Для тех из нас, кто занимается этим многие годы, тройка стала делом привычным и проходила почти на автомате, но нам два раза пришлось останавливаться и начинать все сначала – из-за Ральфа, новичка, который попал в нашу группу пару циклов назад, после того, как Ричарда хватил удар. Каждый из десяти в группе прекрасно знал, что нужно только всем одновременно напрячь волю и сосредоточиться, чтобы полоска на красном термометре сравнялась по высоте с полоской на синем термометре. Но пока человек к этому не привыкнет, он всегда старается поднатужиться посильнее – и стрелку зашкаливает.
Через час скорлупки открыли и отсоединили нас. Теперь можно было полтора часа бездельничать в комнате отдыха. Вряд ли ради этого стоило одеваться, но мы все-таки оделись. Просто ради принципа. Нам и так предстояло прожить в чужих телах целых девять дней подряд, а этого более чем достаточно.
Говорят, близкое знакомство роднит. Некоторые механики становятся любовниками – иногда это даже идет на пользу делу. Мы попробовали такое с Каролиной – она умерла три года назад, – но нам так и не удалось перешагнуть пропасть разницы между тем, какими мы становимся в боевой трансформации, и тем, какие мы в обычной жизни. Мы пытались обсудить это с психологом, но психолог никогда не бывал подключен к боевой машине и не мог знать – каково это, так что мы с равным успехом могли бы рассказывать ему о своих проблемах на санскрите.
Даже не знаю, получилась бы у нас с Сарой «любовь» или нет, – но это вопрос чисто теоретический. Я никогда ей особо не нравился, и она, конечно же, никак не могла скрыть своих чувств – вернее, их отсутствия. В физическом плане мы и так ближе друг другу, чем любые обычные любовники, – потому что в боевой трансформации, при полном слиянии сознаний, мы все превращаемся в единое существо с двадцатью руками и ногами, с десятью мозгами, пятью влагалищами и пятью пенисами.
Некоторые считают это ощущение божественным – наверное, где-нибудь и в самом деле есть божества, которые именно так и выглядят. Но тот бог, которого я знаю с детства, больше всего похож на старого кавказского аксакала с длинной белой бородой, и влагалищ у него нет вовсе.
Мы, конечно, уже давно изучили приказ и задание на эти девять дней – и для группы, и свои индивидуальные. Нам предстояло действовать в той же зоне, где работала группа Сковилла, но мы должны «изводить и удерживать противника» – а в непроходимых джунглях Коста-Рики это ой как непросто. Нельзя сказать, что наше задание было слишком опасным – мы запугивали народ, наводили на местных страх и ужас, поскольку у повстанцев не было и не предвиделось ничего, хоть отдаленно напоминающего наши боевые машины.
Мы сидели вокруг обеденного стола и пили кто чай, кто – кофе. Ральф высказал свое недовольство:
– Эти ненужные убийства действуют мне на нервы. Те двое, в лесу, в последнюю смену.
– Да, мерзость, – согласилась Сара.
– Слушай, эти ублюдки сами виноваты, – буркнул Мэл, хмуро уставившись в свою чашку с кофе. – Мы бы, может, их и не заметили, если б они сами на нас не бросились.
– Это ты из-за того, что они были совсем дети? – спросил я Ральфа.
– Ну, да. А тебе что, все равно? – Ральф поскреб подбородок, поросший густой щетиной. – Маленькие девочки…
– Ага, маленькие девочки. С пулеметами, – хмыкнула Карин. Клод кивнул, полностью с ней соглашаясь. Они пришли в группу вместе, около года назад, и были любовниками.
– Я тоже об этом думал, – признался я. – Что было бы если б мы знали, что они – маленькие девочки?
Им обеим было лет по десять. Они прятались в хижине, устроенной в кроне дерева.
– До или после того, как эти малышки начали стрелять? – поинтересовался Мэл.
– Даже если после – ну что они могли нам сделать со своими пулеметами? – вмешалась Канди.
– Меня, к примеру, они покалечили весьма ощутимо – изрек Мэл. Он потерял тогда один глаз и обонятельные рецепторы. – Эти маленькие крысючки точно знали, куда целить.
– Не такая уж большая потеря, – заметила Канди. – Тебе все заменили новыми модулями.
– Не скажи. Для меня-то это все было по-настоящему.
– Да знаю я! Я тоже была там, – продолжала упорствовать Канди. Мы не чувствуем боли как таковой, когда лишаемся органов чувств. Но ощущение такое же сильное, как боль, хоть и нельзя подобрать верного слова, чтоб его описать.
– Я не думаю, что нам надо было их убивать, – если бы они вышли на открытое пространство, – сказал Клод. – Если бы мы увидели, что это всего лишь дети, притом с легким оружием. Но, черт возьми, мы все знаем и то, что они были вражескими солдатами, и могли вызвать подмогу, и направить на нас ядерный удар.
– Это в Коста-Рике-то? – недоверчиво спросила Канди.
– Такое случалось, – сказала Карин.
Да, и Сковилл, и она были правы. И все-таки за три года такое случилось лишь один раз. Никто не знает, откуда у повстанцев взялось ядерное оружие. Эта бомба стоила нам двух городов – того, в котором находились боевые машины, когда она взорвалась, и еще одного – который мы в отместку разнесли в клочья.
– Ну да, ну да… – проговорила Канди, но я услышал в этих четырех словах все, что осталось невысказанным: конечно, если бы там, где мы были, взорвалась ядерная бомба, мы потеряли бы десяток солдатиков… А так – Мэл сжег три дома на деревьях, и в них сгорели живьем две маленькие девчонки, слишком маленькие, чтобы как следует понимать, что они делают.
Когда мы подключаемся к боевым машинам, у Канди в глубине сознания всегда копошатся такие вот мысли. Она прекрасно справляется с работой механика, но я всякий раз задумываюсь – почему ей не дали какое-нибудь другое назначение? Она слишком глубоко все переживает и наверняка сломается раньше срока.
А может, ее направили в группу, чтобы Канди олицетворяла нашу общую на всех совесть? Никто из механиков нашего ранга не знал, почему того или иного из нас избрали для этой работы, и мы могли лишь смутно догадываться, по каким соображениям нас соединили в группу именно в таком составе. Среди нас были люди с самым разным уровнем агрессивности от Канди до Мэла. Впрочем, в нашей группе не было никого вроде Сковилла – из тех парней, которые испытывают мрачное удовольствие от убийства. Группе Сковилла обычно доводилось убивать гораздо чаще, чем нам, и это не случайное совпадение. Охотники и убийцы – они определенно гораздо лучше подходили для того, чтобы убивать и калечить. Так что когда Главный Компьютер на Небесах решал, кому какое задание достанется, он обычно поручал убийства группе Сковилла, а разведку на местности – моей.
Мэл и Клод вечно ворчали из-за этого. Убийства по заданию – самый верный путь к повышению по службе, если не в звании, то, по крайней мере, в оплате – даже невзирая на общую оценку качества выполнения миссий.
