Тектон Горный Гребень действительно был молод – в понимании молодости для его расы, представители которой жили безумно долго и умирали большей частью по своей воле, потому что могли позволить себе устать от жизни. Его серое бесформенное туловище заполняло всю нишу. Чешуя на груди еще не поблекла, храня радужное разноцветье, которое иногда отзывалось на случайные лучи скудного света. Изредка под этой природной кольчугой пробегала волна, и тогда Кратова накрывало «дыханием тектона» – коротким всплеском инфразвука, от которого душа всякого нормального человека неизбежно обрушилась бы в самые пятки. Кратов был человеком в высшей степени нормальным, и ему тоже делалось не по себе. Но он ожидал этого и мог справиться со своими нервами. И еще ему было весьма неловко оттого, что он не знал, где лицо собеседника и на чем можно задержать свой взгляд, чтобы сосредоточиться, собрать разбредающиеся мысли воедино. Тектон был безлик – как и весь Сфазис. Впрочем, до сей поры Кратов всегда ухитрялся найти опорную точку в облике любого партнера по контакту, наделенного самой экзотической внешностью – иначе не быть бы ему ксенологом… Тектон Горный Гребень, очевидно, принадлежал к расе монохордовых аморфантов, традиционных обитателей холодных планет, что вращаются вокруг старых звезд, выгоревших почти дотла. И в силу того, что в небе этих древних миров еще мерцало из последних сил собственное светило, аморфанты как правило сохраняли рудименты органов зрения. Поэтому тектон Горный Гребень должен был иметь глаза.
– Здравствуй, брат, – бесцветным, чуть излишне резким голосом сказал тектон и открыл глаза – вереницу бегущих тусклых огоньков на уровне кратовского роста.
Вполне земные слова, с хорошим произношением и правильной интонацией. В самом деле, почему бы тектону перед встречей с Кратовым не изучить язык людей с планеты Земля?
– Здравствуй, учитель, – отозвался Кратов и сделал шаг навстречу Горному Гребню.
– Мы, тектоны, благодарны за твой отклик на нашу просьбу, – сказал тот. – Мы, тектоны, ценим твое внимание к нам.
«Мы, тектоны…» Означало ли это, что Горный Гребень вышел на контакт не по своей прихоти, а от имени всего Совета тектонов? Или это обычная формула обращения? Однако было бы удивительно, если бы личность Кратова чем-то заинтересовала одного-единственного тектона, который таким способом решил слегка отвлечься от круговерти буден. Тектоны не отвлекаются. Они существуют на таком уровне, когда эта круговерть и есть единственно приемлемый для них образ бытия.
– Ты хочешь сесть?
– Что?.. Да, – Кратов рассеянно огляделся в поисках чего-либо подходящего для сидения.
И тотчас же каменный пол пещеры ожил, вспучился нарывом. Из вызмеившейся трещины хлестнул фонтан жирно блестящей смолы, который мгновенно растекся и застыл в форме невысокого кресла.
– Прежде чем встретиться с тобой, – продолжал Горный Гребень, – мы, тектоны, исследовали степень вашей осведомленности о нас. И нашли ее незначительной. Это наша вина. Мы, тектоны, уделяем преступно мало внимания молодым членам Галактического Братства. Но у нас не хватает времени. Время – страшная, необузданная сила, и как бы мы ни старались управлять им, в конечном итоге оно все же берет свое. Его можно обмануть, отступив назад по его оси. Но время, как и прежде, вынесет тебя вперед на своих волнах. Его можно растянуть, ускорив темп своего существования. Но время лишь переждет, пока ты вернешься в его обычное русло, а затем полетит вперед с огромной скоростью, чтобы наверстать упущенное. И поверь – наверстает сторицей.
– Мы чтим своих учителей, – выжидательно сказал Кратов, гоня прочь темные страхи, что рождались в нем при каждом вздохе тектона. – Уважаем ваш труд и доверяем вашей мудрости.
– Мудрость, – промолвил Горный Гребень. – Мудрость и одиночество идут рука об руку. Принято считать, что быть тектоном – самая почетная и ответственная обязанность под вечными звездами. А это и самое тяжкое бремя, брат. Бремя, которое не скинешь, чтобы перевести дыхание. Обратной дороги нет – есть только движение вперед. Или небытие. Становясь тектонами, мы теряем узы, связывавшие нас со своим миром. Оставляем родных – навсегда. Некоторые, как я, долго еще хранят облик, унаследованный от предков. А затем наступает момент, когда и он сковывает твой разум, словно путы. И ты сбрасываешь его, как изношенную одежду, славно тебе послужившую, с которой связаны добрые, но невозвратимо утраченные воспоминания детства. Тектоны – это выше, чем раса. Мы родились на разных планетах, под разными солнцами. Мы объединили свои слабые силы, чтобы достичь великой цели, какой является утверждение Единого Разума Галактики. Да, нам верят, нас уважают. Но мы оторваны от родины и потому одиноки. И только старшие тектоны, родина которых – вся Галактика, уже не помнят этого горького чувства одиночества. Вы, люди Земли, молоды. Вы – горячая, буйная энергия, которая не всегда направляется рассудком. Вам только предстоит пройти наш путь, от юной безоглядной силы до тяжкой мудрости тектонов.
«Длинный же это будет путь», – подумал Кратов.
Он попытался вообразить себя на месте человека, который отважится бесповоротно оставить свой дом, чтобы навечно уйти в пустоту и холод. И там, обретя неслыханное могущество ума, управлять сразу всеми галактическими процессами. Думать одновременно о мириадах звезд и миров, и не просто думать, а учитывать их в своих мысленных конструкциях. Предвосхищать их развитие. И направлять, если нужно. Но с каждым веком все реже испытывать сердечный отзыв при случайном упоминании о прежнем, родном доме…
«Я бы не смог. Ну, допустим, мой убогий умишко тектонам и так без особой нужды. Да и во всем человечестве нет еще гениев такого масштаба, чтобы они заинтересовали тектонов. Мы не доросли. Разумеется, мы дорастем, наберем свое. Лет этак через тысячу. Кто знает, быть может, тогда и среди нас появятся смельчаки, готовые обрезать пуповину, связывающую их с родом человеческим, и принять на себя все – без исключения! – заботы Галактики… Нет, Горный Гребень позвал меня не за тем, чтобы делать лестные и неприемлемые предложения.
А где-то в подсознании шебуршится-таки червячок задетого самолюбия! Хочется тебе выслушать приглашение в тектоны, а потом со вздохом притворного сожаления, но вполне мотивированно отринуть его. И остаток дней сожалеть о своем гордом отказе уже по-настоящему… Ох, и тщеславен же ты еще, – укорил он себя. – Мало тебя за это жизнь долбила. Ну, будет об этом…»
– Я не могу задерживать тебя сверх меры, брат, – сказал тектон. – Время уходит, его не вернуть. И необходимость нашей встречи еще не остра. Я должен был увидеть тебя, и я увидел. И Совет тектонов видит тебя моими глазами. Поэтому то, что говорю я, тебе говорят все тектоны Галактики. Ты свободен, как свободно каждое разумное существо. И мы, тектоны, не имеем власти указывать тебе, каким путем идти. Но ты, выслушав нас, должен верить, что мы не желаем тебе зла.
