«Узиль» — охотно откликнулся голос.
Слово или же имя было Алине незнакомо. Она с ужасом почувствовала, как холодеет в животе, словно невидимая рука пробралась туда и неспешно перебирает внутренности. Страстно, до зуда захотелось зажать уши, но Алина почему-то поняла, что голос от этого никуда не денется.
— Кто? — хрипло переспросила Алина.
«Узиль, — повторил голос. — Меня зовут Узиль».
Ее бабка, отцова мать, сошла с ума после смерти мужа. Алина помнила, как та с безжизненным лицом и пустыми, остекленевшими глазами бродила по квартире или сидела, уставившись в одну точку и ведя монотонные беседы с невидимой птицей. Птица загадывала загадки, долбя бабку клювом в случае неправильного ответа, и тогда несчастная старуха начинала вопить и метаться, прикрывая ладонями темя. Алина боялась ее до трясучки, и вот теперь недуг давно скончавшейся женщины пришел и к ней самой.
«Ты не сошла с ума, — живо поведал голос. — Я Узиль, и я действительно говорю с тобой».
Алина взвизгнула и закрыла уши ладонями. Нет, нет, нет, это невозможно, она не слышит, не слышит, не слышит. Поскуливая от ужаса, Алина сползла под стол и прижалась к стене. Господи, пожалуйста, она не может сойти с ума, этого голоса нет на самом деле, она его не слышит, пожалуйста, Господи, она не слышит!
«Ты слышишь» — заверил Узиль.
— Нет, — прошептала Алина, зажмурившись и содрогаясь от беззвучных рыданий. Кто-то ухватил ее за руки и поволок из-под стола. Алина вяло упиралась, решив, что все кончено, и уже приехала бригада из дурдома.
— Алька! Алька, ты что?
Алину поставили на ноги и довольно резко тряхнули.
— Алька! Да посмотри ты на меня!
«Это твой брат».
Приоткрыв веки, Алина действительно увидела Мишу, встрепанного и не на шутку испуганного, а увидев, разрыдалась в голос, уткнувшись носом в братову грудь, словно тот был единственным стабильным существом среди гибнущего мира ratio.
— Аля, — судя по голосу, Миша тоже был в панике. — Аля, ну что такое?
— М-мне плохо, — проговорила Алина, заикаясь, вздрагивая и хлюпая носом. — М-Миш, мне плохо…
— Где плохо? — он уже готов был бежать за лекарствами, вызывать «скорую» и названивать маме на работу одновременно. — Тошнит? Или сердце? Чего, Аль?
— Знобит, — пожаловалась Алина. — К-кружится все…
«Не волнуйся».
И стало темно. Очень темно, холодно и жутко.
Когда тьма рассеялась, оставив после себя головную боль и ломоту во всех суставах, Алина обнаружила, что лежит в кровати, до самого носа укутанная одеялом, а сидящий в ногах Миша, бледный и очень серьезный, размешивает в кружке растворимый аспирин.
— Ты в обморок упала, — сообщил он. — Это грипп, Алька, он всегда так резко начинается. Ты не беспокойся.
— Угу, — кивнула Алина, с ужасом осознавая присутствие в комнате кого-то еще, очень близко, почти вплотную. Если бы можно было свернуться клубочком и спрятаться от него под одеялом…
— Выпей. Это аспирин, хороший, немецкий.
— Не могу, — прошептала Алина, чувствуя, что при малейшем движении мир начинает вращаться и скользить куда-то вниз. — Миш, я сесть не могу, меня мутит.
«Лекарство надо выпить, — не замедлил вмешаться Узиль. — Тебе будет немного легче, правда. Пей же!»
— Давай я тебя с ложечки напою, — предложил Миша.
Алина кивнула и через силу, в семь приемов проглотила аспирин. Потом она свернулась под одеялом, подтянув ноги к подбородку, и, как бывало в детстве, попросила:
— Почитай мне, пожалуйста, что-нибудь хорошее.
И Миша стал читать ее любимого «Кузнеца из Большого Вуттона». Иногда принимался звонить телефон, и тогда он выходил в коридор и отрывисто бросал в трубку: «Нет, не приду. Не ждите меня. Проблемы, да». Мишу, прирожденного тамаду, ждали сокурсники на очередной пирушке.
Алине очень хотелось признаться, что ей плохо вовсе не из-за гриппа, а от того, что она слышит голос в голове. Зарывшись в одеяло, словно в нору, она с каким-то вязким равнодушием думала, что сошла с ума и деваться теперь некуда. Рано или поздно она будет биться в мягкие стены психбольницы, кричать и пытаться хоть где-то укрыться от тихого голоса, от присутствия Узиля.
На улице пошел дождь. Миша читал про волшебную страну, а по стеклу ползли капли, и за окном было сумеречно, грустно и уныло. По углам, за шторами густели тени, росли и шевелились. Смеркалось.
— Скоро мама придет, — сказал Миша, и тогда Алине внезапно привиделось, что они снова стали детьми и, как раньше, сидят на диване, беседуют о чем-то простом, но важном для малышей, попивая какао, и ждут родителей с работы, а темнеющая комната словно бы раздвигается, теряя границы, превращаясь в неведомый край. Только в те времена они оба были легки и беззаботны, и Алина не тонула в липком омуте безумия…
Мама вернется и не будет ее ругать. Увидев лицо Миши, когда тот отопрет дверь, она превратится из яростной фурии во встревоженную квохчущую наседку и примется поить Алину лекарствами, причитать и всплескивать руками. Мама не будет ругать… но мысль об избавлении от скандала не радовала.
— Да, скоро, — кивнула Алина. — Уже почти темно.
Желтый свет ночника выделил их из сумерек оберегающим пятном. Вот было бы здорово зажечь внутри себя такое же охранительное уютное пламя, которое никого не пропустит к ее мыслям и поможет заглушить любые ненужные слова.
— Почему? — спросила Алина одними губами. — Почему именно я?
«И невдомек ему было, что звезда в нем, что она затаилась в ожидании назначенного срока» — процитировал Узиль.
Алине показалось, что он улыбается.
* * *
Алина вернулась в школу после каникул, уже в новой четверти. Ее болезнь врач определил странными прихотями молодого организма, впрочем, написав в справке «ОРВИ».
В классе никто не проявил особенной радости по поводу возвращения «училкиной дочки», но, сидя за партой и ощущая вялую легкость и безразличие, Алина прекрасно понимала, что теперь никогда больше не будет одинока.
Узиль был ненавязчив. Он заговаривал с Алиной не так уж и часто, раза три на дню, однако она постоянно чувствовала его присутствие, словно кто-то щекотал ее перышком за ухом или дул в волосы на затылке. Однажды Алина взяла мифологический словарь и обнаружила крохотную заметку: «Узиль — старший ангел, помощник серафимов, либо архангелов, управитель ветров, отец нефалимов».
«Да, это я» — просто подтвердил он, когда Алина захлопнула книгу, и больше не высказывался по этому поводу.
Ладно, пусть будет ангел.
К волшебным существам Алина была неравнодушна, как и все девчонки ее возраста, но одно дело читать «Некрономикон» и Брема Стокера, сочиняя истории про вампира-милиционера, и совсем другое — встретить не в фантазиях, а на самом деле ангела, говорящего с тобою. Не занятно это было и не экзотично, а страшно. По-настоящему страшно.
