- Мы далеко еще не знаем всего, что происходит в мировом пространстве, - нарушил молчание Рейкин. - В нашу атмосферу могли влететь из космического мира потоки неизвестных яам быстрых частиц, которые и пробили какую-то нашу кассету. Все, что произошло и особенно мгновенное растопление крыльев самолета, все так походило на действие ядерного горючего.
- Если так, то значит наши кассеты ненадежны? - глухо сказал Горнов.
Предположение о ненадежности кассет было ему страшнее всего. Ведь над проблемой кассет работал он и целый ряд институтов. Лишь после того, как была решена эта проблема защиты койперита от самых быстрых частиц космических лучей, можно было вывести койперит из серого здания и передать его в технику. Разрешение проблемы защитных оболочек считалось крупнейшей победой Горнова за последние два года его научных изысканий.
- Но почему остальные кассеты остались невредимы? - опросил Воронин.
Рейкин после недолгого молчания, сказал:
- "Арктика" была в высотных слоях стратосферы, где космические лучи не поглощались, плотными воздушными массами. Как только она снизилась, бомбардировка кассет неизвестными частицами прекратилась, и койперит в других кассетах сохранился.
Виктор Николаевич молчал. Он не подтверждал объяснение своего ассистента, но он и не возражал. Его томило ужасное подозрение против того, кого он считал своим другом, против того, кто умирал здесь же, в кабине, и не мог оправдаться. Он чувствовал, что странное поведение Исатая во время испытания кассет как-то связано с тем, что случилось с ними.
Фраза, сказанная Исатаем перед вылетом: "Я не смерти боюсь", и на которую он, Горнов, не обратил тогда внимания, сейчас встала перед ним, как предостережение.
"Чего мог бояться Исатай? Почему он первые минуты после вылета из Чинк-Урта так тревожно смотрел на те части самолета, в которых были сложены кассеты с койперитом. Неужели он,-думал Горнов,-предполагал возможность того, что случилось. И об этом хотел сказать мне... Если Исатай натолкнулся на какое-то новое, неизвестное мне свойство койперита, то можно ли будет пускать в действие все сверхмощные машины и агрегаты, уже установленные на дне Полярного моря, на Гобмуре и Ях-Пубы. Неужели придется кому-то и после меня уйти в серое здание и за его толстыми стенами начать изучать, снова ставить опасные опыты, доделывать то, что не доделал я".
Горнов не обманывал себя. Он знал, на что идет, на что ведет за собой жену и товарищей. Их жизнь может кончиться в ту минуту, когда они пустят в действие микропушки - исполнят последний свой долг.
СРЕДИ СНЕЖНЫХ СТОЛБОВ.
На далекой вершине заблестел снег. В небе одна за другой таяли звезды. Бесснежный пик вдали загорелся розовым светом. Внизу стоял густой синий мрак.
И вдруг яркий свет залил горные вершины. Красный диск солнца показался над цепью главного хребта. С каждой минутой в сумраке раннего утра вспыхивали новые и новые белые вершины. Огромная синеватая тень Дор-Ньера легла на Сарвинскую равнину.
Горнов, с намотанной вокруг пояса веревкой, с парашютом за спиной стоял у края каменного обледенелого ската.
Профессор Лурье и. Вера стояли в нескольких шагах позади него. Воронин, морщась от боли в ноге, сидел туг же. Рейкин нервными, быстрыми шагами ходил вдали от всех, проводя рукой по совершенно бескровному бледному лицу. Его знобило.
Кругом было тихо, ни один звук не нарушил сурового молчания гор. Каменные безлесные отроги белели снежными вершинами. Лучи солнца уже спускались к речным долинам.
- Если Исатай придет в сознание, не отходи от него. Он хотел что-то сообщить мне, но не успел. Быть может, он очнется, - вполголоса сказал Горнов, подозвав к себе жену. - Жди меня ровно двадцать четыре часа. Если я не вернусь, попробуй сама опуститься, дать знать - где вы.
Вера Александровна бросилась мужу на шею. Рыдания рвались из ее груди. Сдержав себя, она сказала:
- Будь спокоен, я сделаю все.
Среди тишины внезапно послышалось отдаленное гудение. Все с надеждой обратили взгляд на кусок голубого неба, видимый в просвет ущелья. Из-за горы, совсем близко вырвался гул моторов.
Звуки мотора исчезли так же внезапно, как и родились. Самолет ушел за скалы. Горы угрюмо молчали.
- До свиданья! - крикнул Горнов и, согнув колени, сделал бросок всем телом и ринулся по крутому скату.
Лыжи рванулись вперед, перелетели через снежный бугор и стремительно понеслись к краю камня. Там была пропасть, а, может быть, торчащие гранитные зубья.
Вера Александровна закрыла глаза. В изнеможении опустилась на камни. Откуда-то издалека донесся до нее крик.
- Это он! Он! - закричала она и бросилась к скале. - Профессор, вы не слышали? Это он!
Лурье угрюмо мотнул головой.
Она схватила бинокль.
- Смотрите, профессор! Возможно, он промелькнет где-нибудь между деревьями. Смотрите! Смотрите! -повторяла она.
Оторвавшись от утеса, Горнов увидел почти рядом с собой отвесную стену, с острыми уступами. Открыть парашют на расстоянии двух метров от стены было невозможно. Серые выступы гранита и белые полосы снега быстро мелькали перед его глазами. Внизу щетинились каменные зубья.
Горнов дернул кольцо. Парашют развернулся, и в тот же миг раздался треск шелка. Горнов сильно ударился о выступ и на момент повис в воздухе.
"Подвесился", - с ужасом подумал он.
Но парашют скользнул по камню и, хотя и не очень мягко, спустился на снежное плато.
Место, куда попал Горнов, представляло собой морену когда-то бывшего здесь ледника. Ниже начиналась линия лесов. Недалеко от места спуска из скал торчали уродливые карликовые сосны и вереск.
Горнов вскочил на ноги.
- Эге-гей! - прокричал он, что было силы. И этот крик услышали на скале.
Через полчаса Виктор Николаевич шел по тайге.
Недавно выпавший глубокий снег плохо держал лыжи. Постоянно справляясь с компасом, Горнов шел вперед среди кедров, пихт и густого ельника.
После долгого пребывания в лабораториях, в заводских цехах, где выполнялись заказы строительства, после постоянных перелетов на дирижаблях и самолетах, он приятно чувствовал упругое напряжение мышц всего тела. Возбуждение, вызванное прыжком "вслепую", стало спадать. Тишина лесной глуши окружила его со всех сторон.
Горнов шел быстро. Под ногами, как стеклянные, звенели промерзшие ветки. Свалившиеся старые деревья, обрывы и пропасти или внезапно выросшая среди тайги отвесная скала, заставляли делать далекие обходы.
Теснее и теснее сжимались сосны и мохнатые ели.
Нигде не было никаких признаков жизни. Все живое куда-то забилось, попряталось. Медведи, несмотря на рано наступившие морозы, уже залегли в берлоги, волки пододвинулись ближе к оленьим стадам, к жилью. Притаившись среди густой хвои, рысь, злыми глазами следила за пробирающимся по тайге человеком. Птицы, укрываясь от сорокаградусного мороза, забились в густую хвою деревьев, а неугомонная веселая белка спряталась в дупло.
