрослые, но малость инфантильные мужчины, Билли терпеть не может, когда его просят вести себя потише.
Билли стоит, набычившись, уперши руки в бока, и мне нелегко заставить его расслабиться и сесть. Главное сейчас делать вид, что все нормально. Мы не можем провести ментальный допрос, значит, надо опутывать девочку паутиной слов.
– Сара, – говорю, – ты извини, что мы без приглашения, но понимаешь, мама волнуется.
Нельзя выглядеть опасными. Никакой агрессии ни во взгляде, ни даже в мыслях. Сара знала, что кто-то придет за ней. А мы вот не такие. Мы в гости.
– Я Айвен. Это Вильям. Кажется, ты хочешь пить?
Сую руку за пазуху, отстегиваю флягу.
– А почему он сказал, что его зовут Абрам?
– Это шутка такая, вырастешь – узнаешь.
Девочка не спеша подходит ко мне и берет флягу.
Карикатурная свита девочки ковыляет за ней следом.
Очень грязная Белоснежка и семь гномов в серебристых комбинезонах.
У меня внутри пусто и чисто, я ровный, как футбольное поле. Только две эмоции – спокойное внимание и желание помочь. Других не было никогда. Я в жизни не ненавидел.
Особенно я не ненавидел этих уродов. Я их так не ненавидел, как они не могут себе представить.
Впрочем, они действительно не могут, потому что им эмоции недоступны. В их примитивных мозгах, растянутых тонкой пленкой по костяным полушариям под черепами, не предусмотрено вместилище для бессознательного.
Бездушные твари, несчастные биороботы. Собственно, они ни в чем не виноваты. Наши претензии следует адресовать их хозяевам.
Кажется, Билли сейчас надорвется от могучей любви к уродцам. Зря он так переигрывает.
Сара пьет из моей фляги. За спиной девочки стоят полукругом семеро особей ростом от трех до четырех футов. Длинные руки, короткие ноги, вдавленные в плечи шлемы комбинезонов, темные очки-светофильтры, как на наших защитных масках.
Поубивал бы.
В воздухе ощущается легкое напряжение, игривое такое, как обычно, когда сходятся равные соперники и прикидывают – а не подраться ли?
Еще в воздухе роятся кровососущие насекомые. Мы с Билли машинально отмахиваемся от них. А у Сары грязная мордашка намазана репеллентом, конечно.
Мордашка довольно милая, но слишком много от мистера Сэйера. Не получится из Сары королевы выпускного бала. Девочка об этом смутно догадывается, и ей все равно. Она себя давно отделила от рода человеческого, и в этом нет ее вины, поскольку род человеческий первый начал.
Хотя, когда у нее через несколько лет капитально взыграет гормон, Сара, конечно, поплачет в подушку из-за того, что красивые дураки предпочитают красивых дурочек. А «сделать лицо» до двадцати одного года можно только по справке особой врачебной комиссии. Это правильно, кстати.
О чем я думаю, черт побери. Мне работать надо.
– Вы ведь не люди, – говорит Сара.
Она не спрашивает, она утверждает.
– Ничего себе заявочки, хлоп твою железку! – восхищается Билли. – Слушай, у тебя маркер красный цел еще?
– Зачем тебе? – Сара удивлена, он ее зацепил, так держать, напарник.
– Хочу написать на этой хреновине: «Здесь был Билли».
У Сары поверх рубашки с длинным рукавом надет туристский жилет, весь в карманах. Она достает откуда-то из-за спины красный цилиндрик и бросает его Билли со словами:
– Держи… Абрам!
Серебристые гномы стоят неподвижно. Я стараюсь их не замечать, очень стараюсь, хотя раздражают они неимоверно. У собак есть душа. У этих – нет.
Билли молча проглатывает «Абрама», отворачивается к летающей тарелке и сосредоточенно что-то пишет.
– Мы, конечно, люди, Сара, – говорю. – Такие же, как ты. Просто не обычные люди. Твои способности врожденные, а мы свои приобрели в космосе. Мы были астронавтами.
Пытаюсь легонько прощупать Сару, настроиться на ее эмоциональную волну, но не выходит. Семеро гномов накрыли нас колпаком. Ладно, спасибо уже на том, что мы видим друг друга во всей нашей сверхчеловеческой непростоте.
Она не управляет ими. Но они зависят от нее. Это мне нашептывает Билли.
– Хотел бы задать тебе несколько вопросов, Сара. Первый и главный – ты, в принципе, собираешься показаться маме?
