Ему предлагали проект за проектом, ему подсовывали контракты на сладких как мед условиях. Он вошел в моду, как гвоздь в древесину; каждый день в его электронном почтовом ящике (реального ящика, с замочком и почтальоном, Влад давно не держал) собирались десятки писем. Деловых. Поздравительных. Поклонничьих.
От Анны за все время, прошедшее после их встречи, пришло одно только письмо. Все в порядке, дети гордятся книжкой с автографом автора, уморили белой завистью всех друзей и подруг. Анна рада Владовым успехам. Желает удачи. Все.
Влад отослал Анне аккуратный радушный ответ. Прочие письма, законченные и недописанные, обдуманные и случайные – остались в его компьютере навсегда.
Тем временем толпы детей и взрослых штурмовали кинотеатры ради радости увидеть Гран-Грэма на экране. Романы переводились на все новые и новые языки, и Владова слава ползла по земному шару, как червяк по яблоку. Налегали журналисты, вооруженные улыбками и микрофонами. Вспыхивали фотовспышки, и лезли под руку книги, снова и снова взыскующие автографов…
– Ты по-глупому упускаешь шанс, – однажды сказала задумчивая Анжела.
В последнее время задумчивость была обычным ее состоянием. Дни напролет – в перерывах между перелетами, банкетами и презентациями – она посвящала чтению. Особенно часто Влад замечал в ее руках мемуары и жизнеописания великих.
– Ты по-глупому упускаешь шанс…
Повисла пауза.
– То есть? – спросил Влад, когда понял, что без наводящего вопроса Анжела дальше не двинется.
Анжела вздохнула:
– Видишь ли… Тебе никогда не хотелось изменить мир?
Влад не нашел ничего лучшего, кроме как тупо отозваться:
– А я его изменяю…
Анжела хихикнула:
– Ага… То есть мир делается добрее оттого, что читает книжки про Гран-Грэма. Да?
– Да, – сказал Влад с вызовом. – В том числе.
– Что-то незаметно, – скептически хмыкнула Анжела. – Как там новости… с последней войны?
Влад нахмурился:
– Можешь сказать, чего ты от меня хочешь?
– Я хочу, чтобы ты на секунду вышел из мира троллей и эльфов и чуть-чуть задумался. О будущем, например.
– О чьем будущем?
– А у нас оно общее.
– Наше будущее обеспечено как нельзя лучше, – жестко сказал Влад.
– То есть ты полностью удовлетворен. Это все, чего ты хотел. Автографы, интервью, визжащие ребятишки…
Влад решил помолчать. В третий раз спрашивать у Анжелы, чего она хочет и куда клонит, было бессмысленно. Она затеяла этот разговор – значит, рано или поздно дойдет-таки до сути.
Анжела поняла, что он не ответит. Усмехнулась:
– Ты никогда не задумывался о том, что узы могут быть не только проклятием… и не только оружием… но и орудием для преобразования мира? Для перемены к лучшему? И сколько их было, таких как мы – в истории?
Она расхаживала по комнате, одно за другим называя имена, известные каждому школьнику. От самых великих, священных имен, лежащих в основании мировых религий – до имен обыкновенных диктаторов, малорослых узурпаторов, прославленных президентов.
– …Они были такие же, как мы. Хотя бы некоторые из них – иначе и быть не может. Это случалось сплошь и рядом – люди сперва просто вместе пьют, потом вместе орут на улице, а потом их становится миллион. И другие присоединяются к ним просто по закону большой толпы. И мир меняется, Влад. По воле одного носителя уз – меняется мир. А по воле двоих сразу…
Она сделала многозначительную паузу. Влад смотрел ей в глаза. Да, Анжела была в кураже. Она действительно верила в то, о чем говорила.
– Знаешь, – медленно сказал Влад, – тогда, в больнице… Когда ты, едва живая, пошла на этот риск, на эту боль, на все эти… ради того, чтобы не привязывать к себе врача, сестер и санитарок – тогда я подумал о тебе… в какой-то момент подумал о тебе очень хорошо. Это правда.
Анжела вспыхнула. Резко вдохнула воздух, чтобы ответить что-то резкое – и не ответила. Отвернулась:
– Да мне плевать на самом деле, что ты обо мне думаешь.
Она врала. И знала, что ложь ее заметна.
– Послушай, Влад. Послушай… Сколько людей умирают ежедневно под бомбами… от голода… от отчаяния? Если бы мы… привязали к себе нескольких человек… точно зная, что в наших силах таким образом изменить мир к лучшему…
– Анжела, – мягко сказал Влад. – Ты очень приблизительно представляешь себе устройство мира.
Она нахмурилась:
– Почему ты так думаешь? Потому что ты интеллектуал, а я недоучка?
– Я тоже недоучка, – сказал Влад.
– Вот-вот, – Анжела свирепо усмехнулась. – Тебе кажется, что мир сложен. А мир – современный мир – устроен, как пирамидка из детских кубиков. У кого нынче деньги – у того власть. Только денег должно быть много.
– Удивила, – сказал Влад.
– Да, – сказала Анжела с вызовом. – И если бы… Если…
Влад оборвал ее. Легко перемахнул через множество «если… чтобы… когда…»:
– И что бы ты сделала, если бы у тебя оказался неограниченный доступ к неограниченным деньгам?
– Я бы построила бы новую страну, – тихо сказала Анжела. – Свою. Страну. Справедливости. Не веришь, что это возможно?
Влад молчал.
– Подумай все-таки, – тихо сказала Анжела. – Мы с тобой встретились… Есть еще такие люди на земле? Ныне живущие? Мы не знаем… А нас уже двое. Мы объединились. Мы стали сильнее… Подумай, может мы – посланы на землю… во благо? И отказываясь от предназначения – поступаем недостойно?
Влад молчал.
– Один человек может изменить все, – сказала Анжела твердо. – Два человека… наверняка. У нас есть управа на всех на свете… на президентов, банкиров, королей, магнатов, террористов… на всех. Понимаешь? И нам не нужно создавать свою пирамиду власти, свою секту, религию… Пирамиды уже стоят – денежные. Надо только оторвать зад от кресла. Послушай, мы с тобой, ты да я, можем изменить мир. По-настоящему. Без дураков. Вылечить больных, накормить голодных… Ну ладно, пусть не всех, но – многих, подумай!
– Очень хорошо, что ты хочешь прославиться добрыми делами, а не злыми, – задумчиво подытожил Влад.
Анжела обиделась.
* * *
«Дорогой Влад!
Пока найти удалось немного.
Маковский Дом Малютки был закрыт двадцать лет назад. Никаких сведений о биологических родителях младенца, получившего впоследствии имя Влад Палий, в архиве обнаружить не удалось. Свидетелей нет. Здесь пока пусто.
Теперь относительно Опильни.
Илона Стах погибла в автокатастрофе, более того, по документам выходит, что она погибла за день до рождения дочери (вероятно, ошибка в записях). Могилы не удалось отыскать – хотя запись о захоронении в документах имеется.
