— Ну и что ты там увидел? Все тот же старый хлам, я полагаю?
— Новинку. Модель 1972 года, — ответил Майк фостер.
— Ничем не отличающуюся от модели семьдесят первого.
Отец со злостью отбросил вилку; столик поймал ее и поглотил.
— Чуть больше мишуры, чуть больше хрома. — Он с вызовом посмотрел на сына. — Разве не так?
Майк Фостер угрюмо ковырял вилкой цыпленка.
— У новой модели незастревающий лифт. В него нужно лишь зайти — потом можешь ни о чем не беспокоиться.
— А в следующем году появится модель, которая сама будет приглашать тебя в кабину!.. Все эти новинки мгновенно стареют, стоит только их купить. Этого-то они и добиваются — чтобы ты все время покупал, все время! 1972 год еще не наступил. Неужели им так не терпится?
Майк Фостер молчал. Он слышал все это уже тысячу раз. Отец спорил громко, страстно, но неубедительно.
— Давай тогда купим старую модель, — выпалил Майк. — Мне все равно, сойдет любая. Даже подержанная.
— Не-ет, ты хочешь непременно новую — хромированную и блестящую, чтобы похвалиться перед соседями. Уйма верньеров, переключателей и кнопок… Сколько же такая стоит?
— Двадцать тысяч.
Отец с шумом выпустил воздух.
— Вот так, да?
— Можно платить в рассрочку!
— Ну да — всю свою жизнь… Какую дают гарантию?
— Три месяца.
— А потом они прекращают очищать и обеззараживать. Ломаются, как только истекает срок гарантии.
Майк покачал головой.
— Нет. Они большие и прочные.
К лицу отца прилила кровь. Он был низкорослый, хрупкий на вид. Перед его глазами вдруг пронеслась вся нелегкая жизнь — утраченные иллюзии, потери и поражения; экономия, экономия и еще раз экономия, сцепить зубы и держаться за то, что есть: семья, работа, жалкие гроши; упрямо карабкаться наверх, пройти весь путь от продавца до управляющего и наконец владельца…
— Нас специально запугивают — лишь бы не было спада производства! — закричал он на жену и сына. — Лишь бы не допустить еще одной депрессии!
— Боб, — медленно и тихо произнесла жена, — прекрати. Я больше не выдержу.
Боб Фостер моргнул и тут же обмяк, сник.
— Ты о чем? — пробормотал он. — Я просто устал. Проклятые налоги, обложили так, что не продохнуть. Если не пойдешь на поклон в какую-нибудь крупную компанию, тебе не продержаться. Хоть бы закон приняли… Пожалуй, я больше есть не хочу. — Он отодвинул тарелку и встал из-за стола. — Пойду прилягу.
Рут вспыхнула.
— Ты должен купить убежище! Я не могу больше слышать эти разговоры! Соседи, торговцы, все вокруг, куда ни пойдешь, с кем ни встретишься!.. С того самого дня, когда нам дали флаг. Еще бы — последний анти-Г в городе! Кругом враги, в небе летают эти штуки… Все покупают убежища — все, кроме нас!
— Нет, — сказал Боб Фостер. — Я не могу.
— Почему?!
— Потому, — просто ответил он, — что у нас нет денег.
— Ты вложил в свой проклятый магазин последние гроши, — немного помолчав, устало произнесла Рут. — И все равно он прогорает. Кому нужна сейчас деревянная мебель? Ты осколок прошлого… Реликт.
Она ударила кулаком по столу, тот подскочил, словно испуганный зверек, и помчался на кухню, гремя тарелками в посудомойке.
Боб Фостер устало вздохнул.
— Давай не будем ссориться. Я в гостиной — вздремну часок, потом поговорим.
Всегда “потом”, — с горечью произнесла Рут. Ее муж исчез в гостиной — маленький сутулый человек с всклокоченными седыми волосами, поникшие плечи — будто перебитые крылья.
Майк встал.
— Пойду готовить уроки, — сказал он со странным выражением на лице и последовал за отцом.
В гостиной было тихо и спокойно — визор выключен, освещение притушено. Рут хлопотала на кухне — задавала плите программу на следующий месяц. Боб Фостер, скинув тапочки и положив под голову подушку, лежал на диване. Его лицо было серым от усталости. Майк на секунду замялся.
— Можно мне кое о чем тебя попросить?
Отец хмыкнул сквозь сон и открыл глаза.
— Ну?
Майк присел рядышком.
— Расскажи, пожалуйста, снова, как ты дал совет Президенту.
— Не давал я ему никакого совета. Я просто говорил с ним.
— Все равно.
— Рассказывал ведь тысячу раз!.. Ты был тогда совсем малышом. — Нахлынули воспоминания, и голос отца стал мягче. — Совсем малышом — я держал тебя на руках.
— Как он выглядел?
— Ну, — начал отец, впадая в привычную рутину отработанного за многие годы рассказа, — выглядел он совсем как на экране визора — только, может быть, немного поменьше.
— Зачем он к нам приехал? — живо спросил Майк, хотя знал все детали. Президент был его кумиром. — Проделал такой путь в наш город?
— Президент совершал турне, — в голосе отца прозвучала горечь, — ну и заглянул по дороге.
— А что за турне?
— Объезжал страну, смотрел, как мы живем: достаточно ли у нас бомбоубежищ, вакцин, противогазов и ракет, чтобы отразить нападение. Тогда в “Дженерал Электронике” только начинали разворачивать большие салоны и специализированные магазины — яркие, дорогие. Наконец-то — домашние средства защиты для индивидуального пользования! — Губы отца искривились. — И все можно купить в рассрочку… Рекламы, афиши, подсветка, бесплатный цветок для каждой посетительницы.
— В тот день нам дали флаг Готовности, — мечтательно произнес Майк Фостер. — Он приехал к нам, чтобы вручить флаг Готовности, который подняли на флагштоке в самом центре города. И все там собрались, кричали и радовались.
— Ты помнишь?
— По-моему… Помню толпу и многоголосье. И еще жару. Это ведь был июнь?
— Да, десятое июня… Великий день. В ту пору немногие города получали флаг Готовности. Люди еще покупали машины и телевизоры; они еще не понимали, что позади осталась целая эпоха. Телевизоры и машины действительно нужны — их нельзя производить и продавать бесконечно.
— Он именно тебе дал флаг, да?
— Ну, он дал его нам, коммерсантам. Все устроила Торговая палата. Этакое соревнование между городами — кто быстрее и больше купит. Конечно, нам это преподносили под иным соусом — мол, если мы купим средства защиты на свои деньги, то бережнее будем с ними обращаться. Словно мы когда-нибудь портили телефонные провода, тротуары или дороги только потому, что ими обеспечивало государство. Взять, к примеру, армию. Армия всегда обеспечивалась из государственного бюджета. Но оборона слишком дорого обходится. И правительство здорово сэкономило на наших кошельках, уменьшило национальный долг.
— Что он сказал? — спросил Майк шепотом.
Отец нашарил трубку и раскурил ее слегка дрожащими руками.
— Он сказал: “Вот ваш флаг, ребята. Вы славно потрудились!” — Боб Фостер поперхнулся, неловко вдохнув обла ко едкого табачного дыма. — Президент был краснолицый, загорелый и без следа смущения; он вспотел и улыбался.
