Первые двадцать восемь лет своей жизни Эугения провела в Солнечной системе — и даже училась на Земле с двадцати одного до двадцати трех лет.
Как ни странно, Земля частенько вспоминалась ей. Эугения не любила Землю: эти толпы, шум, суету, абсолютную слабохарактерность, обнаруживаемую тамошними властями в важных вопросах, и их грубый деспотизм в каждой мелочи. Еще ей не нравилась вечная непогода, ее разрушительная сила, уродующая землю и приводящая в ярость океан. И, закончив образование, она с радостью вернулась на Ротор с молодым мужем. Ей хотелось, чтобы он полюбил милый ее сердцу вращающийся мирок так же, как и она, родившаяся в нем.
Но мужу Ротор казался тесным. «Тебе осточертеет здесь через полгода», — говорил он.
Жена наскучила ему даже раньше. Ну что ж…
Все уладится, все будет хорошо, но не для нее. Она, Эугения Инсигна, навеки затерялась между мирами. И все это ради детей. Эугения родилась на Роторе и прекрасно может обойтись без Земли. Марлена уже и вовсе не видела ничего, кроме Ротора, и сумеет прожить без Солнечной системы, зная лишь о том, что где-то возле Солнца — родина ее предков. А ее дети забудут и об этом. И Земля, и Солнечная система станут для них мифом, и только Эритро будет цветущим миром.
Эугения надеялась на это. У Марлены вдруг обнаружилась странная привязанность к Эритро: впрочем, она может исчезнуть так же быстро, как и возникла.
И все-таки жаловаться на судьбу было бы несправедливо. Нельзя было даже мечтать о том, что возле Немезиды обнаружится планета, пригодная для жизни людей. Совпадение условий на ней с земными оказалось воистину удивительным. Однако если прикинуть все вероятности и учесть, что Немезида не так уж и далека от Солнечной системы, то такое совпадение уже не покажется невероятным.
Эугения вернулась к своим ежедневным отчетам — компьютер дожидался ее внимания с присущим его племени бесконечным терпением.
Но не успела она приняться за работу, как позвонила секретарша — негромкий голос донесся из крошечного динамика, приколотого к левому плечу.
— Вас хочет видеть Ауринел Пампас. Он не записывался на прием.
Инсигна поморщилась, но тут же вспомнила, что сама посылала его за Марленой.
— Пусть войдет, — сказала она.
Она бросила беглый взгляд в зеркало и убедилась, что выглядит превосходно. Она казалась себе моложе своих сорока двух. И надеялась, что остальные разделяют ее мнение.
Глупо думать о внешности, ожидая семнадцатилетнего мальчишку, но Эугения Инсигна заметила, как глядела на него бедняжка Марлена, и прекрасно понимала, что означал этот взгляд. Инсигна догадывалась, что Ауринел, юноша, внешностью своей весьма довольный, едва ли обратит внимание на Марлену, еще не избавившуюся от подростковой угловатости. Но если Марлену ожидает разочарование, — пусть у девочки не будет повода вообразить, что мать могла в чем-то содействовать ее неудаче, — придется очаровать мальчугана.
Все равно окажусь виноватой, со вздохом подумала Инсигна, когда Ауринел, застенчиво улыбаясь, ступил в ее кабинет.
— Ну, Ауринел, — проговорила она, — отыскал Марлену?
— Да, мэм. Именно там, где вы сказали. Я передал ей, что вы хотели, чтобы она ушла оттуда.
— И какой она тебе показалась?
— Не могу вам сказать, доктор Инсигна, депрессия у нее или что-нибудь другое, только в голову ей пробралась забавная идейка. Даже не знаю, понравится ли ей, если я расскажу обо всем вам.
— Не стоило бы, конечно, узнавать об этом от чужого человека, но странные идеи посещают ее нередко, и это меня беспокоит. Так что, пожалуйста, лучше скажи.
Ауринел покачал головой.
— Ладно, только не выдавайте меня. Совершенно ненормальная мысль. Она решила, что Земля должна погибнуть.
Ауринел ожидал, что Инсигна рассмеется.
Но смеха не последовало. Напротив, она забеспокоилась:
— Что такое? Почему она так решила?
— Не знаю, доктор Инсигна. Марлена странный ребенок — вы это знаете — и идеи ее посещают… А может быть, она просто дурачила меня?..
— Вполне возможно, даже наверняка, — перебила его Инсигна. — У моей дочери странные представления о чувстве юмора. Послушай, Ауринел, я бы не хотела, чтобы ты болтал об этом. Знаешь, не люблю дурацких разговоров. Ты понимаешь?
— Конечно, мэм.
— Я серьезно — ни слова.
Ауринел кивнул.
— И спасибо, что рассказал. Это важно. Я переговорю с Марленой, выясню, что ее встревожило, но так, чтобы не выдать тебя.
— Спасибо, — поблагодарил Ауринел. — Еще минуточку, мэм.
— Да?
— Значит, Земля и в самом деле погибнет?
Поглядев на юношу, Инсигна деланно усмехнулась.
— Нет, конечно! Можешь не волноваться.
Глядя ему вслед, Инсигна думала, что ей, пожалуй, не удалось убедить мальчишку в своей искренности.
Янус Питт обладал весьма значительной внешностью, что, вероятно, помогло ему подняться к вершинам власти на Роторе. При подборе жителей будущих поселений предпочтение отдавали людям ростом не выше среднего. Тогда еще собирались экономить — на помещении и ресурсах. Потом выяснилось, что подобные предосторожности излишни, и от них отказались, однако тенденция успела сформироваться, и жители самых первых поселений были ниже, чем в тех, что заселялись позднее.
Питт был высок, по-юношески строен, голубоглаз, и только легкая седина свидетельствовала о том, что он уже немолод — как-никак уже пятьдесят шесть.
Взглянув на вошедшую Инсигну, Питт улыбнулся. В ее присутствии он всегда ощущал какую-то неловкость: она раздражала его своей вечной принципиальностью — с такими людьми всегда трудно общаться.
— Спасибо, что сразу принял меня, Янус, — проговорила она.
Питт отодвинулся от компьютера и откинулся на спинку кресла.
— К чему пустые формальности? Ведь мы давно знаем друг друга.
— И столько пережили вместе, — добавила Инсигна.
— Верно, — согласился Питт. — Как твоя дочь?
— О ней-то я и хочу поговорить с тобой. Мы заэкранированы?
Питт удивленно поднял брови.
— Экранировать? Что и от кого?
Ведь Ротор практически один во всей Вселенной. Солнечная система более чем в двух световых годах отсюда, а другие миры словно и вовсе не существуют: до них, может быть, миллионы световых лет.
Конечно, роториане могли чувствовать свое одиночество, могли ощущать неуверенность. Но опасаться чего-то извне…
— Ты знаешь, при решении каких именно вопросов необходимо экранироваться, — сказала Инсигна. — Ты сам настаивал на их секретности.
