— А что на той стороне каньона? — глухо донеслось из-под маски Аттвуда.
— Аптаун. Там живут те, для кого Ирис слишком дорог, слишком шумен или слишком скучен. Окраина, одним словом.
Они неспешно пошли по выложенной плиткой дорожке, подсвеченной ледяными фонарями. Внезапно в каньоне бесшумно полыхнул фиолетовый сполох.
— Это же бластер! — удивленно сказал Аттвуд. — Там что, немножко воюют?
Биди засмеялся.
— Боже упаси. Это работает лучевая станция, плавит лед. А переделана она, точно, из батарей бортовых бластеров.
Они свернули за угол. Биди тронул один из фонарей, и он выбросил ослепительный луч вдоль аллеи, где в два ряда стояло с полсотни ледяных фигур.
— Еще одно наше искусство, — сказал барон, — скульптура из чистого льда. Вот выспимся — покажу. Когда вам потом будут говорить «лед», вы непременно будете представлять его зеркально-гладким, хотя он бывает и шершавым, и припорошенным, и битым, и любым другим. Не бывает только горячего льда.
— Да, — эхом ответил Аттвуд, глядя на аллею.
Только потом он понял, зачем это было сказано.
Оскар очнулся от короткого писка локатора. Как всегда, возвращаясь знакомой дорогой, он не упускал случая поспать минуту-другую, просыпаясь, впрочем, от каждого звука, от малейшего толчка буера.
Все было в порядке: в амбразуре крыла по-прежнему блестела Ледяная звезда, а локатор пищал оттого, что засек на горизонте огромный парус пассажирского экспресс-буера. Впереди все еще мерцал его синий топовый огонь, заметно смещаясь влево — значит, экспресс шел в Столицу. Следом за синим огоньком поползла в амбразуре и Ледяная звезда. Оскар шевельнул пальцами в управляющем «кастете», фалы передали его движение рулевому лезвию, чуть шевельнулось крыло, и буер вернулся на прежний курс.
Оскар снова вздремнул, но внезапно совсем рядом, едва не попав под полозья, истошно заорала страшная, не годная даже на чучело певчая сова, падальщица. Наверное, это старый барон с поистине аристократическим юмором, который простым людям не постичь, назвал эту тварь певчей. Если бы все птичьи песни были такими, люди перевешались бы еще на планете-матери.
Оскар глянул на звезды, потом на карту: до Старой Трещины оставалось полчаса ходу. Он снова шевельнул пальцами, устанавливая парус буера ребром к ветру и одновременно задирая носок рулевого лезвия. Зубчатая пятка конька начала скрести по льду, и через пару минут мелкой тряски буер остановился.
Оскар сбросил «кастет» с пальцев, отодвинул фонарь-обтекатель, уперся руками в борта и одним прыжком выскочил на лед. На первый взгляд все было в полном порядке, но перед прыжком через Старую Трещину стоило осмотреть буер подробно, ослабить крепление ледяного балласта и обязательно проверить стопор рулевого лезвия. Бывали ухари, пренебрегавшие этим, но они остались в прошлом, на дне Старой и других трещин. Он вынул из носового гнезда фару-прожектор, подключил к поясному энергобрикету и двинулся вокруг буера, но сначала выволок с заднего сиденья длинный меч без ножен и прицепил на пояс.
— Тоже мне, Ледовый Корсар, — усмехнулся он.
Меч очень мешал, но уж больно ловко было отбиваться им от хищных пингвинов, тем более что игломет не всегда брал их толстые шкуры.
Буер был в полном порядке, как и следовало ожидать, иначе что-нибудь непременно дребезжало бы на быстром ходу. Работы оказалось немного: ослабить рычажные фиксаторы, чтобы балласт сбрасывался мгновенно, и еще раз спокойствия ради обойти вокруг машины. Напоследок Оскар достал из-под левого налокотника узкую красную ленточку и пустил ее конец по ветру. Лента вытянулась, словно по линейке. Оскар пристально посмотрел на Ледяную звезду, отпустил свой конец, и ленточку мгновенно унесло ветром. Он в который раз подумал, что Богу ни тепло, ни холодно от такого ничтожного приношения, но обычай следовало соблюдать даже наедине с собой. Да и направление ветра не мешает лишний раз определить перед прыжком. Если разведка оказалась удачной, это еще не значит, что и дальше все будет нормально.
Когда Оскар снова забрался в кабину, снял перчатку и сунул пальцы в «кастет», снаружи заорали сразу две певчие совы.
— Чтоб вас разорвало… — пробормотал он, разворачивая парус так, чтобы Ледяная звезда пришлась на середину амбразуры, и прикидывая, какого черта здесь собралось столько этой нечисти.
Буер сразу поймал ветер и понесся, набирая скорость, по стеклянно-гладкому полю. Минут через двадцать, когда мимо промелькнула первая вешка, Оскар заметил, что кто-то проходил здесь совсем недавно: царапины на льду еще не затянулись. Может, Браконьер на промысел отправился? Но размышлять об этом было некогда — зеленые вешки мелькали теперь одна за другой по обе стороны. Миновав красные вешки, Оскар стряхнул «кастет» с правой руки, а левой до упора дернул на себя рычаг с рубчатой оранжевой рукояткой, и парус раскололся вдоль, распался на два длинных крыла. Рычаг назад — и на самом краю Старой Трещины тяжело грохнула глыба балласта, а полегчавший буер уже летел над пропастью, и Оскар с обычной неодолимой дрожью во всем теле считал мгновения полета. Он облегченно перевел дух, когда лезвия полозьев ударились о лед на другом краю расщелины, но через секунду корпус сотряс еще один удар, левое крыло отлетело к чертям, и искалеченный буер закрутился в бешеном вальсе, лишь чудом не ухнув в пропасть, а Оскара вышвырнуло из расколовшейся кабины следом за фонарем-обтекателем.
«Что?! Я же всегда здесь прыгал!» — только и успел подумать он перед ударом о лед.
Очнувшись, Оскар услышал энергичную ругань со столичным акцентом. С трудом он поднялся на ноги и попытался помотать головой.
— Слава Богу, — донеслось сзади. — А я думал, так и сдохну, не дождусь, пока ты очнешься.
Оскар обернулся. В луже заледенелой крови лежал Сова Таклтон и корчил зверские рожи. Рядом валялась кривая сабля, тоже вся в крови.
— Здорово, Сова, — пробормотал Оскар. — Хорошее местечко ты выбрал для харакири.
— Тебе все шуточки… — Сова говорил тише, чем ругался. — А я сейчас подохну.
— Раньше надо было подыхать, — сказал Оскар. — Теперь я тебя вытащу.
— На себя посмотри, — так же тихо посоветовал Таклтон.
— Успею еще. — Оскар опустился на колени рядом с раненым. — Что у тебя?
— Заливал балласт, пингвины налетели… пока отбился, они у меня фунтов пять живого мяса выдрали. Ну, и я троих положил… вон, валяются.
И верно: чуть вдалеке примерзли кровью ко льду три мохнатые кучи. Оскар плюнул в их сторону, как велел обычай, достал из аптечки на поясе вечный шприц с обезболивающим, поискал на Таклтоне живое место и прямо сквозь костюм воткнул иглу в тело. Потом достал пакет с «минуткой» и начал бинтовать сверху вниз.
