- Ты хочешь взять меня с собой? Ты уверен, что я могу полететь с тобой?
- Садись, а то мы тянем время. Нас пассажиры ждут!
- Не заставляй их ждать, - сказал он и забрался на переднее сиденье.
Мы немедленно взлетели, и до чего же хорошо было видеть человека, снова оказавшегося в любимом им небе. Он снял шляпу, его седые волосы развевались на ветру, и он широко улыбался, что-то припоминая.
Биплан мягко приземлился на сенокосе, и я не выключал мотора, пока Карл выходил из кабины.
- Давай, катай своих пассажиров, - сказал он. - Потом мы зачехлим аэроплан и поедем ко мне домой.
Мы беспрерывно катали пассажиров, пока солнце не склонилось к горизонту, и все это время Карл Линд следил за полетом биплана, ожидая нас вместе с женой и с Эвереттом. Это был лучший за все время будний день - двадцать пассажиров до захода солнца.
- Не знаю, предусмотрено ли это Кодексом бродячих пилотов, - говорил я Карлу, пока мы ехали вдоль берега озера Джинива и кружили среди раскинувшихся там усадеб. - Полагается, чтобы мы были грязными с головы до ног и все свободное от полетов время проводили под крылом самолета.
- Да нет. Такое тоже случалось. Кто-нибудь, кто любил самолеты, бывало, приглашал к себе на ужин.
Но не совсем в такой манере, думал я, когда мы уже подъезжали к его дому. Яркая картинка была словно вырезана из журнала по домоводству: повсюду мягкие ковры, стекла от пола до потолка, открывающие вид на воду.
- Вот это наш домик, - извиняющимся тоном начал Карл. Я и Стью расхохотались одновременно.
- Так, небольшая хижина в лесу, верно, Карл?
- Ну... хорошо ведь иметь местечко, знаешь, куда можно приехать и расслабиться.
Мы совершили краткую экскурсию по этому элегантному дому, испытывая при этом странное ощущение. Мы почувствовали приближение к цивилизации. Карл получал огромное удовольствие от своего дома, и благодаря этому это было счастливое место.
- Можете переодеться здесь, ребята. Пойдем искупаемся. То есть вы пойдете. А я за первые пять забросов поймаю две рыбы. Бьюсь об заклад.
Уже почти стемнело, когда мы босиком спустились по бархатному склону газона к его причалу. По одну сторону выкрашенного в белый цвет деревянного причала находился эллинг, а на блокталях висел быстроходный катер.
- Батареи, возможно, сели. Но если мы его заведем, то отправимся покататься.
Он спустил катер на воду и нажал на стартер. Раздался лишь пустой щелчок и тишина.
- Пора бы и помнить, что надо подзаряжать батареи, - сказал он и снова поднял катер в воздух.
Карл принес с собой небольшую удочку и взялся выполнять свое обещание насчет Двух Рыб за Первые Пять Бросков в тот самый момент, когда я и Стью, разбежавшись, прыгнули с причала в воду. Озеро было прозрачной бездонной чернотой, словно чистое масло, двадцать лет выдержанное на льду. Взяв с места в карьер, мы поплыли к бакену, находившемуся в ста футах от берега, и оттуда наблюдали, как покидают небо последние отблески солнца. Вместе с ними исчезли и звуки на всем Среднем Западе, и шепот от нашего бакена легко доносился до берега.
- Карл, довольно тяжелая у тебя жизнь, - сказал я через разделявшую нас воду.
- Еще два года, и я уйду на покой. А может, и раньше, если удастся получить разрешение медиков на полеты. Да я бы и в этом году все бросил, если бы мог летать один! Но если я не могу летать, то сидеть здесь просто так было бы совсем скверно.
Со второго заброса он поймал рыбу и выпустил ее обратно в темную воду.
Мы оторвались от бакена и медленно поплыли к причалу. Деревянные перекладины лесенки были гладкими и поросли мягкими водорослями, а когда мы поднялись на белые доски причала, воздух был теплый, как летняя ночь.
- Я проиграю заклад, - сказал Карл. - Вы распугали мне всю рыбу своим плеском. Пять забросов и всего одна рыба.
К тому времени, как мы вернулись в дом и натянули на себя наименее грязную одежду, Эверетт успел уехать, вернуться и выставить на стол громадный пакет, из которого еще шел пар.
- Я взял дюжину гамбургеров, - сказал он. - Этого должно хватить, как по-вашему? И еще галлон пива.
И мы расселись в тот вечер за столом у камина в берлоге Карла с ее стеклянными стенами и принялись поглощать гамбургеры.
- Знаешь, мне ведь пришлось продать Птицу, - сказал Карл.
- Что? Почему? Это же был твой аэроплан!
- Да, сэр. Но я не смог этого вынести. Выходишь к ней, моешь ее, полируешь, а сам летать не можешь, - эта самая медицина, знаешь. И самолету было плохо, и мне было плохо. Вот я ее и продал. Тельма до сих пор держит свою Сессиу, и мы время от времени на ней летаем. - Он покончил со своим гамбургером. - Да, у меня тут есть кое-что вам показать. - Он встал из-за стола и вышел в гостиную.
- Я очень надеюсь, что медицинское разрешение все же будет получено, сказала Тельма Линд. - Это так много значит для Карла.
Я кивнул, думая о том, как это несправедливо, что жизнь человека так сильно зависит от того, что для всех прочих является лишь клочком бумаги. Будь я на месте Карла, я бы сжег все бумажки в камине и летал бы сам в своем самолете.
- Вот это вы посмотрите с удовольствием, - сказал Карл, вернувшись.
Он развернул на столе длинную фотографию, и мы увидели десяток аэропланов, стоящих в одном ряду перед ангаром.
В нижнем правом углу белыми чернилами было написано
9 нюня 1929 года.
- Вот это ребята, с которыми я летал вместе. Посмотри на этих парней. Что ты о них скажешь?
Он назвал по имени каждого пилота, и все они глядели на нас, такие гордые и полные жизни, со сложенными на груди руками стоя у своих самолетов. Там же сбоку стоял и юный Карл Линд в белом воротничке, при галстуке и в бриджах, еще не ставший президентом "Линд Пластик Продактс", еще не тревожащийся из-за получения медицинского сертификата. Об этом он не будет думать еще тридцать пять лет.
- Смотри сюда. Лонг-Винт Иглрок, Уэйко-10, Кэнак, Фэ-зент... вот где были настоящие аэропланы, как по-твоему? Вылетали мы на Пикник пожарных...
Хороший это был вечер, и я был рад, что мои годы немного совпали с годами Карла. Он ведь летал и улыбался с этой фотографии еще за семь лет до моего рождения.
- Радуйся, что у тебя есть друзья, - сказал Карл. - Мы-то знаем людей с миллионами долларов и без единого друга на белом свете, правда, Тельма? Радуйтесь, что у вас есть друзья, ребята.
Он был совершенно искренен и, чтобы как-то разрядить серьезность момента, улыбнулся Стью.
- А тебе нравятся все эти полеты и посадки на пастбищах?
- Я получаю самое продолжительное удовольствие за всю мою жизнь, - сказал этот пацан, а я чуть не свалился со стула. За все лето он не удостаивал меня таким откровением.
Была уже полночь, когда мы забрались в наши спальные мешки и угнездились под крылом биплана.
