Что моё — моё. Убивать моих людей — преступление. «Преступник… — заклать Богу». Я в бога не верю, но насчёт «заклать» — с Петром Алексеевичем согласный.
* * *
С «послом» получилось как у Голицына — парень промахнулся. Пришлось заставить дорезать. Бледность, рвота… хорошо хоть в обморок не упал. Но — сделал. Ещё пару раз повторить — будет вполне годен.
Факеншит! Где взять евреев?! Был бы у меня нормальный резник — отдал бы гридней в подмастерья. Стрелять, фехтовать, биться… — умеют. Резать — нет. А на «Святой Руси» бой — именно «резаться».
Ох, чует моё сердце, выучатся. Будет у моих гридней достаточно… «наглядных пособий».
— Ты всё понял? Понравилось?
— Ы-ы-ы…
Последний живой из отряда мещеряков, из «посольства». Молодой парень, почти подросток. Стоит передо мной на коленях, рядом с обезглавленным трупом своего отца — главного «посла», с вывернутыми за спину руками в наручниках.
Поднимаю за подбородок его лицо. Паника, страх, ужас. Даже штаны мокрые. Впрочем, мы ж сами его в озеро кинули — на нём всё мокрое.
— Служить мне будешь?
— Ы-ы-ы…
Реакция… никакая. Было бы отрицание — было бы понятно. А так… чистый страх, прострация. Душа растеклась в слизь.
— Ладно. Надумаешь — придёшь. Но одну службу ты мне точно сослужишь. Подайте-ка мне торбу и ожерелье.
Торбочка, с двумя отрубленными головами, вешается подростку на шею. Сверху — ожерелье из отрезанных у мертвецов ушей.
— Отнесёшь к старейшинам. Цацку — повесишь перед вашим главным домом. Чтобы все запомнили. Князь Андрей отдал мне все земли до граней русских селений. Вы — мещеряки. Поэтому вы — под моей властью. Кто этого не понял — голова будет лежать в мешке. Как эти. Кто моего слова не услышал — уши будут висеть на верёвке. Как эти. Прикраса из дурней — умным совет. Отведите его в лес и пусть идёт.
— Господине, а цепки — снять?
— Нет. Это знак. Тем, кто в моей воле сомневается. Отведите его.
Что с ним потом сталось? Эх, девочка, сколько таких было…
Парнишка дошёл и донёс. Слух разошёлся широко. Мещера — народ цивилизованный, не стали «откапывать топор войны», а собрали большой совет племени. Цепочку между наручниками их кузнецы разрубили. А браслеты снять не смогли — так он и пришёл потом ко мне. Там… это уже другая история.
Посёлок, мужчин которого мы истребили, за зиму частью вымер, частью разбежался. Другие роды ушли дальше от Стрелки. Иные просились к боярам под защиту. Некоторые остались на старых местах, признали мою власть, попали под молотилку «моей национальной политики».
Процесс обрусения, продолжавшийся в этом племени столетиями, с моим появлением резко ускорился. Ныне уже и имени такого не осталось. Только три разных типа женских рубах. Один из которых схож с теми, что носят женщины на Неруссе.
Мне в те поры важно то было, что опасность, от сих людей проистекавшая, отодвинулась, что люди мои могли безбоязненно ловить рыбу, бить зверя, пахать новины в землях, Всеволжск окружающих.
Нет у меня вражды к со- и ино- племенникам, есть ненависть к людям. Которые живут плохо. А лучше жить — и сами не хотят, и другим не дают.
* * *
В отличие от некоторых коллег-попандопул я как-то… насчёт «национальных вопросов»… и таких же — ответов… в первой жизни пропустил. Советское воспитание в совокупности с последующим жизненным опытом привели меня в состояние не только интернационалиста, но, даже, интер-расиста. Мне как тому кирпичу: что англосакс, что великоросс, что бабуин — лишь бы человек был хороший.
О мещере я прежде ничего не знал. Вообще — названия здешних народов, хоть и сходны с названиями 21 века, означают другое. Смысл многих слов — разный. Как, к примеру, «тёлка»: в 21 веке — молодая женщина, в 12 — молодая корова.
Восемь веков — большой срок. За это время народы меняются кардинально и неоднократно. Назвать здешнего рязанца или суздальца — русским человеком — вызвать недоумение. Таких здесь нет. Они так о себе не думают. «Русские» здесь — экспортный вариант. И не они одни: англичан здесь нет — саксы, валлийцы, нормандцы. Французы — первое употребление термина лет через 20–30. Пока — франки, бургундцы, аквитанцы.
Внешний этноним — как «русские», в смысле — «советские», экспортный вариант середины 20 века. Вы армянина от эвенка отличаете? Но они все были «русские». В те времена, когда один бывший министр обороны одной заморской страны выскочил из окна дурдома с криком: «Русские идут!».
Мещера — русские люди. Этнографы будут, в 19 веке, именно в связи с мещеряками, отмечать различия в культуре, хозяйствовании, менталитете… между русскими разных волн расселения. Некоторые элементы языка, женского костюма, названия… могут уцелеть. Относясь, по сути, уже к другой общности людей.
Возникший конфликт не был межэтническим ещё и потому, что я сам себя русским, здешним, «святорусским» — не считаю. Кто-то может пьяную драку между сицкарями и опольцами рассматривать как национально-освободительную войну. Для меня, с позиции моей чуждости, это просто драка между нажратыми до скотского состояния стадами хомнутых сапиенсов.
Я — «Зверь Лютый», нелюдь. Город мой — не-Русь. Народ — «десять тысяч всякой сволочи». Каждого из которых нужно отмыть, отскоблить от его русскости или мещеряковости, или марийкнутости… Сделать человеком. Моим человеком. А какой у него «лицевой угол»… Да плевал я на это! А уж насмотревшись в греческо-татарские глазки великого русского исконно-посконного святого князя Андрея Боголюбского… И плевал, и поплёвывал.
Этот эпизод напоминал кое-какие случаи из первой жизни. Типа: «азеры наезжают, мзду хотят». Но — «Это наша корова! И доить её будем мы!». В данном случае: ловить рыбку в Мещерском озере. А как на той стороне себя называют…
«Труп врага хорошо пахнет». Добавлю — на третий день после смерти любые трупы, с любой самоидентификацией, пахнут одинаково.
Да фиг с ней, с рыбкой! Мало ли мест в округе. Но они взяли моих людей! И вели себя невежливо при встрече. Пошёл «храповик»: хмырь распустил руки, босс не сдал хама — принял на себя. Я ответил «физикой». Их боец махнул копьецом, мои ответили клинками.
Гениальность «Русской правды» в том, что она позволяет остановить кровопролитие. Позволяет заплатить за кровь серебром. В родо-племенных обществах этого нет.
«Ну, так рассуди, кого ты предпочитаешь привести пленником в свой лагерь: эту женщину или такого человека, как я?