— Спрашивать буду я. Ты будешь только отвечать. Потом, когда придет время, ты все узнаешь.
— Не имеете права!
— Фараон, сын солнца, на все имеет право!
И странный голос повторил как эхо:
— Божественный фараон на все имеет право. Потому что он сын солнца.
Она вскинула голову.
— Я не его раба, и на меня он никаких прав не имеет!
Все так же безучастно он обратился к чернокожим:
— Развяжите ее!
Потом сказал ей:
— Сейчас спрашиваю я. Что вам надо в моих владениях?
Она невольно уступила его властному тону.
— Наши люди добывают здесь черные опалы. И никто не знает, даже никогда не слышал, кто вы и где ваши владения.
— А ты, девушка? Тебе ведь не нужны опалы. Чего ты ищешь здесь?
— Я изучаю одну опасную болезнь, которая уничтожает флору этого района.
Он прикрыл глаза.
— Опасную, говоришь? Что вы можете о ней знать?!
— А вы знаете что-нибудь больше?
Сделав вид, что он не слышал ее, фараон продолжил:
— Смогут ли белые люди ее остановить?
Мария пожала плечами.
— Попытаемся! Если нам удастся уничтожить растительность в пустыне и насекомых в радиусе сотни-двухсот километров, тогда, я думаю...
— А если не удастся?
— Боюсь даже подумать. Произойдет катастрофа. Мировая катастрофа, страшнее взрыва всех атомных бомб.
— Зачем вам уничтожать насекомых?
— Потому что они разносят болезнь.
Немного помолчав, он спросил ее:
— А ты можешь разводить таких насекомых?
Она взглянула на него, ошеломленная вопросом. Когда-то, когда мексиканская опунция распространилась в Австралии и угрожала засорить своими непроходимыми колючими зарослями пастбища и поля, фермеров спасло одно насекомое, вывезенное из Мексики, — кактобластис касторум. Этот факт известен каждому энтомологу. Еще студенткой Мария занималась в лаборатории разведением кактобластиса. Выращивала она и насекомых энтомофа-гов, убивающих других насекомых: афелинуса, который откладывает свои яйца в телах кровяных вшей и личинки которого вгрызаются в их внутренности; трихограмму, которая откладывает яйца в яйца ночных бабочек; божьих коровок родилия и криптолемус, которые питаются цитрусовыми червями. Она умела их разводить, но не сказала об этом. Беглое подозрение, еще неясное, но страшное, зародилось в ее сознании.
— А зачем вам это?
Фараон не ответил. Легким кивком головы он дал знак стражам.
— Эхенуфер, отведи ее, пусть увидит богатство и мощь фараона!
И снова тот же невидимый дребезжащий голос прокричал:
— Падите в ноги фараону!
Стражники повели ее налево. При их приближении один каменный блок в стене отошел в сторону, и перед ними открылся зияющий чернотой вход в какой-то коридор. Они прошли по нему шагов сто и остановились в том месте, где коридор разветвлялся на два новых коридора. И снова в сторону отошла каменная плита. Мария почувствовала, что у нее начинает кружиться голова. В свете факелов перед ней засверкали груды золотых сосудов, браслетов, ожерелий, шлемов, щитов, мечей, копий. Тускло поблескивали черные опалы. Даже она, считавшая себя невосприимчивой к опаловой лихорадке, поняла, что это стоит миллионы: золото в таком количестве, какое она не могла себе представить, опалы такого качества и таких размеров, какие ей и не снились.
Внезапно что-то метнулось в воздухе и опустилось ей на плечо. И тот же пронзительный голос прокричал ей почти в ухо:
— Падите ниц!
Опомнившись от неожиданности и страха, девушка повернула голову. На плече у нее сидел красивый белый какаду с желтым хохолком. Она несмело его погладила.
— Какой красивый попугайчик! — обратилась она к нему.
— Кок — кок! — забормотал попугай.
— Милый ты мой попугайчик! — повторила Мария.
Черный Эхенуфер прикоснулся к ее плечу, напоминая, что им надо возвращаться. И она снова пошла впереди него. Массивная плита бесшумно повернулась и слилась со стеной. Так же бесшумно закрылся и вход в коридор.
Она снова стояла перед троном.
— Ну что, видела мои богатства? Может ли кто другой мериться с фараоном?
В голосе его Мария невольно уловила нечто большее, нежели обыкновенное бахвальство, какую-то болезненную нотку, страстное желание услышать слова восхищения.
Услышав слово «фараон», попугай прокричал:
— Падите ниц...
Фараон оборвал его:
— Хватит, Кенатон!
Кенатон замолчал. Он уселся на пьедестал женской статуи и начал чистить клювом перышки, время от времени тихо вскрикивая:
— Какой красивый попугайчик! Милый ты мой попугайчик!
Видно было, что ему нравились эти слова.
Мария пренебрежительно скривила губы.
— А зачем вам это богатство?
— Если пожелаешь, оно будет твоим!
Она резко вскинула голову. Чего добивается этот странный человек?
Фараон встал. Сделал шаг вперед, горделиво расправив узкие плечи, вздернул острую бородку.
— Не только золото и опалы. Вся страна принадлежит мне. Я — Эхнатон, последний из фараонов Красной южной земли, которую вы назвали Австралия.
Если бы она находилась в городе или в «Сити», Мария просто бы посмеялась над такими претензиями, а его самого посчитала бы сумасшедшим. Но здесь, в недрах гор Радужной змеи, подавленная мрачной торжественностью грандиозного храма, его баснословными богатствами, она забыла, что за пределами этих каменных чудес была и другая Австралия, с многомиллионным населением, с фабриками, армией, экономической и военной организацией, которая никогда не слышала, да и не хотела слышать о существовании какого-то подземного фараона, который неизвестно каким образом уцелел до наших дней.
— Слушай! — торжественно начал Эхнатон. — И суди сама! Если ты умеешь читать иероглифы, посмотри на надпись на пьедестале Нефертити!
Нефертити! Мария вдруг поняла, почему так близко, почему так знакомо было ей это тонкое одухотворенное лицо. Голова Нефертити вносила жизнь и тепло в этот мертвый каменный зал, где царил физически еще живой, но духовно давно уже мертвый фараон с его покорными воинами-роботами, глаза которых были неподвижны и пусты, а движения замедленны, как у сомнамбул.
Девушка не тронулась со своего места, она даже не посмотрела на древнюю надпись. Ведь она не была египтологом и не могла прочитать ее. Фараон закрыл глаза и ровным, бесстрастным голосом заговорил. Он знал наизусть этот чудесный рассказ, в котором давались объяснения множеству старых загадок и содержались ответы на еще большее количество вопросов.
— «Говорит Нефертити, единственная царица Черной земли Кемет, единственная царица Красной южной земли».
