Только через сто лет (независимых, конечно) я понял, насколько попал в точку.
Срок нашего пребывания на Кулюгулю подходил к концу. Мы увеличили «рабочую неделю», отменили выходные и почти не спали. Как обычно, выяснилось, что работы еще непочатый край — как у нас, так и у кулюгулян. И, как обычно, впереди маячило самое интересное. Я вникал в кулюгулянские технологии и поднимался на катере к оставленному на орбите «Осеннему цветку», чтобы местные инженеры пощупали руками то, с чем они уже ознакомились по чертежам. Кулюгуляне были настроены решительно и планировали лет через двадцать-тридцать построить примерно такой же корабль. Мы звали их в гости к нам на Землю — наши полномочия позволяли нам это.
Ах, как хорошо, когда между братьями по разуму — потомками кошек и потомками обезьян — не возникает острой неприязни из-за какой-нибудь ерунды! Мы не выказывали отвращения, изучая их по меньшей мере странные брачные обычаи, а они не насмехались над религиозными убеждениями землян, хотя сами придерживались таких верований, что никакой земной богослов не признал бы их даже зловредной ересью, не то что полноценной респектабельной религией. И так далее. Открытым оставался лишь вопрос о бобугаби. Мы сделали вид, что забыли о нем, а кулюгуляне сделали вид, что поверили в нашу забывчивость. Их это устраивало.
А кто бы вас устроил больше: воспитанный гость или оголтелый искатель истины, нахрапистый и бестактный? Кому из хозяев охота распахивать перед гостями все шкафы, чтобы из них повываливались скелеты?
Так и кончился наш визит. По-рабочему, без прощального банкета и дежурных речей. Мы вовсю демонстрировали благодарность за теплый прием, дружелюбие и достойную усталость. «Осенний цветок» лег на обратный курс, а впереди нас летели все наши радиопослания с Кулюгулю, от первого до последнего. Первое опередит нас на десять лет, последнее — на девять. Мы разгонялись при двух «g», и перемещаться по отсекам было тяжеловато. Порой я ловил вожделеющие взгляды моих товарищей, обращенные к анабиозным камерам. Я бы и сам с удовольствием проспал до самой Земли, но до начала нашей спячки оставалось еще несколько суток. И мы продолжали работать.
— Я нашла значение слова «бобугаби», — сказала однажды Варвара. — Оно из древнего языка и означает просто-напросто «взрослый». Что скажете?
Нам было нечего сказать. Мы с Дэном разинули рты. По тому уровню цивилизации, что мы видели на Кулюгулю, нам не показалось, что ее создали дети.
Дэн подвигал кожей головы.
— Значит, они веселятся, хороня детей?
Варвару передернуло. Придя в себя, она холодно посоветовала Дэну сначала думать, а потом уж брякать.
— Может, это как-то связано с их религией? — предположил я. Она замахала на меня руками:
— Нет и нет! Я изучила обряды их основных конфессий. Там и в помине нет ничего подобного.
— Тогда как понимать их похоронное веселье и нежелание говорить о бобугаби? Мы выяснили, что туземцы радуются, хороня тех, у кого нет бобугаби, или, может быть, тех, кто сам не бобугаби. Убежден, что таковых значительно меньше ста процентов… Погоди-ка! А ведь грубую прикидку мы сделать можем. Дэн! Какова продолжительность жизни аборигенов?
— Около двухсот местных лет, — отозвался Дэн. — Еще сто лет назад было гораздо меньше, а столетием спустя будет несколько больше. Кулюгуляне — молодцы. Сумели оттянуть старость и смерть более чем вдвое.
— Как?
— Блокируют какие-то гены в каких-то хромосомах. В каких — на Земле разберутся. Может быть. Лет через десять после нашего возвращения. В хромосомном наборе кулюгулян черт ногу сломит.
— Ладно, — сказал я. — Значит, грубо говоря, двести земных лет. В переводе на земное время выйдет… э-э… примерно двести сорок пять лет жизни. Впрочем, лучше привяжемся к местному времени. Выходит, что продолжительность жизни среднего кулюгулянина составляет примерно восемьдесят две тысячи местных суток. Так?
Дэн закатил глаза, подсчитал в уме и признал правильность моей арифметики.
— Отлично. А какова численность населения в… — Я затруднился произнести название города, где находилась наша резиденция, язык человеческий на это не способен. Но Дэн понял.
— Три миллиона.
— Мы можем считать, что за время нашего пребывания на Кулюгулю количество жителей этого города изменилось не слишком сильно?
Дэн опять изобразил процесс мышления.
— Ну… туристы могли понаехать. Всякому любопытно поглазеть на инопланетян. Живой аттракцион.
— По-моему, у кулюгулян не развито праздное любопытство, да и власти наверняка ограничили въезд. Лично мне город не показался перенаселенным… Ладно! Примем, что жителей — четыре миллиона. А сколько в городе кладбищ?
— Откуда мне знать? — буркнул Дэн. — Я что, член муниципалитета? Прикинь площадь города, количество этих домов-грибов…
— План города есть в документации, — напомнила Барби.
Я хлопнул себя по лбу и зарылся в терабайты нашей информации о Кулюгулю. Нет ничего проще, чем найти нужное, когда данные любовно организованы в базу, и какое же это мучение, когда баз несколько и каждая слеплена на скорую руку! Прошло не менее получаса, прежде чем мне удалось с помощью Сократа найти искомое.
— Кладбищ — пять, — объявил я. — Разной площади. Имеем мы право предположить, что частота захоронений соответствует площади кладбища?
— Я имею право предположить, что тебе делать нечего, — огрызнулся Дэн. — На Земле и без нас разберутся с бобугаби.
— Не хочешь помочь — не мешай. — Задача увлекла меня, несмотря на ее простоту. Такое бывает со всеми, и я не исключение. Конструктор сложнейших механизмов может прийти в восторг от детского велосипеда. Декоратор цветов ни с того ни с сего начинает восхищаться одним-единственным лепестком, к полному недоумению окружающих. Ценитель живописи иной раз способен пройти мимо Караваджо, чтобы замереть в восторге перед примитивом, намалеванном на драной фанерке. Ну а я с удовольствием вычислял ППП — плотность потока покойников. У каждого свои странности.
Четыре миллиона я разделил на восемьдесят две тысячи и пришел к выводу, что в городе ежедневно отправлялась в лучший мир без малого сотня кулюгулян. Затем прикинул долю кладбища, на дороге к которому нас поселили. Оно было довольно крупным. К нему вели две дороги, и мне опять пришлось предположить, что ППП на обеих дорогах одинакова. В конце концов у меня вышло: мы из своей резиденции должны были наблюдать не менее пятнадцати похоронных процессий ежедневно. А сколько наблюдали реально?
— Ну… трудно сказать, — промычал Дэн, ознакомленный мною с результатами расчета. — Три или четыре, наверное. Вряд ли больше.
— То-то же! Максимум четверть своих покойничков кулюгуляне катят на кладбище, радуясь при этом. А где остальные три четверти? Их складируют? Замораживают до лучших времен? Пускают в переработку?
— Ты упустил наиболее очевидное объяснение, — заявил Дэн. — Во время нашей жизни в резиденции кулюгуляне как вежливые хозяева, вероятно, предпочитали пользоваться другой дорогой.
— Это еще зачем?
— Чтобы не нарушать приватность.
Тут в разговор встряла Барби и заявила, что Дэн несет чушь и что кулюгулянские понятия приватности распространяются лишь на жилища. А поскольку наша резиденция была отделена от улицы не только стенами грибообразного дома, но и обнесенным оградой садом, туземцы не нарушили бы приличий даже в том случае, если бы наняли духовой оркестр, чтобы он играл нам по ночам и не давал спать. Конечно, если бы музыканты при этом остались на улице.
Дэн начал спорить, но мы с Варварой не оставили камня на камне от его возражений. В конце концов он загрустил и сказал, что хочет поспать лет этак сто. До Земли. Мы все этого хотели. Мы попросту устали, и наши головы отказывались служить. Что там бобугаби! Мы подолгу и не всегда успешно решали элементарные текущие задачи. Забывали, куда минуту назад положили какую-нибудь вещь, принимались раздраженно искать ее и портили друг другу нервы. Срывались. Капризничали. Мы еще и надоели друг другу. Часто я придумывал себе работу в самых дальних отсеках корабля, чтобы только побыть в одиночестве, не видя ничьих физиономий. Время тянулось нестерпимо медленно. Оно казалось вещественным и вязким, как прилипшая к зубам ириска.
А впрочем, у всех отрезков времени есть одно ценное свойство: рано или поздно они все-таки кончаются. И настал наконец день, когда мы присоединились к мнению Сократа: «Осенний цветок» лег на правильный курс и достигнет Солнечной системы, если только с ним что-нибудь не случится в пути. Галактика не столь уж пустынна, а для фотонного прямоточника опасно все, что превышает размером микроскопическую пылинку. Мы еще не умеем проламывать пространство, и кулюгуляне не умеют. Возможно, когда-нибудь научимся, но когда? Доживем ли?
