– Дрю, ну че ты орешь?! Сейчас опять это чмо ушастое припрется и накостыляет всем по самое не могу. И все из-за тебя.
Андрей, выдравшись из паутины кошмарного сна, стряхнул с лица приставучие соломинки, медленно приподнялся. Сквозь щели ветхого сарая уже пробивалось предрассветное сияние, освещая десяток узников. Возможно, орал он и сильно, но вроде все спят – не перебудил народ. Лишь Гнус, как обычно, чем-то недоволен. Он вообще хоть спит когда-нибудь или вечно караулит спящих на предмет криков?
– Извини, – устало произнес Андрей.
– Муть опять снилась?
– Да… как всегда… Опять снилось, как мы сюда грохнулись.
– И че?
– Да опять как на самом деле все было. Не полностью, конечно – каждый раз иначе все снится. Но конец, как всегда, выходит одинаковый: вылез нормально и… В общем, этих увидел и орать начал. Все тогда орали, помнишь, наверное.
– Ясен пень. Я тогда тоже глотку чуть не порвал в трех местах. А сейчас-то чего орешь? Считай, уже два года на них любуешься каждый день – давно пора бы привыкнуть к местным нефотогеничным мордам.
– Так во сне все не так, как наяву. По-другому видишь. Иначе совсем все воспринимается, – нехотя оправдался Андрей.
– Дрю, тебе, блин, рот надо на ночь затыкать – в неделю раза два стабильно будишь всех своими воплями! Будто рожаешь, блин! Да еще и от этих достается из-за тебя! Они крик не любят, считают, наверное, что мы деремся, а за драки тут принято лупить.
– Кого я сейчас разбудил? Вон спят все. Тебя? Так ты вообще не в счет.
Гнус, обидевшись, зашелестел прелой соломой, пытаясь совместить две несовместимые вещи – закопаться в тонкий слой поглубже, но в то же время не добраться до утрамбованной земли.
– Дрю, да просто я рядом лежал, вот и толкнул тебя. Остальным в лом вставать тебя успокаивать. Сон-то у всех крепкий – хоть пушкой буди.
– Ладно, я же уже извинился. Спи давай.
– Какой спи? Сейчас на кормежку погонят. Слышишь, по котлу уже вроде бы скребут. Опять сейчас своей знаменитой мегакашей пичкать будут.
– Халва… Чтоб их… как же она уже достала… Гнус, так вроде же с вечера не заваривали? Или варят?
– Не, дыма нет, очаг не разжигали. Значит, без кипятка – холодной залили. Еще хуже выходит. Слышь, Дрю, а чем тебя там, в самолете, кормили? Ну во сне?
– Не помню. Вроде бы ничем не кормили.
– Должны были покормить.
– Ничего никто мне там не должен – это же сон. Да и, может, не помню – я сны плохо запоминаю. Напитки разносили… это хорошо помню…
– И че ты там заказал?
– Сок. Томатный. И эта цыпа к тому же принесла теплый. Полное впечатление, что пил обычную местную мочу – как всегда. Даже во сне не везет…
– Сок?! – Гнус обидно хохотнул. – Ну ты и лох! В билете же не указывают, кому что пить, за все уплачено сразу. Брать надо то, что подороже и посерьезнее. Я минимум водяру заказывал бы.
– Ну я за тебя искренне рад. А по мне так лучше сок выпить, чем непонятно из какой бочки налитую водку, да еще и без закуски.
– А ты конфетки бери, что перед взлетом дают. Накатил глоточек – и конфетку сразу. Хорошо-о-о-о-о. Сладенько. Хотя если конфетка с кислинкой, то лучше к такой брать коньяк. Коньяк, конечно, можно и так хлебать, но с лимончиком или конфеткой гораздо вкуснее получается. Можно еще оливкой его закусить или маслиной. Грибочек тоже ничего, маринованный. С грибочком, особенно если это груздь, можно и водочки пузырь легко придавить – с груздем даже паленка как дистиллированная роса пойдет. Все эти огурчики-помидорчики полный отстой, груздь – это тема во! Чесночка если еще раздавить к нему зубок, так и занюхивать классно выходит – от одного запаха сразу слюны полведра выступает и…
– Гнус, заткнись, пока мы тебя в своей слюне не утопили, – раздраженно донеслось из противоположного угла сарая.
– Угу. С раннего утра, гад, слипшиеся кишки дразнишь, – отозвались уже поближе.
– Это вам, барачным дистрофикам, тока на пользу – перед завтраком вам слюноотделение увеличиваю, – мгновенно отмазался Гнус. – Васильевич, вечная ему память, говорил, что местную халву без этих… как его… ну, мол, не усваивается без них жрачка вообще. Забыл…
– Ферментов, – угрюмо подсказал Андрей.
– Во! Точно! Без ферментов! Он говорил, что эти недоваренные крупы пережевывать надо получше, чтобы хорошо все перемешалось со слюной. Тогда, мол, усваиваются лучше и полностью. А без этого можно вообще не жрать – так и вылетает через дно непереваренным. Прапор вон жрет халву вообще не жуя, так я раз на его кучу посмотрел и чуть не зарыдал: можно опять лопать – что зашло, то и выпало. Зерна там всякие, травки – все лежит целое.
Прапор от желудочных разговоров тоже проснулся и голос подал немедленно:
– Мля, ну и наблюдательный же ты у нас! В следующий раз, как на дальняк пойду, тебе крикну – беги сразу следом и миску не забудь захватить с ложкой. Язва у меня! ЯЗВА! Жуй не жуй, а не переваривается у меня эта параша. Сам не знаю, почему не сдох до сих пор! Меня горячим кормить надо! Умник нашелся…
– Да ладно, Николаич, не обижайся. Тут все больные, у каждого свое…
– Язык у тебя больной. Всех перебудил.
– Так это не я, это Андрюха опять крик поднял. Я его сразу растолкал, а то было бы как в прошлый раз.
– Не знаю как там Андрей, я его не слышал. А вот твоя метла метет будто электрическая.
– Во-во! – опять из угла отозвался Лысый. – Тебе, Гнус, язык отрезать – всему коллективу огромная польза будет. Да еще и Прапору радость получится – бульончик язвеннику из языка наварим. Язвенникам бульон первое лекарство.
– Ну спасибо, нашли позитивную тему! Чуть что, так сразу Гнус!
Обидевшись на весь белый свет, Гнус завернулся в солому с головой. Андрей, поняв, что засыпать уже бессмысленно, уселся, принялся пятерней вычесывать мусор из спутавшихся волос. Голова чесалась немилосердно – будто миллиард вшей завелся. Паразитов, к счастью, здесь не было, да и вряд ли насекомые поселятся на шевелюре, которую уже два года не мыли, – побрезгуют. Хорошо кошкам, эти заразы вообще без водных процедур обходятся. А человеку куда деваться? Народ в сарае уже не спал, но подниматься следом за Андреем никто не торопился. Ловят последние минуты дремоты перед подъемом, да и вообще, давно привыкли без нужды лишний раз не шевелиться – меньше сил уходит.
Прапор, он же Прапорщик, или попросту Виктор Николаевич, самый старый из обитателей сарая, видимо, жаждал общения. Внимательно наблюдая за тем, как Андрей пытается привести шевелюру в порядок, он поинтересовался:
– Чего это у тебя лицо стало такое задумчивое? Андрюш, какая-то у тебя нездоровая печаль. Сны плохие опять достают?
– Да не, Николаич, нормально все. Задумался я просто. Разной ерундой голову забиваю. Лишь бы о пожрать не думать.
