— Я понесу рюкзак, — сквозь зубы сказал Краб.
— Добро, — Грек повернулся и хромая, двинулся вдоль шоссе. — Макс за мной, потом Краб. Очкарик, держи спину, — бросил он через плечо.
Хорошо, что ей досталось идти замыкающей. Она не стала жаловаться, но добираясь до Грека на свалке, скатилась по куче ржавого хлама. Приземление тоже не назовешь удачным. Она ободрала бедро и ударила колено. Правая нога болела нещадно. Пока никто не видел, можно было хромать вволю.
То был не решительный бросок, то был бой не на жизнь, а на смерть. О каком таком "держи спину" могла идти речь, если через пару километров, девушка вообще перестала понимать, где находится?
Впереди расплывалась спина Краба, сгибавшегося под тяжестью двух рюкзаков — и своего и Макса. В ушах стоял отзвук того грохота, что преследовал ее на протяжении многих километров. Ремень от автомата натирал плечо. Рюкзак с каждым шагом становился все тяжелее. Ника собрала все силы, чтобы не упасть навзничь, хотя бы на миг избавляясь от непосильной тяжести. Как сомнамбула она тащилась вперед, подчинив себя жесткому ритму. Два шага — вдох, два шага — выдох. Кроме этих вздохов, больше не было ничего. Пропала Зона, исчезла трава под ногами. Почерневшее небо, освободившееся от туч, обрушилось сверху и перед глазами замерцали далекие звезды.
Ника пропустила тот момент, когда проводник скомандовал привал. Она продолжала идти вперед, уже не имея перед собой ориентира в виде спины Краба. Ее поймал за рукав Макс, легче всех, несмотря на ранение, перенесший дорогу.
— Очкарик, пришли, — услышала она. Но только рывок за рукав остановил ее.
Девушка рухнула на колени и едва не вскочила вновь — острая боль в колене пронзила тело.
Они устроились на ночевку в тесной пещере, образованной вывороченным деревом, раскинувшим узловатые корни наподобие шатра. Ника не уловила, чья очередь дежурить и кто следует потом. Вытянув лишенное подвижности, одеревеневшее тело под сенью корней, она забылась тяжелым сном.
Разбудил ее то ли Макс, то ли звук падающих капель. Так или иначе, она сидела, перенеся тяжесть на левую ногу, вслушивалась в звук далеких пока шагов и ждала, что он скажет после того, как отложит бинокль. Пока он разглядывал серую пелену тумана, поднимающегося с болот, Ника ощупала больную ногу. Колено не опухло и она с облегчением перевела дух. Бедро болело так, что к нему невозможно было прикоснуться, но это пугало меньше.
Макс оторвался, наконец, он разглядывания и посмотрел на Нику.
"Зомби или убогий", — по губам прочитала девушка.
От сонного состояния не осталось и следа. Вчерашний случай отбил у нее охоту относиться к зомби как к страшным, но безобидным мертвецам — так, во всяком случае, выходило по рассказам Красавчика. Ника поднесла часы к глазам и никак не могла взять в толк, что означает шесть тридцать. Ее очередь караулить или время будить Грека. Она подняла глаза на Макса, надеясь получить ответ, но тот задумчиво разглядывал спящего проводника. Точнее, его затылок, на котором белела повязка. Будто почувствовав его взгляд, заворочался Грек. Он шумно вздохнул и повернулся лицом. Увидев их напряженные лица, он вскинул голову.
"Там", — Макс ткнул пальцем в сторону болота.
— Не знаю, — отложив бинокль, вскоре сказал Грек. — Зомби или убогий. Не разобрать. Лучше бы зомби, конечно.
— Почему? — как всегда Макс первым задал вопрос, который вертелся у нее на языке.
— Ты так и не понял, сынок? А в "Пособии" что про это написано?
— Там… много чего написано. И зомби и убогие опасны, когда проявляют не мотивируемую агрессию.
— В точку. С одной лишь разницей, что убогого убивать западло. Тут ты прав. И еще. Убогие очень привязчивы. И отвязаться от них практически невозможно.
— Так они и выходят с Зоны, увязавшись за сталкерами?
— Часто. Но не всегда. Иногда бывает, что расстреливают своих поводырей и бродят себе дальше. А есть и сталкеры, которые специально ходят в Зону за тем, чтобы выводить убогих.
— А как же приступы агрессии?
— Не могу ответить тебе на этот вопрос, сынок. Мы можем пройти рядом с убогим, и он нас не заметит. А можем поговорить и он пойдет за нами. А можем и без разговоров получить очередь в живот.
— Или в спину, — вставил вдруг Краб, давно прислушивающийся к разговору.
— Поговорить захотелось, Краб, — обрадовался проводник. — Полчаса на то, чтобы перекусить и сменить повязки. Ты точно в порядке, Очкарик? — спросил Грек, заметив как Ника поморщилась, неудачно поджав ногу.
— Я в порядке, — ответила она.
Спустя полчаса они, растянувшись гуськом, двинулись в путь. На этот раз Грек поставил замыкающим Макса, сам пошел первым. Он натянул сверху на бинты вязаную шапку, чтобы не так бросались в глаза.
— Видишь вешки, сынок? — проводник показал ей, идущей следом за ним, ряд вбитых в туман колышков. — Вот по ним и иди. Но помни — это только пометки, чтобы не угодить в трясину. Обычную трясину, сынок. Все, что касается аномалий, это отдельный разговор, сынок.
— И все-таки, — полез в бутылку Макс. — Хотя бы приблизительно, чего бояться?
— Тебе, Макс, нужно бояться всего. Но первоочередная задача — обойти убогого без проблем. Твое дело, назад оглядываться почаще. Увидишь, что он вскинул автомат — стреляй первым. Задача ясна?
— Предельно ясна.
— Отлично. Смотри-ка, Макс, ты схватываешь на лету. Это еще уметь надо. И не забывай ногами шевелить и задницей двигать.
Макс что-то пробурчал себе по нос. По всей видимости нечто оскорбительное для проводника. Однако этот выпад остался тайной для всех, исключая его самого.
Убогого, так назвал его со знанием дела Грек, удалось миновать без проблем. Широкоплечий мужчина в поношенном комбинезоне, с отсутствующим взглядом глубоко посаженных глаз и трясущимися губами, не обратил на них внимания. Тяжелые ботинки месили грязь. Он глубоко вздыхал, ходил кругами, глядя себе под ноги, словно пытался отыскать что-то потерянное.
Ника шла за Греком, погружая ноги в туман. Каждый раз она испытывала неприятные ощущения. Ей казалось, что там, внизу, ничего не было, кроме плотного серого дыма, что еще шаг и она провалится в пустоту. Как ухитрялся Грек находить дорогу там, где не было ни неба, ни земли, осталось для девушки загадкой. Однако они продвигались вперед и каждую вешку, выплывающую из тумана Ника считала подарком.
Болото пульсировало. Время от времени из плотного дымного облака выбрасывались белесые протуберанцы и медленно таяли без следа. Купол неба, накрывший болото, уступал по насыщенности светом туману, стелющемуся под ногами. Серый цвет бледнел, наливаясь изнутри светом. Казалось, солнце переместилось под землю и теперь светит оттуда, наполняя белым цветом плотный туман.
