– Я ей разревусь! – сотник в темноте прижал к щеке девушки лезвие ножа. – Не до слез, Долла, дело серьезное. От тебя многого не требуется: будь послушна, отвечай на мои вопросы и не смей плакать. Потому что тогда я сразу отрежу тебе ухо, понимаешь?
– Понимаю…
– Вот! Она все понимает, Люсьен, она уже не маленькая. Расскажи-ка о себе с самого начала. Кто твоя мать, кто отец, дружишь ли с летучками. Давай, давай, – Олаф все-таки пересел, уж очень тяжело задышала пленница. – Видишь, я пока не делаю тебе больно.
– Я родилась в городе… – повторила Долла, громко сглотнула и продолжила чуть увереннее. – Мать мою зовут Рема, она с тех пор рожала еще пять раз, а теперь живет где-то в глубине, туда переводят старых самок, они уже не выходят.
– Старых самцов тоже? – быстро уточнил Олаф.
– Старых… Нет, а откуда же возьмутся старые? Воины погибают. Здесь я с весны, сюда принесли молодых самок и меня тоже. Мы летели в сетках, как воины! А теперь живем тут… Вот и все. Ко мне еще никто не приходит, я еще им не нравлюсь.
– Воинам? – переспросил сотник. – А когда будешь нравиться?
– Ну, не знаю… – Долла помолчала. – Это все. Мне больше нечего рассказывать.
В темноте тихонько хихикнул Аль. Люсьен покашлял.
– Поздравляю тебя с пленницей, Олаф-сотник. Мы узнали много интересного. Стоило рисковать!
– Заткнись, пожалуйста, – попросил чивиец, почесывая затылок кончиком ножа. – Тебя послушать, так вообще не надо было сюда идти. А надо было сидеть в Хаже и ждать нового нашествия, да?
– Вы из Хажа? – удивилась Долла.
– А ну-ка! – сотник прихватил девушку за волосы, жесткие и вьющиеся. – Что ты знаешь про Хаж?
– Летучки очень злятся на Хаж, и воины тоже, – затараторила пленница. – Там была битва и погибло много стрекоз и людей. А больше всего погибло речников, которых мы заставили воевать за нас.
– Так и было, – согласился Люсьен. – Речников погибло столько, что и не сосчитать…
До сих пор на узкой, вьющейся среди скал горной дороге лежали груды костей, следы кровавого пира пауков. Всего четыре смертоносца гранил там тысячи людей, которые не могли остановиться и дать отпор, бежали, топча друг друга. Гнев, ломающий стойкость людей, лишающий их воли – самое страшное оружие восьмилапых, страшнее могучих когтей, жвал и ядовитых клыков. Стрекозы пригнали речников, потому что не могли с воздуха разрушить Дворец, горную крепость королевства Хаж. Летучки легко уничтожили бы бегущих внизу пауков, но лучники сумели отогнать их прочь, хотя и ценой огромных потерей.
– Второй такой битвы нам не выдержать, – печально сказал Аль.
– Помолчи… И что же собираются делать стрекозы дальше?
– Я не знаю, – Долла села. – Нам ведь ничего не рассказывают. Командиры эскадр, может быть, что знают, они ведь говорят с летучками, а я этого языка не понимаю. Надо махать, жужжать… И ко мне никто не приходит, я даже подружиться ни с кем здесь не смогла. А вы как сюда попали? По степи? Там ведь патрулей много!
– В траве прятались, – ответил Аль.
– Помолчи, – повторил Олаф. – Давай-ка ты получше припомнишь что-нибудь, вдруг забыла? Где твой город, что на востоке? На реке?
– Нет, но река там недалеко. Мы летели почти целый день.
– Как туда попасть? Как называется та местность, какие там рядом были города смертоносцев?
– Я не знаю… Я спала почти всю дорогу, скучно ведь в сетке. А местность, города… – Долла хихикнула. – Я не знаю, как у вас что называется. У нас никак не называлось.
– А ты вспомни, – Олаф придвинулся к пленнице. – Постарайся.
– Поспать надо бы, – осторожно положил руку на плечо сотнику Люсьен. – Знаешь, не надо сейчас…
– Не надо – что? – спросил чивиец.
– Ну, это… Резать ее.
Олаф покашлял. Он-то предпочел бы вытянуть из пленной все сейчас, пока темно. Днем придется мучать девчушку и смотреть на это… Может быть, она и не вспомнит ничего? Но опыт говорил карателю города Чивья, что каждый может что-нибудь вспомнить, если очень больно.
– Да я не собирался резать… Пару пальцев сломаем, и достаточно. Потом зарастут.
– Мне?.. – Долла перепугалась и заскребла ногами по деревянному полу, стараясь отодвинуться от сотника.
Олаф придержал ее за руку.
– Тише, тише! Жуков напугаешь. А не хочешь, чтобы пальцы ломали, сиди и вспоминай. Что говорили о Хаже? Чем сейчас занимаются стрекозы? Не можешь же ты ничего не знать! Вокруг тебя люди разговаривали, воины приходили к женщинам.
– Меня из общей камеры выгоняли, – пожаловалась Долла. – Потому я и спала у самого выхода… Со мной там никто не дружит!
– Так не бывает! Девушки должны болтать целыми днями, обо всем, – поддержал сотника Люсьен. – Вспоминай.
– Я попробую, – вздохнула пленница. – Ну, они говорили про воинов… А Грэг как-то раз хвастался, что их эскадра нашла в степи людей, но всех пришлось убить. Они не дали летучкам себя утащить в город. Говорили, что вся степь до самого севера теперь очищена от пауков… Только вот Хаж. Но ведь Хаж – это уже не степь, верно? Говорили. Что наш город будет расти, пока не займет весь холм, а тогда как раз можно будет новый город основать, к югу. Теперь от нас и на юг летают… Вспомнила! Они город сожгли, как раз когда я прилетела сюда. Там была битва и тоже погибли воины и летучки. Женщин оттуда нескольких доставили… Но это все на юге, вам, наверное, не интересно?
– Да, – признал Олаф. – Южные города находятся за болотами, с ними никогда не было связи. Там не пройти… А пролететь на шаре было бы можно.
– На чем? – удивилась Долла. – Какой шар?
Сотник вздохнул, ничего не ответил. Во время битвы со стрекозами в Хаже люди и пауки впервые применили воздушные шары, несколько штук которых принесли с собой чивийцы и джеты из-за снежных перевалов. В городе должны были много говорить об эти шарах. Но Долла удивилась искренне, Олаф умел чувствовать фальшь. Значит, не слышала даже об этом… Да не отвести ли ее обратно?
– Давайте спать, – опять попросил Люсьен. – Утром Арье придет, принесет завтрак, да и новости наверняка какие-нибудь. А уж перекусив, сообразим что делать с девчонкой.
– Уговорил, – Олаф принялся связывать пленницу. – Лежи тихо. Попробуешь позвать на помощь, или хотя бы во сне закричишь – умрешь. Понятно?
– Ага… А попить можно?
– Нельзя. Спи.
С тяжелым сердцем Олаф улегся рядом. Неужели и правда они зря пришли сюда? Город стрекоз мало изменился с тех пор, как сотник его видел, вот только отверстий в холме стало намного больше. Люди летучек, время от времени заходившие в селение, с речниками не откровенничали, явно их презирая, не оставались даже выпить браги, уносили с собой. Ночная вылазка дала совершенно бестолковую пленницу, с которой теперь непонятно что делать. Убить жалко, оставить здесь – выдать Арье. Придется вести в Хаж, кормить и защищать по дороге…
