– Давай, Кордрей, – сказал он, – не стесняйся. Ты теперь знаменитость и кое-что должен тем, кто ею не стал. – Девчонки захихикали. – Первый человек, увидевший трипода, – кажется, так вас решили называть журналисты. Ты попадешь в историю, даже если не получишь Нобелевскую премию по физике.
Хихиканье стало громче. В прошлом году по физике я занял второе место с конца.
– Если рассмотреть различные реакции человека при первой встрече с существами из другой части вселенной, – продолжал Дикий Билл, – мы получим интересные данные о национальных характерах.
У него была склонность, которую большинство из нас поддерживало, обсуждать интересовавшие его проблемы; некоторые из них были весьма далеки от физики. Я был бы счастлив, если бы он при этом забыл обо мне.
Он продолжал:
– Как вы знаете, было три высадки: одна в Соединенных Штатах, в Монтане, одна в Казахстане, в Советском Союзе, и еще шоу Кордрея на окраине Дартмура. Высадки произошли приблизительно одновременно – наша в середине ночи, американская – в начале предыдущего вечера, русская – во время завтрака.
Американцы первыми заметили свой треножник, засекли его еще на радаре, но окружили место высадки и просто ждали. Русские тоже быстро засекли один на своей территории и так же быстро уничтожили его ракетным ударом. Мы сыграли нашему Бетховена, послали единственный танк, и после того как он раздавил этот танк, мы его уничтожили. Разве это не доказательство английской сдержанности? А, Кордрей?
– Не знаю, сэр, – неохотно ответил я. – После того как оно разбило ферму, меня не заботило, насколько быстро его уничтожат.
– Конечно, нет. Вы, как и военные, не предполагали, что это окажется так легко. И вот это, разумеется, самое поразительное. – Он погладил свои редеющие волосы.
– Когда я был в вашем возрасте, шла война. У нас шел урок физики, как и сейчас, и он был прерван ракетой Фау-2, она разорвалась в четверти мили от школы и убила пятнадцать человек. Было тревожно, но интересно мне не было. Гораздо больше войны меня интересовало то, что я читал в фантастических журналах тех дней. Ракеты, выпускаемые из Германии в Англию, чтобы убивать людей, казались мне скучными, особенно по сравнению с другими возможными использованиями ракет – для межпланетных полетов, для открытия экзотических форм жизни, может, даже для того, чтобы привезти эту жизнь к нам.
Фантасты рассматривали множество возможностей. Мы читали о чужаках, а позже и смотрели по телевизору чужаков всех форм и размеров, всех цветов и материалов, от переросших пауков, сосущих кровь, до крошечных созданий с длинными рылами. Их появление влекло за собой и уничтожение, и откровение. Но никто не предвидел Космических Контактов Абсурдного Рода, космического фарса. А почему я говорю фарс, Кордрей?
– Не знаю, сэр.
– Но ведь ты их видел. Рассмотрим для начала сами треножники. Какой тупица мог придумать такое неуклюжее и неэффективное средство передвижения?
Хильда Гузенс, высокая костлявая рыжая девица, классный гений и любимица физика, сказала:
– Но у них должна быть очень развитая технология. Мы знаем, что они не из нашей Солнечной системы, они должны были пролететь световые годы, чтобы добраться до нас.
– Согласен, – кивнул Дикий Билл. – Но подумаем дальше. Хотя американцы не подходили к своему триподу, они экспериментировали, подгоняя к нему животных. К этому времени наступила ночь. И треножник включил обычный свет – можно назвать это прожектором, – чтобы разглядеть, что происходит у него под ногами. Похоже, у него не было даже инфракрасного видения!
А теперь представьте себе, чего стоило доставить эти машины в три разных точки нашей планеты, и подумайте, для чего их использовали. Два из трех просто сидели на месте, третий разрушил ферму и продолжал сидеть. Единственная атака единственного эскадрона военно-воздушных сил превратила его в груду металлолома. А остальные два защищались не лучше. Американский вообще самоуничтожился, никто на него не нападал. В сущности, ужасное вторжение из космоса оказалось самым большим комическим шоу столетия.
Кое-кто засмеялся. Хотя в прошлом я тоже бывало заискивал перед Диким Биллом, я не присоединился к смеющимся. Слишком ясно помнил – насекомоподобная фигура, возвышающаяся над руинами фермы, змеиные щупальца, подбирающие жалкие обломки и куски и отбрасывающие их в сторону… Мне не было забавно тогда, не было и теперь.
***
Мы с папой переселились к бабушке, после того как ушла мама. Дедушка умер незадолго до этого, и бабушка была рада, что мы заняли часть большого дома. Это было длинное низкое гранитное здание, в наше крыло можно было попасть и через соединительную дверь; она использовалась обычно со стороны бабушки. Бабушка не любила, когда мы приходили без предварительного извещения. Вообще она очень определенно выражала свои желания и нежелания. Например, я должен был звать ее Мартой, а не бабушкой. Ей шел седьмой десяток, но она была необыкновенно активна; форму поддерживала пешеходными прогулками.
После женитьбы моего отца на Ильзе, я думаю, то, что мы под боком, устраивало бабушку еще больше. Ильза швейцарка и поэтому говорит на нескольких языках, и Марта вовсю использовала ее в своих делах. У нее был антикварный магазин в Эксетере, она много разъезжала, часто выезжала на континент в поисках товара. Ильза ездила с ней и вообще помогала.
Дедушка, военный, офицер, несколько лет перед смертью болел, и одно из моих ранних воспоминаний – меня заставляют вести себя тихо и не беспокоить его. Марта никогда не была такой теплой уютной бабушкой, о которой читаешь в книгах, и нисколько не изменилась, когда мы переехали к ней. Она не из тех, с кем можно поболтать. Когда я однажды спросил ее о маме, она провела разговор резко и заверила меня, что я счастлив, оттого что с нами Ильза. Если она кого-нибудь и любила, так это мою сводную сестру Анжелу и – в несколько собственнической манере – моего отца. Была также тетя Каролина, но мы ее редко видели. Я всегда чувствовал, что с антиквариатом Марте лучше, чем с людьми.
Она и Ильза сидели в гостиной, когда однажды в субботний полдень мы с Энди вернулись с велосипедной прогулки – нам пришлось сократить ее, потому что начался дождь. Они оценивали антиквариат, а Анжела помогала им. Тогда Анжеле было семь лет, она блондинка, хорошенькая и умная. Папа из-за нее просто свихнулся. Она держала в руках фарфоровую собачку и говорила, какая она красивая, а Марта улыбалась ей: она любила людей, которые любят фарфор и вообще антикварные вещи. Я никогда не мог до конца понять, насколько моя сестра подлиза.
– Можно включить телик? – спросил я.
