Нет, дайн не дурак, видно, тут что-то другое...
Присев на корточки, я вспорола землю кинжалом, набрасывая острые углы пентаграммы. Пять-шесть пассов руками, два-три заклинания - и во мне снова закипело беспокойное раздражение.
Что за липовую работенку всучил мне фанатичный святоша? Нет здесь никакой нечисти. Нет и не было. И никого тут не убивали за последние сто лет.
Подняв с земли маленький камушек, я прошептала заклинание и кинула его в центр пруда. Бултых! Утки наперегонки рванулись за аппетитным звуком.
В висках кольнуло. Так я и знала! Три локтя в самом глубоком месте! Я искренне позавидовала буйной фантазии человека, чей не в меру болтливый язык населил пруд "злобными и прожорливыми" чудищами. Пропавших детей могли украсть разбойники, задрать упыри или бродячие собаки, наконец, они могли самовольно сбежать от родителей и пристать к проходящему купеческому каравану... да мало ли что.
Сбивала меня с толку одна-единственная деталь - сомневаюсь я, что чудище, сытно отобедав, выставит обувь на берег пруда, как пустую тарелку, не оставив иных следов трапезы. Да и убегать от родителей босиком тоже неудобно, по жнивью-то.
"А, ночь вечера мудренее", подумала я, и стала устраиваться на ночлег.
***
Стемнело. Утки, потряхивая хвостами, выбрались из воды и, чинно переваливаясь и покрякивая, гуськом потянулись в деревню.
Расстелив одеяло на охапке камыша, я подремывала, вполуха прислушиваясь к шелесту высокой травы, по которой, не отходя далеко, бродила Смолка. Ни чудищ, ни дайна во главе воинствующей толпы. Тишина и покой.
Солнце скрылось за горизонтом, как тлеющий уголь под пеплом, и тут же чья-то невидимая рука распахнула двери ночи, впуская ее холодное дыхание на притихшую землю. Ветер с шелестом пересчитал сухие метелки камыша, взъерошил Смолкину гриву, ледяными пальцами пробежался по моим плечам.
Мысль о маленьком, но жарком костерке вытеснила все остальные. Неохотно поднявшись, я побрела к пруду, где, как мне помнилось, лежало у самого берега то ли полусгнившее бревно от мостков, то ли толстый сук дерева, годный на растопку. Заскучавшая лошадь увязалась следом, жарко дыша в спину.
В темноте пруд выглядел и вовсе неприглядно. Смолка понюхала воду, но пить не решилась, только вопросительно посмотрела на меня. Я развела руками - мол, и хозяйка на сухом пайке. А не найдет в темноте бревно останется и без жареной колбасы.
...Это ощущение нахлынуло внезапно. Как человек догадывается о приближении грозы по внезапной духоте и тяжести в висках, так опытный маг безошибочно чует надвигающуюся на него волшбу. Я замерла, краем глаза уловив стертое движение на той стороне пруда, мгновенно отозвавшееся знакомым посасыванием под ложечкой.
Движение повторилось. На сей раз я разглядела его отчетливо - словно на секунду сгустился и помутнел кусочек воздуха... сначала один... потом другой... несколько одновременно... десятки, сотни, тысячи вспышек ... Подобно струям воды, стекающим с широкого зонта, они размыли мир и взломали его хрупкую оболочку.
Под моим изумленным взглядом пруд раздался вдаль и вширь, берега прыснули в разные стороны, как вспугнутые зайцы, запах гниющего ила сменило свежее дыхание леса, вода просветлилась и в ней отразились деревья и кусты.
***
Я стояла на берегу лесного озера.
Там, у пруда, догорал закат, здесь же небо только начинало светлеть, и в предрассветной тишине и безветрии полз по зеркальной глади легкий туман, дышавший теплом и влагой.
Молодые березки склонялись над водой, щекоча ее кончиками тонких веток. Идеально круглое, локтей триста в диаметре, с пологими берегами, без единой камышинки и водоросли, озеро завораживало и пугало своей первозданной красотой. На песчаном дне был виден каждый камешек, каждая коряжка. Локтях в двадцати от берега кристально чистая вода темнела - дно резко обрывалось, уходило вниз, в пучину омута.
Не веря глазам, я наклонилась и зачерпнула пригоршню воды. Теплая, как парное молоко, она шелковыми нитями проскользнула сквозь озябшие пальцы. С разных концов озера доносились негромкие, ритмичные, обрывистые звуки - то ли щелчки, то ли плеск весел, чуждые до нутряного, беспричинного страха. Поколебавшись, я расшнуровала сапоги и вошла в воду. Туман ласково обвился вокруг щиколоток, обкатанная галька щекотнула босые ступни. Звонко плеснуло-бултыхнуло слева и справа. Приглядевшись, я заметила парочку существ величиной с ладонь, торопливыми подскоками уступающих мне место точь-в-точь вспугнутые лягушки... если бывают шестиногие и хвостатые лягушки с вытянутыми рыбьими мордочками. Странные щелкающие звуки прекратились.
Лягушки... Квакушки... Я досадливо покачала головой. Дипломированная чародейка позорно бежала, услышав лягушачье кваканье! Позор на мои рыжины...
Шестиногие твари изучали меня со взаимным чувством гадливого любопытства. Обе стороны представления не имели, откуда ни с того ни с сего взялась пред их светлыми очами незнакомая форма жизни.
Одно я могла сказать точно: это не мой мир. Другое измерение, другое время, а может, и (чем леший не шутит?) другая вселенная.
Решительно поддернув подол свободного голубого платья, я зашла подальше. У самого обрыва глубины вода едва достигала моих колен. Опустив одну ногу за край, я присела, надеясь нащупать ею дно, но тщетно. Щиколотку обожгло холодом. Озеро питалось глубинными ключами, прогреваясь лишь у поверхности да на мелководье.
Смолка, пившая воду с бережка, негромко заржала. Я обернулась. Мои сапожки чинно стояли на песочке, рядом с узловатым корнем нависшей над водой березы.
...только обувка на берегу осталась...
- Зараза ... - Едва слышно шевельнула я пересохшими губами, чувствуя, как замирает и холодеет сердце. - Леший тебя раздери...
За мной что-то булькнуло, плеснуло, зашуршало чешуей, и в потемневшей воде отразилось толстое зеленое тело.
Медленно, очень медленно, делая над собой титаническое усилие, я повернула голову.
Сквара распахнула пасть, полную зазубренных крючковатых зубов, и мерзко, въедливо зашипела.
***
Длинное змеевидное тело с пятью парами шипастых плавников, опираясь на закрученный спиралью хвост, высоко подняло над водой бугорчатую, жабью голову, покрытую чешуей и длинными, непрестанно шевелящимися выростами толщиной с палец, походившими на развевающиеся волосы. В желтых немигающих глазах злобно пульсировали мутные зрачки.
В самой широкой части туловища сквару с трудом смогли бы обхватить двое взрослых мужчин, и они же с легкостью поместились бы у нее в желудке. Впрочем, я сомневаюсь, что кому-то из мужчин захочется обниматься со скварой; лично я рекомендую угостить ее разинутую пасть горстью жидкого пламени.
