- Зерити, неумирающая ведьма! - приветствовал он ее с насмешливым почтением. - Всего мгновение назад я был в своей постели - мало же тебе понадобилось времени, чтобы доставить меня в твою!
Задрав голову, он оглядел пещеру, где под потолком искрились в свете факелов капли влаги.
- Уютненькая спаленка! Так чем я обязан такому вниманию с твоей стороны?
Зерити рассмеялась коротким грудным смехом, чуть приоткрыв полные яркие губы, обнажив полоску жемчужно-белых зубов:
- Да-а, это, несомненно, Конан - искатель счастья с далеких, холодных скал Киммерии! Только он, став главнокомандующим огромной армии, мог не усвоить при этом хороших манер! Помнится, и Маздок, и Озбаал в свое время быстро этому научились, поднявшись из такой же грязи, как и ты. - Не отрывая от него пристального взгляда мерцающих глаз, она сменила свою и без того нескромную позу на еще более вызывающую. - За те короткие мгновения, что мы с тобой виделись, я мало успела тебя узнать, но, как вижу, не ошиблась, представляя тебя эдаким косматым, грубым дикарем, - она откровенно разглядывала его почти обнаженную фигуру. - И, - добавила она, - ты мне очень нравишься именно таким.
- Ну, ты тоже должна будить желание во многих, - насмешливо протянул Конан, - коль скоро сотни мужчин каждую ночь теперь видят тебя во сне!
Она снова рассмеялась, но вскоре оборвала смех и придала своему лицу озабоченное выражение.
- Ну, а если серьезно, Конан, я и в самом деле думаю, что такой силач и умелый воин, как ты, сможет сослужить мне неплохую службу. - Тут она снова изогнулась как кошка и сказала уже совсем другим тоном: - Неужели ты не сможешь удовлетворить мои скромные чаяния?
Ведьма, конечно, смеялась над ним, но ведь не просто так она то ли вызвала его к себе, то ли сама явилась к нему во сне. Он скрестил руки на груди и решил посмотреть, чем все это кончится. Если он спит, то это не более чем сон, а присниться может всякое.
- Сожалею, Зерити, но нынче я немного занят и не смогу уделить тебе времени ближайшие несколько месяцев. Не говоря уже о том, что нынешние мои заботы прямо противоположны твоим.
- Хватит, - вдруг резко оборвала его Зерити, садясь на постели и обнимая себя за плечи, словно ей внезапно стало холодно. - Я и без твоих насмешек прекрасно знаю, с каким поручением послала тебя Руфия. Но знай, киммериец, рано или поздно ты будешь моим! Ты будешь принадлежать мне телом и душой, хочешь ты этого или нет! - Тут она засмеялась, но на этот раз смех ее звучал как-то неестественно. - Так что лучше тебе этого захотеть. Ибо скоро, очень скоро все то, что будет мне неинтересно, просто перестанет существовать! Если я захочу, я сотру с лица земли тебя и твою Киммерию... Говоря это, она скорчила отвратительную гримасу, отчего ее лицо потеряло всю привлекательность.
Встав с постели, Зерити протянула руку к факелу и резким движением вырвала его из гнезда в стене.
- Никогда не заботили меня ни глупые страхи, ни страдания плоти - этому подвержены вы, простые смертные. И мне нет дела до вашей любви или ненависти, ибо у меня есть любовь бога, - она с яростью глянула на Конана, бога, а не грязного варвара! Хочешь знать его имя? Я скажу тебе, - она вдруг развернулась и ткнула пылающим факелом прямо в шелковые простыни, выкрикивая: - Джакала! Его зовут Джакала!
Постель вспыхнула, словно облитая маслом. Пламя, завиваясь столбом, поднялось до самого потолка пещеры, и та, словно была не из мрамора, а из воска, начала вдруг плавиться, оплывать и терять форму. Ведьма пропала, и языки пламени рванулись к Конану.
Дивясь на все эти чудеса, Конан вдруг понял, где находится. Пещера была не пещерой, а сталактиты были не сталактитами. Варвар стоял посреди пасти какого-то немыслимого древнего хищника, у самой его глотки, и хищник этот начал просыпаться. Пламя обжигало ему небо, а розовая постель, на которой нежилась Зерити, была не чем иным, как его языком. Северянин затравленно оглянулся в поисках выхода, но гигантские челюсти клацнули, смыкаясь, горящий язык шевельнулся, потянувшись к нему раздвоенным концом...
Конан проснулся весь в поту. Открыв глаза, он обнаружил, что, ворочаясь во сне, едва не разбил себе голову о торчащую из палубы металлическую скобу. Конан выругался и сел, откинув одеяло.
Киммериец нащупал на затылке изрядную шишку и выругался еще раз. Ему и прежде снились дурацкие сны, но, видно, надо было крепко стукнуться головой, чтобы привиделась такая чушь. Да и вчерашнее вино оказалось несколько прокисшим...
Ночь стояла тихая и безлунная. Где-то поблизости послышался тихий вскрик, и Конан поморщился: он надеялся, что кошмары давно перестали сниться его воинам.
Но ведь кошмар приснился сегодня даже ему... А что, если они достигли границ темного царства Зерити и теперь эта чума снова охватит всех до единого? Но что это за надежды, которые возлагает на него ведьма? Надо будет попробовать расспросить людей, о чем говорит с ними Зерити во сне. Наверняка и остальным снится что-то похожее.
Конан встал и прошелся по палубе. С бака его окликнул часовой, ему тут же отозвался часовой снизу. Вокруг было по-прежнему тихо, но Конана грызло какое-то беспокойство. Огни четырех галер мирно мерцали, отражаясь в черной воде.
И тут снова послышался тихий вскрик.
- Часовые, будите команду! - рявкнул Конан и сам кинулся вниз поднимать спящих солдат и гребцов. - Поднять якорь! Всем на весла! Но только тихо, и не зажигайте огней - сначала нужно узнать, что происходит.
Снова поднявшись на корму, он окликнул часового на соседнем корабле и велел ему разбудить Турио. Тем временем, бормоча и спотыкаясь со сна, команда расселась по веслам. Гребцы терли глаза и зевали во весь рот.
Вскоре перед Конаном предстал Турио - такой же заспанный, как и все остальные.
- Я обойду лагуну и вернусь, если не увижу ничего подозрительного, сказал ему Конан. - Ты остаешься здесь за меня.
- А что случилось? - Турио, не вполне проснувшийся, соображал еще туговато. - Я ничего не слышал...
- А я слышал! - оборвал его Конан. - Но еще не понял что.
Якорь был поднят, люди расставлены по местам. Киммериец велел начинать грести и как можно тише разворачивать галеру по течению.
Корабль почти бесшумно скользил по зеркальной глади воды. Лишь изредка всплескивали весла. Три галеры спали беспробудным сном; фонари часовых едва горели, а сами сторожа далеко не сразу отзывались на тихий окрик Конана. Ниже по течению, чуть поодаль от остальных, мерцали огни четвертой галеры, но, под плывя поближе, Конан разразился отчаянной руганью: на мелкой волне спокойно покачивалась пустая лодка с фонарем посреди скамьи, кормовой и бушпритный фонари были подвешены на склонившиеся над водой ветви деревьев.
